Неточные совпадения
Кирила Петрович, узнав
о том, предлагал ему свое покровительство, но Дубровский благодарил его
и остался беден
и независим.
Все завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым
и бедным его соседом,
и удивлялись смелости сего последнего, когда он за столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение, не заботясь
о том, противуречило ли оно мнениям хозяина. Некоторые пытались было ему подражать
и выйти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям,
и Дубровский один остался вне общего закона. Нечаянный случай все расстроил
и переменил.
Он расхаживал по псарне, окруженный своими гостями
и сопровождаемый Тимошкой
и главными псарями; останавливался пред некоторыми конурами, то расспрашивая
о здоровии больных, то делая замечания более или менее строгие
и справедливые, то подзывая к себе знакомых собак
и ласково с ними разговаривая.
Возвратясь с гостями со псарного двора, Кирила Петрович сел ужинать
и тогда только, не видя Дубровского, хватился
о нем.
Дубровский видел, что теперь пользовались они происшедшим разрывом,
и решился, вопреки всем понятиям
о праве войны, проучить своих пленников прутьями, коими запаслись они в его же роще, а лошадей отдать в работу, приписав к барскому скоту.
Слух
о сем происшествии в тот же день дошел до Кирила Петровича. Он вышел из себя
и в первую минуту гнева хотел было со всеми своими дворовыми учинить нападение на Кистеневку (так называлась деревня его соседа), разорить ее дотла
и осадить самого помещика в его усадьбе. Таковые подвиги были ему не в диковину. Но мысли его вскоре приняли другое направление.
Уверенный в своей правоте, Андрей Гаврилович мало
о нем беспокоился, не имел ни охоты, ни возможности сыпать около себя деньги,
и хоть он, бывало, всегда первый трунил над продажной совестью чернильного племени, но мысль соделаться жертвой ябеды не приходила ему в голову.
С своей стороны Троекуров столь же мало заботился
о выигрыше им затеянного дела, Шабашкин за него хлопотал, действуя от его имени, стращая
и подкупая судей
и толкуя вкрив
и впрям всевозможные указы.
18… года октября 27 дня ** уездный суд рассматривал дело
о неправильном владении гвардии поручиком Андреем Гавриловым сыном Дубровским имением, принадлежащим генерал-аншефу Кирилу Петрову сыну Троекурову, состоящим ** губернии в сельце Кистеневке, мужеска пола ** душами, да земли с лугами
и угодьями ** десятин.
— А наконец 17… года сентября 6-го дня отец его волею божиею помер, а между тем он проситель генерал-аншеф Троекуров с 17… года почти с малолетства находился в военной службе
и по большой части был в походах за границами, почему он
и не мог иметь сведения, как
о смерти отца его, равно
и об оставшемся после его имении.
Но когда именно
и в каком присутственном месте таковая купчая от поверенного Соболева дана его отцу, — ему, Андрею Дубровскому, неизвестно, ибо он в то время был в совершенном малолетстве,
и после смерти его отца таковой крепости отыскать не мог, а полагает, что не сгорела ли с прочими бумагами
и имением во время бывшего в 17… году в доме их пожара,
о чем известно было
и жителям того селения.
А хотя сверх сего генерал-аншеф Троекуров
и просит
о взыскании с гвардии поручика Дубровского за неправое владение наследственным его имением воспользовавшихся с оного доходов.
Дубровских несколько лет в бесспорном владении,
и из дела сего не видно, чтоб со стороны г. Троекурова были какие-либо до сего времени прошения
о таковом неправильном владении Дубровскими оного имения, к тому по уложению велено, ежели кто чужую землю засеет или усадьбу загородит,
и на того
о неправильном завладении станут бити челом,
и про то сыщется допрямо, тогда правому отдавать тую землю
и с посеянным хлебом,
и городьбою,
и строением, а посему генерал-аншефу Троекурову в изъявленном на гвардии поручика Дубровского иске отказать, ибо принадлежащее ему имение возвращается в его владение, не изъемля из оного ничего.
А что при вводе за него отказаться может все без остатка, предоставя между тем генерал-аншефу Троекурову, буде он имеет
о таковой своей претензии какие-либо ясные
и законные доказательства, может просить где следует особо.
Она смотрела за ним, как за ребенком, напоминала ему
о времени пищи
и сна, кормила его, укладывала спать.
Он был не в состоянии думать
о своих делах, хозяйственных распоряжениях,
и Егоровна увидела необходимость уведомить обо всем молодого Дубровского, служившего в одном из гвардейских пехотных полков
и находящегося в то время в Петербурге.
Владимир Дубровский воспитывался в Кадетском корпусе
и выпущен был корнетом в гвардию; отец не щадил ничего для приличного его содержания,
и молодой человек получал из дому более, нежели должен был ожидать. Будучи расточителен
и честолюбив, он позволял себе роскошные прихоти, играл в карты
и входил в долги, не заботясь
о будущем
и предвидя себе рано или поздно богатую невесту, мечту бедной молодости.
Мысль потерять отца своего тягостно терзала его сердце, а положение бедного больного, которое угадывал он из письма своей няни, ужасало его. Он воображал отца, оставленного в глухой деревне, на руках глупой старухи
и дворни, угрожаемого каким-то бедствием
и угасающего без помощи в мучениях телесных
и душевных. Владимир упрекал себя в преступном небрежении. Долго не получал он от отца писем
и не подумал
о нем осведомиться, полагая его в разъездах или хозяйственных заботах.
Несколько дней спустя после своего приезда молодой Дубровский хотел заняться делами, но отец его был не в состоянии дать ему нужные объяснения; у Андрея Гавриловича не было поверенного. Разбирая его бумаги, нашел он только первое письмо заседателя
и черновой ответ на оное; из того не мог он получить ясное понятие
о тяжбе
и решился ожидать последствий, надеясь на правоту самого дела.
Навстречу Дубровскому попался поп со всем причетом. Мысль
о несчастливом предзнаменовании пришла ему в голову. Он невольно пошел стороною
и скрылся за деревом. Они его не заметили
и с жаром говорили между собою, проходя мимо его.
Приближаясь, увидел он множество народа; крестьяне
и дворовые люди толпились на барском дворе. Издали услышал Владимир необыкновенный шум
и говор. У сарая стояли две тройки. На крыльце несколько незнакомых людей в мундирных сертуках, казалось,
о чем-то толковали.
Все толковали
о нем с различными догадками
и предположениями.
Троекуров торжествовал
и при каждой вести
о новом грабительстве Дубровского рассыпался в насмешках насчет губернатора, исправников
и ротных командиров, от коих Дубровский уходил всегда невредимо.
Между тем наступило 1-е октября — день храмового праздника в селе Троекурова. Но прежде чем приступим к описанию сего торжества
и дальнейших происшествий, мы должны познакомить читателя с лицами для него новыми или
о коих мы слегка упомянули в начале нашей повести.
Маша не обратила никакого внимания на молодого француза, воспитанная в аристократических предрассудках, учитель был для нее род слуги или мастерового, а слуга иль мастеровой не казался ей мужчиною. Она не заметила
и впечатления, ею произведенного на m-r Дефоржа, ни его смущения, ни его трепета, ни изменившегося голоса. Несколько дней сряду потом она встречала его довольно часто, не удостоивая большей внимательности. Неожиданным образом получила она
о нем совершенно новое понятие.
Несколько дней спустя после приезда учителя Троекуров вспомнил
о нем
и вознамерился угостить его в медвежьей комнате: для сего, призвав его однажды утром, повел он его с собою темными коридорами; вдруг боковая дверь отворилась, двое слуг вталкивают в нее француза
и запирают ее на ключ.
Кирила Петрович с великим удовольствием стал рассказывать подвиг своего француза, ибо имел счастливую способность тщеславиться всем, что только ни окружало его. Гости со вниманием слушали повесть
о Мишиной смерти
и с изумлением посматривали на Дефоржа, который, не подозревая, что разговор шел
о его храбрости, спокойно сидел на своем месте
и делал нравственные замечания резвому своему воспитаннику.
Один только человек не участвовал в общей радости: Антон Пафнутьич сидел пасмурен
и молчалив на своем месте, ел рассеянно
и казался чрезвычайно беспокоен. Разговоры
о разбойниках взволновали его воображение. Мы скоро увидим, что он имел достаточную причину их опасаться.
На станции ** в доме смотрителя,
о коем мы уже упомянули, сидел в углу проезжий с видом смиренным
и терпеливым, обличающим разночинца или иностранца, то есть человека, не имеющего голоса на почтовом тракте. Бричка его стояла на дворе, ожидая подмазки. В ней лежал маленький чемодан, тощее доказательство не весьма достаточного состояния. Проезжий не спрашивал себе ни чаю, ни кофею, поглядывал в окно
и посвистывал к великому неудовольствию смотрительши, сидевшей за перегородкою.
— Ma foi, mon officier [Право, господин офицер… (фр.).]… я слыхал
о нем мало доброго. Сказывают, что он барин гордый
и своенравный, жестокий в обращении со своими домашними, что никто не может с ним ужиться, что все трепещут при его имени, что с учителями (avec les outchitels) он не церемонится
и уже двух засек до смерти.
Француз стоял как вкопанный. Договор с офицером, деньги, всё казалось ему сновидением. Но кипы ассигнаций были тут у него в кармане
и красноречиво твердили ему
о существенности удивительного происшествия.
Прошло около месяца от его вступления в звание учительское до достопамятного празднества,
и никто не подозревал, что в скромном молодом французе таился грозный разбойник, коего имя наводило ужас на всех окрестных владельцев. Во все это время Дубровский не отлучался из Покровского, но слух
о разбоях его не утихал благодаря изобретательному воображению сельских жителей, но могло статься
и то, что шайка его продолжала свои действия
и в отсутствие начальника.
Ночуя в одной комнате с человеком, коего мог он почесть личным своим врагом
и одним из главных виновников его бедствия, Дубровский не мог удержаться от искушения. Он знал
о существовании сумки
и решился ею завладеть. Мы видели, как изумил он бедного Антона Пафнутьича неожиданным своим превращением из учителей в разбойники.
Последним явился Антон Пафнутьич; он был так бледен
и казался так расстроен, что вид его всех поразил
и что Кирила Петрович осведомился
о его здоровии.
— Эх, братец, — прервал Кирила Петрович, — убирайся, знаешь куда, со своими приметами. Я тебе моего француза не выдам, покамест сам не разберу дела. Как можно верить на слово Антону Пафнутьичу, трусу
и лгуну: ему пригрезилось, что учитель хотел ограбить его. Зачем он в то же утро не сказал мне
о том ни слова?
Било одиннадцать,
и никто не думал
о сне. Наконец Кирила Петрович сказал сердито исправнику...
Он говорил
о картинах не на условленном языке педантического знатока, но с чувством
и воображением.
— Пошла, пошла, пошла, — сказал Кирила Петрович, — осуши свои слезы
и воротись к нам веселешенька. Они все плачут при помолвке, — продолжал он, обратись к Верейскому, — это у них уж так заведено… Теперь, князь, поговорим
о деле, то есть
о приданом.
Тут она вспомнила
о письме
и жадно бросилась его читать, предчувствуя, что оно было от него.
— Бедная, бедная моя участь, — сказал он, горько вздохнув. — За вас отдал бы я жизнь, видеть вас издали, коснуться руки вашей было для меня упоением.
И когда открывается для меня возможность прижать вас к волнуемому сердцу
и сказать: ангел, умрем! бедный, я должен остерегаться от блаженства, я должен отдалять его всеми силами… Я не смею пасть к вашим ногам, благодарить небо за непонятную незаслуженную награду.
О, как должен я ненавидеть того, но чувствую, теперь в сердце моем нет места ненависти.
Сватовство князя Верейского не было уже тайною для соседства. Кирила Петрович принимал поздравления, свадьба готовилась. Маша день ото дня отлагала решительное объявление. Между тем обращение ее со старым женихом было холодно
и принужденно. Князь
о том не заботился. Он
о любви не хлопотал, довольный ее безмолвным согласием.
Кирила Петрович взбесился; насилу князь мог уговорить его не показывать Маше
и виду, что он уведомлен
о ее письме.
Кирила Петрович согласился ей
о том не говорить, но решился не тратить времени
и назначил быть свадьбе на другой же день.
За сим он почтительно поцеловал ее руку
и уехал, не сказав ей ни слова
о решении Кирила Петровича.
— Послезавтра! — вскрикнула Маша, — боже мой! Нет, нет, невозможно, этому не быть. Папенька, послушайте, если уже вы решились погубить меня, то я найду защитника,
о котором вы
и не думаете, вы увидите, вы ужаснетесь, до чего вы меня довели.
Мальчик поднял кольцо, во весь дух пустился бежать
и в три минуты очутился у заветного дерева. Тут он остановился задыхаясь, оглянулся во все стороны
и положил колечко в дупло. Окончив дело благополучно, хотел он тот же час донести
о том Марье Кириловне, как вдруг рыжий
и косой оборванный мальчишка мелькнул из-за беседки, кинулся к дубу
и запустил руку в дупло. Саша быстрее белки бросился к нему
и зацепился за его обеими руками.
Исправник, ожидавший грозного разбойника, был изумлен, увидев 13-летнего мальчика, довольно слабой наружности. Он с недоумением обратился к Кирилу Петровичу
и ждал объяснения. Кирила Петрович стал тут же рассказывать утреннее происшествие, не упоминая, однакож,
о Марье Кириловне.