Неточные совпадения
Я шел по горе; под портиками, между фестонами виноградной зелени, мелькал тот же образ; холодным и строгим взглядом следил он, как толпы смуглых жителей юга добывали, обливаясь потом, драгоценный сок своей почвы, как катили бочки к берегу и усылали вдаль, получая за это от повелителей право
есть хлеб своей
земли.
Про старичка, какого-нибудь Кузьму Петровича, скажут, что у него
было душ двадцать, что холера избавила его от большей части из них, что
землю он отдает внаем за двести рублей, которые посылает сыну, а сам «живет в людях».
«Да неужели
есть берег? — думаешь тут, — ужели я
был когда-нибудь на
земле, ходил твердой ногой, спал в постели, мылся пресной водой,
ел четыре-пять блюд, и все в разных тарелках, читал, писал на столе, который не пляшет?
Broom значит метла; дерево названо так потому, что у него нет листьев, а
есть только тонкие и чрезвычайно длинные зеленые прутья, которые висят, как кудри, почти до
земли.
Они посредством его, как другие посредством военных или административных мер, достигли чего хотели, то
есть заняли
земли, взяли в невольничество, сколько им нужно
было, черных, привили земледелие, добились умеренного сбыта продуктов и зажили, как живут в Голландии, тою жизнью, которою жили столетия тому назад, не задерживая и не подвигая успеха вперед.
Наконец и те, и другие утомились: европейцы — потерей людей, времени и денег, кафры теряли свои места, их оттесняли от их деревень, которые
были выжигаемы, и потому обе стороны, в сентябре 1835 г., вступили в переговоры и заключили мир, вследствие которого кафры должны
были возвратить весь угнанный ими скот и уступить белым значительный участок
земли.
Мы пошли вверх на холм. Крюднер срубил капустное дерево, и мы съели впятером всю сердцевину из него. Дальше
было круто идти. Я не пошел: нога не совсем
была здорова, и я сел на обрубке, среди бананов и таро, растущего в
земле, как морковь или репа. Прочитав, что сандвичане делают из него poп-poп, я спросил каначку, что это такое. Она тотчас повела меня в свою столовую и показала горшок с какою-то белою кашею, вроде тертого картофеля.
Наконец они решились, и мы толпой окружили их: это первые наши гости в Японии. Они с боязнью озирались вокруг и, положив руки на колени, приседали и кланялись чуть не до
земли. Двое
были одеты бедно: на них
была синяя верхняя кофта, с широкими рукавами, и халат, туго обтянутый вокруг поясницы и ног. Халат держался широким поясом. А еще? еще ничего; ни панталон, ничего…
Они находят выгоднее строить европейцам дворцы, копать
землю, не все для одного посева, как у себя в Китае, а работать на судах,
быть приказчиками и, наконец, торговать самим.
Я налил ему и Эйноске по бокалу шампанского: они стали
было отнекиваться и от этого, но Кавадзи махнул головой, и они, поклонившись ему до
земли,
выпили с жадностью, потом обратили признательный взгляд ко мне и подняли бокалы ко лбу в знак благодарности.
И. В. Фуругельм, которому не нравилось это провожанье, махнул им рукой, чтоб шли прочь: они в ту же минуту согнулись почти до
земли и оставались в этом положении, пока он перестал обращать на них внимание, а потом опять шли за нами, прячась в кусты, а где кустов не
было, следовали по дороге, и все издали.
Пропев, он обратился
было к своим мирным занятиям, начал искать около себя на полу, чего бы поклевать, и поскреб раза два
землю ногой.
Однако нужно
было хоть раз съездить на берег, ступить ногой на корейскую
землю.
Кто знает что-нибудь о Корее? Только одни китайцы занимаются отчасти ею, то
есть берут с нее годичную дань, да еще японцы ведут небольшую торговлю с нею; а между тем посмотрите, что отец Иакинф рассказывает во 2-й части статистического описания Манчжурии, Монголии и проч. об этой
земле, занимающей 8° по меридиану.
И горизонт уж не казался нам дальним и безбрежным, как, бывало, на различных океанах, хотя дугообразная поверхность
земли и здесь закрывала даль и, кроме воды и неба, ничего не
было видно.
На носу
была набросана
земля и постоянно горел огонь.
Сосны великолепные, по ним и около их по
земле стелется мох, который
едят олени и курят якуты в прибавок к махорке. «Хорошо, славно! — сказал мне один якут, подавая свою трубку, — покури». Я бы охотно уклонился от этой любезности, но неучтиво. Я покурил: странный, но не неприятный вкус, наркотического ничего нет.
Теперь он жертвует всю свою
землю церкви и переселяется опять в другое место, где, может
быть, сделает то же самое.
Пурга стоит всяких морских бурь: это снежный ураган, который застилает мраком небо и
землю и крутит тучи снегу: нельзя сделать шагу ни вперед, ни назад; оставайтесь там, где застала буря; если поупрямитесь, тронетесь — не найдете дороги впереди, не узнаете вашего и вчерашнего пути: где
были бугры, там образовались ямы и овраги; лучше стойте и не двигайтесь.
«Но да пощадит оно, — восклицает автор (то
есть просвещение) (стр. 96), — якутов и подобных им, к которым природа их
земли была мачехою!» Другими словами: просвещенные люди! не ходите к якутам: вы их развратите!
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь, шел
было к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на
землях и у того и у другого.
Такая рожь богатая // В тот год у нас родилася, // Мы
землю не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько
было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И
пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани — на базар!) // Вдруг стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек как смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой грех — недоглядел!..»
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит,
поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И к вечеру покинули // Бурливое село…
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в
землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что
будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
И то уж благо: с Домною // Делился им; младенцами // Давно в
земле истлели бы // Ее родные деточки, // Не
будь рука вахлацкая // Щедра, чем Бог послал.