Неточные совпадения
Настенька села на довольно отдаленное кресло. Генеральша лениво повернула к ней голову и несколько минут смотрела на нее своими мутными серыми
глазами. Настенька думала, что она хочет что-нибудь ее спросить, но генеральша ни слова не сказала и, поворотив голову в
другую сторону, где навытяжке сидела залитая в брильянтах откупщица, проговорила...
На
другой день проснулась она с распухшими от слез
глазами и дала себе слово не ездить больше никуда.
— Знаю, сударь, знаю; великие наши астрономы ясно читают звездную книгу и аки бы пророчествуют. О господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй! — сказал опять старик, приподняв
глаза кверху, и продолжал как бы сам с собою. — Знамения небесные всегда предшествуют великим событиям; только сколь ни быстр разум человека, но не может проникнуть этой тайны, хотя уже и многие
другие мы имеем указания.
— Зло есть во всех, — возражал ей запальчиво Петр Михайлыч, — только мы у
других видим сучок в
глазу, а у себя бревна не замечаем.
Вышед на улицу, Флегонт Михайлыч приостановился, подумал немного и потом не пошел по обыкновению домой, а поворотил в совершенно
другую сторону. Ночь была осенняя, темная, хоть
глаз, как говорится, выколи; порывистый ветер опахивал холодными волнами и воймя завывал где-то в соседней трубе. В целом городе хотя бы в одном доме промелькнул огонек: все уже мирно спали, и только в гостином дворе протявкивали изредка собаки.
Уездные барыни, из которых некоторые весьма секретно и благоразумно вели куры с своими лакеями, а
другие с дьячками и семинаристами, — барыни эти, будто бы нравственно оскорбленные, защекотали как сороки, и между всеми ними, конечно, выдавалась исправница, которая с каким-то остервенением начала ездить по всему городу и рассказывать, что Медиокритский имел право это сделать, потому что пользовался большим вниманием этой госпожи Годневой, и что потом она сама своими
глазами видела, как эта безнравственная девчонка сидела, обнявшись с молодым смотрителем, у окна.
Его занимало в эти минуты совершенно
другое: княжна стояла к нему боком, и он, желая испытать силу воли своей над ней, магнетизировал ее
глазами, усиленно сосредоточиваясь на одном желании, чтоб она взглянула на него: и княжна, действительно, вдруг, как бы невольно, повертывала головку и, приподняв опущенные ресницы, взглядывала в его сторону, потом слегка улыбалась и снова отворачивалась. Это повторялось несколько раз.
Калинович вздохнул свободнее, но заснуть все-таки не мог. Все время лежавший с закрытыми
глазами почтмейстер сначала принялся болезненно стонать, потом бредить, произнося: «Пришел… пришел… пришел!..» и, наконец, вдруг вскрикнув: «Пришел!» — проснулся, вероятно, и, проговоря: «О господи помилуй!», затих на время. Исправник и судья тоже стали похрапывать негромко, но зато постоянно и как бы соревнуя
друг другу.
И на
другой день часу в десятом он был уже в вокзале железной дороги и в ожидании звонка сидел на диване; но и посреди великолепной залы, в которой ходила, хлопотала, смеялась и говорила оживленная толпа, в воображении его неотвязчиво рисовался маленький домик, с оклеенною гостиной, и в ней скучающий старик, в очках, в демикотоновом сюртуке, а у окна угрюмый, но добродушный капитан, с своей трубочкой, и, наконец, она с выражением отчаяния и тоски в опухнувших от слез
глазах.
Мелкая торговля, бьющаяся изо всех сил вылезти в магазины, так и стала ему кидаться в
глаза со всех сторон; через каждые почти десять шагов ему попадался жид, и из большей части домов несло жареным луком и щукой; но еще более безобразное зрелище ожидало его на Садовой: там из кабака вывалило по крайней мере человек двадцать мастеровых; никогда и нигде Калинович не видал народу более истощенного и безобразного: даже самое опьянение их было какое-то мрачное, свирепое; тут же, у кабака, один из них, свалившись на тротуар, колотился с ожесточением головой о тумбу, а
другой, желая, вероятно, остановить его от таких самопроизвольных побоев, оттаскивал его за волосы от тумбы, приговаривая...
На
другом конце от него топился камин, живописно освещая гораздо более симпатичную фигуру господина, с несколько помещичьей посадкой, который сидел, опершись на трость с дорогим набалдашником, и с какой-то сибаритской задумчивостью, закинув на потолок свои голубые
глаза.
Вдали от прочих, в строго официальной форме, стоял
другой господин, в потертом девятого класса мундире, при шпаге и со шляпою под мышкой; по неприятным желтого цвета
глазам, по вздернутым ноздрям маленького носа и по какой-то кислой улыбке легко можно было заключить о раздражительности его темперамента.
— Что это,
друг мой, как это тебе не стыдно? Перестань! — говорила она, утирая ему
глаза платком.
— Ты смеешься?.. Я умирала — а он смеется! Что ж это,
друг мой? — сказала она со слезами на
глазах.
От нечего ли делать или по любви к подобному занятию, но только он с полчаса уже играл хлыстом с красивейшим водолазом, у которого
глаза были, ей-богу, умней
другого человека и который, как бы потешая господина, то ласково огрызался, тщетно стараясь поймать своей страшной пастью кончик хлыста, то падал на мягкий ковер и грациозно начинал кататься.
— Я еще почти не видала Петербурга и могу сказать только, что зодчество, или, собственно, скульптура — одно, что поразило меня, потому что в
других местах России… я не знаю, если это и есть, то так мало, что вы этого не увидите; но здесь чувствуется, что существует это искусство, это бросается в
глаза. Эти лошади на мосту, сфинксы, на домах статуи…
— Совершенно
другое дело этот господин, — продолжал князь, — мы его берем, как полунагого и голодного нищего на дороге: он будет всем нам обязан. Не дав вам ничего, он поневоле должен будет взглянуть на многое с закрытыми
глазами; и если б даже захотел ограничить вас в чем-нибудь, так на вашей стороне отнять у него все.
Оба они несколько времени смотрели
друг другу в
глаза, как бы желая поверить, кто из них в последнее время больше страдал.
Один из любимых писцов старого губернатора нарочно перебежал с своего места на
другое, чтоб попасть на
глаза вице-губернатору, и когда попал, то поклонился ему в пояс.
Дальше они опять замолчали, решительно не находя, что им говорить, и только смотрели
друг другу в
глаза. Капитан между тем начал аккуратно разливать чай, а Михеич вытянул поднос для принятия чашек.
Она обвила его руками и начала целовать в темя, в лоб, в
глаза. Эти искренние ласки, кажется, несколько успокоили Калиновича. Посадив невдалеке от себя Настеньку, он сейчас же принялся писать и занимался почти всю ночь. На
другой день от него была отправлена в Петербург эстафета и куча писем. По всему было видно, что он чего-то сильно опасался и принимал против этого всевозможные меры.
Почтмейстер с директором гимназии нежно глядели
друг другу в
глаза. Губернское правление, как более
других привыкшее к выходкам своего бывшего вице-губернатора, первое пошло по домам, а за ним и прочие.