Неточные совпадения
Но не забудьте, что имя простеца — легион и что никакой закон, как бы он ни
был бесповоротен в своей последовательности, не в силах окончательно стереть этого легиона с лица
земли.
Однако, ведь с другой стороны, он, может
быть, ни к чему другому и не способен применить свой труд, кроме обделки
земли!
Я даже думаю, что самая система вознаграждения рабочих, в форме участия в чистой прибыли,
есть штука очень хитрая, потому что она заставляет рабочего тщательнее относиться к своей работе и тем косвенно содействует возвышению ценности
земли.
— То-то. В деревне ведь тоже пить-есть надо.
Земля есть, да ее не укусишь. А в Петербурге все-таки что-нибудь добудешь. А ты не обидься, что я тебя спрошу: кончать, что ли, с вотчиной-то хочешь?
— Так, балую. У меня теперь почесть четверть уезда земли-то в руках. Скупаю по малости, ежели кто от нужды продает. Да и услужить хочется — как хорошему человеку не услужить! Все мы боговы слуги, все друг дружке тяготы нести должны. И с твоей
землей у меня купленная
земля по смежности
есть. Твои-то клочки к прочим ежели присовокупить — ан дача выйдет. А у тебя разве дача?
— И
земля не бессудная, и резону не платить нет, а только ведь и деньга защитника любит. Нет у нее радетеля — она промеж пальцев прошла!
есть радетель — она и сама собой в кармане запутается. Ну, положим, рассрочил ты крестьянам уплату на десять лет… примерно, хоть по полторы тысячи в год…
— Кто об твоих правах говорит! Любуйся! смотри! А главная причина: никому твоя
земля не нужна, следственно, смотри на нее или не смотри — краше она от того не
будет. А другая причина: деньги у меня в столе лежат, готовы. И в Чемезово ехать не нужно. Взял, получил — и кати без хлопот обратно в Питер!
В этом роде мы еще с четверть часа поговорили, и все настоящего разговора у нас не
было. Ничего не поймешь. Хороша ли цена Дерунова? — "знамо хороша, коли сам дает". Выстоят ли крестьяне, если им
землю продать? — "знамо, выстоят, а може, и не придется выстоять, коли-ежели…"
— И кончать тоже с умом надо. Сами в глаза своего дела не видели, а кругом пальца обернуть его хотите. Ни с мужиками разговору не имели, ни какова такова
земля у вас
есть — не знаете. Сколько лет терпели, а теперь в две минуты конец хотите сделать!
А земля-то все-таки
будет моя!
— Представьте себе, chere [дорогая (франц.)] Марья Потапьевна, что одна из воюющих сторон вошла в неприятельскую
землю, — однозвучно цедил он сквозь зубы, отчего его речь
была похожа на гуденье, — что мы видим теперь в подобных случаях?
Стрелов имел теперь собственность, которая заключалась в «Мыске», с прибавком четырех десятин луга по Вопле. За все это он внес наличными деньгами пятьсот рублей, а купчую, чтобы не ехать в губернский город, написали в триста рублей и совершили в местном уездном суде. При этом генерал
был твердо убежден, что продал только «Мысок», без всякой прибавки луговой
земли.
Прежде всего я должен знать наверное, нет ли еще каких-нибудь ресурсов… например, лес,
земля… и если нет, то… ma foi! [ей-богу (франц.)] надо
будет поступить решительно!"
— Ну, а
земли? ведь
есть же лишние?
А так как помещик здесь исстари
был властелином лесов, полей, лугов и всего, что на
земле, и всего, что под
землею, то и выходит, что как будто вся местность разом ликвидирует…
— Нехороши наши места стали, неприглядны, — говорит мой спутник, старинный житель этой местности, знающий ее как свои пять пальцев, — покуда леса
были целы — жить
было можно, а теперь словно последние времена пришли. Скоро ни гриба, ни ягоды, ни птицы — ничего не
будет. Пошли сиверки, холода, бездождица:
земля трескается, а пару не дает. Шутка сказать: май в половине, а из полушубков не выходим!
— Да сначала, как уставную-то грамоту писал, перестарался уж очень.
Землю, коя получше, за собой оставил, ан дача-то и вышла у него клочьями. Тоже плут ведь он! думал:"Коли я около самой ихней околицы
землю отрежу, так им и курицы некуда
будет выпустить!" — ан вышло, что курицы-то и завсе у него в овсе!
— Какой он молодой — сорок лет с лишком
будет! Приехал он сюда, жил смирно, к помещикам не ездил, хозяйством не занимался,
землю своим же бывшим крестьянам почесть за ничто сдавал — а выжили!
— А такие права, что мы сапожники старинные, извечные. И отцы, и деды наши исстари
землю покинули, и никакого у них, кроме сапога, занятия не
было. Стало
быть, с голоду нам теперича, по-твоему, помирать?
Быть может, в другом месте мы не сделали бы этого, но здесь, в виду этого поганого городишки, в среде этих людей, считающих лакомством вяленую воблу, мы, забыв всякий стыд, чувствовали себя далеко не шуточными деятелями русской
земли.
Я — Гамбетта, то
есть человек отпетый и не признающий ничего святого (не понимаю, как только
земля меня носит!).
Теперь, говорит, у помещиков выкупные свидетельства пока водятся, так
земли еще в цене, а скоро
будет, что все выкупные свидетельства проедят — тогда
земли нипочем покупать
будет можно!"
С еловым молодятником я совсем
земли не покупаю, потому что туго очень эта
ель растет, а вот березка да осинничек — самый это выгодный лес!
— Это совсем другое дело; тут уж я по закону. Да ведь и по-христиански, мой друг, тоже судить надо. Им ведь земля-то нужна, ах, как нужна! Ну, стало
быть, я по-христиански…
— В том-то и дело, друг мой, что крестьянам эта
земля нужна — в этом-то и выгода твоя! А владели ли они или не владели — это всегда обделать
было можно: Савва Силыч с удовольствием бы для родного похлопотал. Не отдай ты эти «Кусточки» — ведь цены бы теперь твоему имению не
было!
—
Земля не то чтобы… Покосишко
есть… не слишком тоже… леску тоже молоденького десятинки с две найдется…
земля не очень… Только больно уж близко к Ульянцеву подошла!
— Ему это не рука, барину-то, потому он на теплые воды спешит. А для нас, ежели купить ее, — хорошо
будет. К тому я и веду, что продавать не надобно — и так по четыре рубля в год за десятину на круг дадут. Земля-то клином в ихнюю угоду врезалась, им выйти-то и некуда. Беспременно по четыре рубля дадут, ежели не побольше.
— Поэтому-то я и думаю, что с крестьянами все-таки прямее дело вести. Если и
будет оттяжка в деньгах, все-таки я не более того потеряю, сколько потерял бы, уступив
землю за четыре и даже за пять тысяч. А хозяева у
земли между тем
будут настоящие, те, которым она нужна, которые не перепродадут ее на спекуляцию, потому что, как вы сами сейчас же высказались, им и уйти от
земли некуда.
— Совсем нынче Марья Петровна бога забыла, — сказал мне Лукьяныч, — прежде хоть
землей торговала, все не так
было зазорно, а нынче уж кабаками торговать начала. Восемь кабаков на округе под чужими именами держит; а сколько она через это крестьянам обиды делает — кажется, никакими слезами ей того не замолить!
"Жив, говорит, не
буду, коли весь товар не скуплю: пущай за тридевять
земель полушубки покупают!"Так его сегодня полициймейстер к Набрюшникову таскал.
— В других
землях нет, а у нас — порядок! Я в полгода всю Европу объехал — нигде задержек не
было; а у нас — нельзя! Ни въехать, ни выехать у нас без спросу нельзя, все мы под сумлением состоим: может
быть, злоумышленник!
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел
было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на
землях и у того и у другого.
Такая рожь богатая // В тот год у нас родилася, // Мы
землю не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько
было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И
пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани — на базар!) // Вдруг стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек как смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой грех — недоглядел!..»
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит,
поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру покинули // Бурливое село…
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в
землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что
будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
И то уж благо: с Домною // Делился им; младенцами // Давно в
земле истлели бы // Ее родные деточки, // Не
будь рука вахлацкая // Щедра, чем Бог послал.