Начнем с Викторыча. От него я не имею писем, но знаю от сестер Бестужевых, что он и не думает возвращаться, а хочет действовать на каком-то прииске в Верхнеудинском округе. Что-то не верится. Кажется, это у него маленькое сумасшествие. Бестужевы видели его в Иркутске — они приехали в Москву в конце октября, простились совсем с Селенгинском, где без Николая уже
не приходилось им оставаться. Брат их Михайло покамест там, но, может быть, со временем тоже с семьей своей переселится в Россию.
Неточные совпадения
Невольным образом в этом рассказе замешивается и собственная моя личность; прошу
не обращать на нее внимания.
Придется, может быть, и об Лицее сказать словечко; вы это простите, как воспоминания, до сих пор живые! Одним словом, все сдаю вам, как вылилось на бумагу. [Сообщения И. И. Пущина о том, как он осуществлял свое обещание Е. И. Якушкину, — в письмах к Н. Д. Пущиной и Е. И. Якушкину за 1858 г. № 225, 226, 228, 242 и др.]
Этот почтенный человек
не предвидел тогда, что ему
придется быть директором Лицея в продолжение трех первых выпусков.
Размышляя тогда и теперь очень часто о ранней смерти друга,
не раз я задавал себе вопрос: «Что было бы с Пушкиным, если бы я привлек его в наш союз и если бы
пришлось ему испытать жизнь, совершенно иную от той, которая пала на его долю».
Во всяком случае, ты из них узнаешь больше или меньше, что со мной делается, и увидишь, что моя новая жизнь как-то
не клеится, нездоровье мое сильно мне наскучает, я никак
не думал, чтобы
пришлось так долго хворать: прежде все эти припадки были слабее и проходили гораздо скорей.
Не знаю, к чему
пришлось все это вам говорить.
Жаль тех, которые
не понимают чувства; но больно за тех, которым
пришлось испытать эти разочарования.
Именно в тот день, когда воспоминание соединяет меня с покойным вашим дядей и с будущим вашим мужем,
пришлось мне отвечать на добрые ваши строки; 19 октября без сомнения и вам известно, хотя, по преданию, оно давно меня связало с близкими вам людьми и эта связь
не страдает ни от каких разлук.
Очень жаль, любезный друг Кюхельбекер, что мое письмо [Это письмо Пущина
не найдено.] тебя рассердило: я писал к тебе с другою целью; но видно, что тут, как и во многих других обстоятельствах бывает,
приходится каждому остаться при своем мнении.
Хотя такого рода почерк есть принадлежность великих людей, все-таки лучше
не иметь этой принадлежности, хоть и
приходится быть великим человеком.
Довольно, что
приходится читать пропасть вещей, которых
не понимаешь.
Маремьянствую несознательно, а иначе сделать
не умею. С другой стороны, тут же подбавилось: узнал, что Молчанов отдан под военный суд при Московском ордонансгаузе. [Комендантском управлении.] Перед глазами беспрерывно бедная Неленька! оттасоваться невозможно. Жду
не дождусь оттуда известия, как она ладит с этим новым, неожиданным положением. Непостижимо, за что ей досталась такая доля? За что нам
пришлось, в семье нашей, толковать о таких грязных делах?
Пожмите руку Неленьке — очень рад буду получить от нее весточку, хотя вряд ли ей
придется сказать мне что-нибудь утешительное… Помогай ей бог. Маремьяна-старица тут ничего
не может для нее сделать…
Приходится больше рассказывать и наблюдать: ни из того, ни из другого ничего
не выходит путного.
Опять помеха, пришел Евгений. Просто тоска, когда нужно действовать, то есть писать.
Не люблю торопиться, а
приходится так.
Снова сидел Иван Дмитриевич. Спрашивал, открылась ли ты мне в твоем намерении выйти замуж и
не знаю ли я, кто этот избранный. Я рад был, что это было в сумерки, потому что
не умею лгать. Сказал, что
пришлось в голову, и отделался кой-как от дальнейших расспросов. Уверил только, что, верно, если бог велит, то твое соединение будет во благо.
Теперь я сижу, залечиваю ногу. Без этого нельзя думать о дороге. Без сомнения, прежде зимы нельзя будет ехать. Я
не разделяю твоих страхов, но хочу без раны пуститься, иначе
придется с рожей на ноге и с лихорадкой сидеть где-нибудь на станции.
Досадно, что
не могу тебя послушать, как Таня [Фонвизина] магически приказывает Юноше… Письмо твое меня застало; ноге несколько лучше, но все хромаю, когда
приходится испытать процесс хождения… кажется, в первой половине ноября можно будет двинуться.
…Сейчас писал к шаферу нашему в ответ на его лаконическое письмо. Задал ему и сожителю мильон лицейских вопросов. Эти дни я все и думаю и пишу о Пушкине.
Пришлось, наконец, кончить эту статью с фотографом. Я просил адмирала с тобой прислать мне просимые сведения.
Не давай ему лениться — он таки ленив немножко, нечего сказать…
…Я теперь все с карандашом — пишу воспоминания о Пушкине. Тут примешалось многое другое и, кажется, вздору много. Тебе
придется все это критиковать и оживить. Мне как кажется вяло и глупо.
Не умею быть автором. J'ai l'air d'une femme en couche. [Я похож на женщину, собирающуюся родить (франц.).] Все как бы скорей услышать крик ребенка, покрестить его, а с этой системой вряд ли творятся произведения для потомства!..
Неточные совпадения
Случается, к недужному // Придешь:
не умирающий, // Страшна семья крестьянская // В тот час, как ей
приходится // Кормильца потерять!
Тем
не менее, говоря сравнительно, жить было все-таки легко, и эта легкость в особенности
приходилась по нутру так называемым смердам.
Но злаков на полях все
не прибавлялось, ибо глуповцы от бездействия весело-буйственного перешли к бездействию мрачному. Напрасно они воздевали руки, напрасно облагали себя поклонами, давали обеты, постились, устраивали процессии — бог
не внимал мольбам. Кто-то заикнулся было сказать, что"как-никак, а
придется в поле с сохою выйти", но дерзкого едва
не побили каменьями, и в ответ на его предложение утроили усердие.
Но к полудню слухи сделались еще тревожнее. События следовали за событиями с быстротою неимоверною. В пригородной солдатской слободе объявилась еще претендентша, Дунька Толстопятая, а в стрелецкой слободе такую же претензию заявила Матренка Ноздря. Обе основывали свои права на том, что и они
не раз бывали у градоначальников «для лакомства». Таким образом,
приходилось отражать уже
не одну, а разом трех претендентш.
Но глуповцам
приходилось не до бунтовства; собрались они, начали тихим манером сговариваться, как бы им «о себе промыслить», но никаких новых выдумок измыслить
не могли, кроме того, что опять выбрали ходока.