Неточные совпадения
— Сколько я себя ни помню, — продолжал он, обращаясь больше к Настеньке, — я
живу на чужих
хлебах, у благодетеля (
на последнем слове Калинович сделал ударение), у благодетеля, — повторил он с гримасою, — который разорил моего отца, и когда тот умер с горя, так он, по великодушию своему, призрел меня, сироту, а в сущности приставил пестуном к своим двум сыновьям, болванам, каких когда-либо свет создавал.
— Ну да! вот это прекрасно! Я — виноват! Я — много требовал! Я!! Je vous demande un peu! [Прошу покорно! (франц.)] А впрочем, я знал зараньше, что у вас есть готовое оправдание! Я — должен был
жить на хлебе и воде! Я — должен был рисковать своею карьерой! Я — должен был довольствоваться ролью pique-assiette'a [прихлебателя (франц.)] при более счастливых товарищах! Вы это,конечно, хотите сказать?
Иногда хотелось остановиться посреди палаты и хохотать без удержу. Это — воины! Всю жизнь они
прожили на хлебах народа, и единственным оправданием их жизни могло быть только то, от чего они теперь так старательно увертывались. Теперь, впрочем, смеяться мне уж не хочется…
На слове «временно» особенно настаивала Елизавета Ивановна, вследствие своей немецкой бережливости опасавшаяся, чтобы племянница, хотя и богатая, пожалуй, долго
проживет на хлебах дядюшки и, конечно, приедет не одна, а в сопровождении дворовых людей в подобающем ее княжескому достоинству количестве.
Неточные совпадения
— Ну, чего он говорит, господи, чего он говорит! Богатые, а? Мил-лай Петр Васильев, али богатые в деревнях
живут когда? Э-эх, — не видано, чтобы богатый в деревне вырос, это он в городе,
на легком
хлебе…
На тревожные вопросы Клима он не спеша рассказал, что тарасовские мужики давно
живут без
хлеба; детей и стариков послали по миру.
Но отчего же так? Ведь она госпожа Обломова, помещица; она могла бы
жить отдельно, независимо, ни в ком и ни в чем не нуждаясь? Что ж могло заставить ее взять
на себя обузу чужого хозяйства, хлопот о чужих детях, обо всех этих мелочах,
на которые женщина обрекает себя или по влечению любви, по святому долгу семейных уз, или из-за куска насущного
хлеба? Где же Захар, Анисья, ее слуги по всем правам? Где, наконец, живой залог, оставленный ей мужем, маленький Андрюша? Где ее дети от прежнего мужа?
Можно
прожить на Выборгской стороне, не показывая носа
на свет Божий: кусок будет хороший, не жалуюсь,
хлеба не переешь!
— А где немцы сору возьмут, — вдруг возразил Захар. — Вы поглядите-ка, как они
живут! Вся семья целую неделю кость гложет. Сюртук с плеч отца переходит
на сына, а с сына опять
на отца.
На жене и дочерях платьишки коротенькие: всё поджимают под себя ноги, как гусыни… Где им сору взять? У них нет этого вот, как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок
хлеба за зиму… У них и корка зря не валяется: наделают сухариков да с пивом и выпьют!