Неточные совпадения
По
той единственной причине ему все его противоестественности с рук и
сходили, что человек он был золотой.
Но на этот счет Алексей Дмитрич оставался непреклонным. Кшецынский продолжал обедать за столом его высокородия, и — мало
того! — каждый раз, вставая из-за стола,
проходил мимо своего врага с улыбкою, столь неприметною, что понимать и оценить всю ее ядовитость мог только Федор. Но возвратимся к рассказу.
Он
то и дело
ходил по комнате, напевая известный романс «Уймитесь, волнения страсти» [10].
Однажды пришла ему фантазия за один раз всю губернию ограбить — и что ж? Изъездил, не поленился, все закоулки, у исправников все карманы наизнанку выворотил, и, однако ж, не слышно было ропота, никто не жаловался. Напротив
того, радовались, что первые времена суровости и лакедемонизма [16]
прошли и что сердце ему отпустило. Уж коли этакой человек возьмет, значит, он и защищать сумеет. Выходит, что такому лицу деньги дать — все равно что в ломбард их положить; еще выгоднее, потому что проценты больше.
Секретарь пил чай, а стряпчий
проходил мимо, и вдруг ни с
того ни с сего хлысть секретаря в самую матушку-физиономию.
Гул толпы
ходит волнами по площади, принимая
то веселые и беззаботные,
то жалобные и молящие,
то трезвые и суровые тоны.
— На своих все на ногах… охромела я нонече, а
то как бы не
сходить сто верст!.. больно уж долго шла… ох, да и котомка-то плечи щемит!
Палагея Ивановна
ходит по площади с мешком медных денег и раздает их нищим и бедным богомолкам, вроде
той старухи, о которой упомянуто выше. За ней плетется шестилетняя племянница с калачиком в руках и по временам отламывает от него воробьиную дачу.
Повел ее млад юнош по середней дороженьке, по
той торной дороженьке, где
ходят люди грешные.
— В настоящее время, пришедши в преклонность моих лет, я, милостивый государь, вижу себя лишенною пристанища. А как я, с самых малых лет, имела к божественному большое пристрастие,
то и
хожу теперь больше по святым монастырям и обителям, не столько помышляя о настоящей жизни, сколько о жизни будущей…
Разбитной, двадцати двух лет, чиновник при его сиятельстве; баловень фортуны, из породы
тех, которых губернские дамы любят за comme il faut; [светскость (франц.).]
ходит очень прямо и надменно, но, в сущности, добрый малый, хотя и пустой.
Забиякин. Но, сознайтесь сами, ведь я дворянин-с; если я, как человек, могу простить,
то, как дворянин, не имею на это ни малейшего права! Потому что я в этом случае, так сказать, не принадлежу себе. И вдруг какой-нибудь высланный из жительства, за мошенничество, иудей
проходит мимо тебя и смеет усмехаться!
Был у меня знакомый… ну, самый,
то есть, милый человек… и образованный и с благородными чувствами… так он даже целый год
ходил, чтоб только место станового получить, и все, знаете, один ответ (подражая голосу и манере князя Чебылкина...
Князь Чебылкин (задумчиво). Н-да! ну, поезжай, поезжай! или вот что: ты уж
сходи к ней, скажи, что ей моцион необходим… а
то меня-то она, пожалуй, не послушается… Скажи ей, что я сам с ней пойду пройтись…
Проходя службу два года и три месяца в Белобородовском гусарском полку в чине корнета уволен из оного по домашним обстоятельствам и смерти единственной родительницы в чине подпоручика и скитаясь после
того как птица небесная где день где ночь возымел желание отдохнуть в трудах служебных…
— "А эквилибристика, говорит, вот какая наука, чтоб перед начальником всегда в струне
ходить, чтобы ноги у тебя были не усталые, чтоб когда начальство тебе говорит: «Кривляйся, Сашка!» — ну, и кривляйся! а «сиди, Сашка, смирно» — ну, смирно и сиди, ни единым суставом не шевели, а
то неравно у начальства головка заболит.
Рыбушкин. Цыц, Машка! я тебе говорю цыц! Я тебя знаю, я тебя вот как знаю… вся ты в мать, в Палашку, чтоб ей пусто было! заела она меня, ведьма!.. Ты небось думаешь, что ты моя дочь! нет, ты не моя дочь; я коллежский регистратор, а ты титулярного советника дочь… Вот мне его и жалко; я ему это и говорю… что не бери ты ее, Сашка, потому она как есть всем естеством страмная, вся в Палагею… в
ту… А ты, Машка, горло-то не дери, а не
то вот с места не
сойти — убью; как муху, как моль убью…
Вместо
того чтобы встать пораньше да на базар
сходить, а она до сих пор в постели валяется! я, говорит, не кухарка тебе далась, вот и разговаривай с ней.
А мимо меня, знаешь,
проходят барки других торговцев, и хошь бы один
те глазом мигнул.
И хошь бы со всеми они так-ту — все бы не больно надсадно было, а
то ведь под носом у тебя деньги отдают, под носом сторонние люди через переднюю
проходят…
А
то, вишь, ручки у тебя больно белы, в перчатках
ходишь, да нос-от высоко задираешь — ну, и
ходи в перчатках.
Да вы поймите, поймите же наконец, что нечего рассуждать о
том, что было бы, если б мы вверх ногами, а не головой
ходили! А потому все эти нелепые толки о самобытном развитии в высшей степени волнуют меня.
Я не
схожу в свою совесть, я не советуюсь с моими личными убеждениями; я смотрю на
то только, соблюдены ли все формальности, и в этом отношении строг до педантизма. Если есть у меня в руках два свидетельские показания, надлежащим порядком оформленные, я доволен и пишу: есть, — если нет их — я тоже доволен и пишу: нет. Какое мне дело до
того, совершено ли преступление в действительности или нет! Я хочу знать, доказано ли оно или не доказано, — и больше ничего.
Одни из них занимаются
тем, что
ходят в халате по комнате и от нечего делать посвистывают; другие проникаются желчью и делаются губернскими Мефистофелями; третьи барышничают лошадьми или передергивают в карты; четвертые выпивают огромное количество водки; пятые переваривают на досуге свое прошедшее и с горя протестуют против настоящего…
Мне кажется, что самое это довольство есть доказательство, что жизнь их все-таки не
прошла даром и что, напротив
того, беснование и вечная мнительность, вроде моих, — признак натуры самой мелкой, самой ничтожной… вы видите, я не щажу себя!
Прошло уж лет пятнадцать с
тех пор, как мы не видались, и я совершенно нечаянно, находясь по службе в Песчанолесье, узнал, что Лузгин живет верстах в двадцати от города в своей собственной усадьбе.
— Да, брат, я счастлив, — прервал он, вставая с дивана и начиная
ходить по комнате, — ты прав! я счастлив, я любим, жена у меня добрая, хорошенькая… одним словом, не всякому дает судьба
то, что она дала мне, а за всем
тем, все-таки… я свинья, брат, я гнусен с верхнего волоска головы до ногтей ног… я это знаю! чего мне еще надобно! насущный хлеб у меня есть, водка есть, спать могу вволю… опустился я, брат, куда как опустился!
— Больше, нежели вы предполагаете… Однако ж в сторону это. Второе мое занятие — это лень. Вы не можете себе вообразить, вы, человек деятельный, вы, наш Немврод, сколько страшной, разнообразной деятельности представляет лень. Вам кажется вот, что я, в халате,
хожу бесполезно по комнате, иногда насвистываю итальянскую арию, иногда поплевываю, и что все это, взятое в совокупности, составляет
то состояние души, которое вы, профаны, называете праздностью.
— Сумасшедшие, хотите вы сказать?.. договаривайте, не краснейте! Но кто же вам сказал, что я не хотел бы не
то чтоб с ума
сойти — это неприятно, — а быть сумасшедшим? По моему искреннему убеждению, смерть и сумасшествие две самые завидные вещи на свете, и когда-нибудь я попотчую себя этим лакомством. Смерть я не могу себе представить иначе, как в виде состояния сладкой мечтательности, состояния грез и несокрушимого довольства самим собой, продолжающегося целую вечность… Я понимаю иногда Вертера.
— Да; а между
тем вещь очень простая. Вот теперь у нас конец февраля и начинается оттепель. Я
хожу по комнате, посматриваю в окошко, и вдруг мысль озаряет мою голову. Что такое оттепель? спрашиваю я себя. Задача не хитрая, а занимает меня целые сутки.
Вся служба этого чиновника или, по крайней мере, полезнейшая часть ее состоит, кажется, в
том, что когда мимо его
проходит кто-нибудь из ваших губернских аристократов, во всем величии, свойственном индейскому петуху, он вполголоса произносит ему вслед только два слова:"Хоть куда!" — но этими двумя словами он приносит обществу неоцененную услугу.
— Несколько раз предлагал, да нейдет!
То у него, как нарочно, Амальхен напоследях
ходит,
то из деток кто-нибудь… ну, и оставишь из жалости… Нет, это верно уж предопределенье такое!
— Нет-с, Григорий Сергеич, не говорите этого! Этот Полосухин, я вам доложу, сначала в гвардейской кавалерии служил, но за буйную манеру переведен
тем же чином в армейскую кавалерию; там тоже не заслужил-с; ну и приютился у нас… Так это был человек истинно ужаснейший-с!"Мне, говорит, все равно! Я, говорит, и по дорогам разбивать готов!"Конечно-с, этому многие десятки лет прошли-с…
А не
то бывало и так, что под окошком избы целый вечер сидишь, и все только ждешь, не
пройдет ли Параня по улице.
— А разве ты за
тем в работы
ходил, чтоб меня забыть?
— А Христос ее знает! Бает, с Воргушина, от немки от управительши по миру
ходит! Летось она и ко мне эк-ту наслалась:"Пусти, говорит, родименькой, переночевать". Ну, и порассказала же она мне про ихние распорядки! Хошь она и в
ту пору на язык-от не шустра была, а наслушался я.
Кои селенья богаты были, в
тех теперь словно разоренье
прошло: всё в кабак снесли.
Сказывают, что даже из Москвы в
те места благочестивые старцы спасаться
ходят, что много там есть могил честных и начальство про
то не знает и не ведает.
Шли мы сначала полем — этак с версту, — а потом пошел лес, да такой частый, заплутанный, что даже
пройти трудно, не
то что проехать.
Однако ж без проводника именно не сыщешь, по
той причине, что уж оченно лес густ, а тропок и совсем нет: зимой тут весь ход на лыжах, а летом и
ходить некому; крестьяне в работе, а старцы в разброде; остаются дома только самые старые и смиренные.
Пермяки и зыряне целую зиму по лесам
ходят; стрельба у них не с руки, а будто к дереву прислонясь; ружья длинные, по-ихнему туркой прозываются; заряд в него кладется маленький, и пулька тоже самая мелконькая: вот он и норовит белке или горностайке в самый,
то есть, конец мордочки попасть.
— Мне чего Омелько! — продолжает ямщик, — мне Омелько плюнуть да растереть — вот что! а только это точно, что как встретимся мы с ним, не
пройдет без
того, чтоб не обломать ему бока: право слово, обломаю.
Я
ходил по комнате и, признаюсь откровенно, неоднократно-таки посылал куда следует Половникова и всех этих депутатов, которые как будто для
того только созданы, чтобы на каждом шагу создавать для следователя препятствия.
Насчет
того дела, про которое вы секретно пишете, и у нас
прошли было слухи, и мы очень этому возрадовались, а сестры-старухи даже прослезились все, что древнее благочестие не токмо не изведется, но паче солнца воссиять должно.
—
Ходил в это время мимо нашего дому молодой барин. Жили мы в
ту пору на Никольской, в проулке, ну, и
ходил он мимо нас в свое присутствие кажной день… Да это нужно ли, ваше благородие?
Меня хошь за вину в скиты
сослали, а
то вот у Мавры Кузьмовны в обители купеческая дочь Арина Яковлевна жила, так
та просто молодой мачихе не по нраву пришлась, ну и свезли в скиты.
— Следственно, знаешь ты и
то, что он под надзором находится, и хоша ему все с рук
сходит, однако он ежечасно пребывает в надежде, что возьмут его в тюрьму.