Неточные совпадения
— Позвольте, мы, кажется, продолжаем не
понимать друг друга. Вы изволите говорить, что платить тут не за что, а я напротив того, придерживаюсь об этом
предмете совершенно противоположного мнения. Поэтому я постараюсь вновь разъяснить вам обстоятельства настоящего дела. Итак, приступим. Несколько времени тому назад, в Петербурге, в Гороховой улице, в chambres garnies, содержимых ревельской гражданкою Либкнехт…
Не лежит сердце к этому вопросу — да и полно!"Ну, там как-нибудь", или:"Будем надеяться, что дальнейшие успехи цивилизации" — вот фразы, которые обыкновенно произносят уста мои в подобных случаях, и хотя я очень хорошо
понимаю, что фразы эти ничего не разъясняют, но, может быть, именно потому-то и говорю их, что действительное разъяснение этого
предмета только завело бы меня в безвыходный лабиринт.
Хотя же они, студенты, неоднократно приносили на действия г. Губошлепова жалобы действительному статскому советнику и всех жетонов кавалеру, г. Мордухаю Проходимцеву, но получили ответ, в котором г. Проходимцев, ссылаясь на недавнее свое дело с ташкентским земством, выражал мысль, что в настоящее непостоянное время вступать в какие-либо обязательства по
предмету распространения в России просвещения — дело довольно щекотливое: пожалуй, не
поймут шутки, да и взаправду деньги вытребуют!
Он уже
понимает, что
предмет его раздражений — фью! и что сколько бы он ни разорял, ни расточал, собственное его благополучие не увеличится от того ни на волос!
Сколько в нем людей, говорящих по часу без умолку, да так отборно да так высоко, что не
поймешь предмета, о чем он говорит, и что хочет сказать.
Времени и пространства нет: и то и другое необходимо нам только для того, чтобы мы могли
понимать предметы. И потому очень ошибочно думать, что рассуждения о звездах, свет которых еще не дошел до нас, и о состоянии солнца за миллионы лет и т. п. суть рассуждения очень важные. В таких рассуждениях нет ничего не только важного, но нет ничего серьезного. Всё это только праздная игра ума.
Неточные совпадения
Уже раз взявшись за это дело, он добросовестно перечитывал всё, что относилось к его
предмету, и намеревался осенью ехать зa границу, чтоб изучить еще это дело на месте, с тем чтобы с ним уже не случалось более по этому вопросу того, что так часто случалось с ним по различным вопросам. Только начнет он, бывало,
понимать мысль собеседника и излагать свою, как вдруг ему говорят: «А Кауфман, а Джонс, а Дюбуа, а Мичели? Вы не читали их. Прочтите; они разработали этот вопрос».
— Моя цена! Мы, верно, как-нибудь ошиблись или не
понимаем друг друга, позабыли, в чем состоит
предмет. Я полагаю с своей стороны, положа руку на сердце: по восьми гривен за душу, это самая красная цена!
Горе так сильно подействовало на нее, что она не находила нужным скрывать, что может заниматься посторонними
предметами; она даже и не
поняла бы, как может прийти такая мысль.
— Так вот, Дмитрий Прокофьич, я бы очень, очень хотела узнать… как вообще… он глядит теперь на
предметы, то есть,
поймите меня, как бы это вам сказать, то есть лучше сказать: что он любит и что не любит? Всегда ли он такой раздражительный? Какие у него желания и, так сказать, мечты, если можно? Что именно теперь имеет на него особенное влияние? Одним словом, я бы желала…
Пока нет приманки, нет и искушений: правительство
понимает это и строго запрещает привоз всяких
предметов роскоши, и особенно новых.