— То-то-с, нынче, кажется, это невозможно, — проговорил губернский предводитель, — я вот даже слышал, что у этого именно хлыста Ермолаева в доме бывали радения, на которые собиралось
народу человек по сту; но чтобы происходили там подобные зверства — никто не рассказывает, хотя, конечно, и то надобно сказать, что ворота и ставни в его большущем доме, когда к нему набирался народ, запирались, и что там творилось, никто из православных не мог знать.
Неточные совпадения
— И вы справедливы! — отвечал ему на это Михаил Михайлыч. — Вы вдумайтесь хорошенько, не есть ли державство то же священство и не следует ли считать это установление божественным? Державец не
человек, не лицо, а это — возможный порядок, высший разум, изрекатель будущих судеб
народа!
Мне сначала, знаете, как
человеку, тоже видавшему на своем веку фейерверки, было просто смешно видеть, как у них то одно не загорится, то другое не вовремя лопнет, а наконец сделалось страшно, когда вдруг этаких несколько шутих пустили в
народ и главным образом в баб и девок…
— Греки обыкновенно, — начал поучать молодой ученый, — как
народ в высокой степени культурный и изобретательный, наполняли свои вечера играми, загадками, музыкой и остротами, которые по преимуществу у них говорили так называемые паразиты, то есть
люди, которым не на что самим было угощать, и они обыкновенно ходили на чужие пиры, иногда даже без зова, отплачивая за это остротами.
Такое обновление сада производилось, конечно, лет двадцать тому назад; но Дмитрий Васильич дал англичанину на выучку трех-четырех молодых мальчиков, а потому, когда англичанин умер, или, точнее сказать, опился, то выросшие мальчики, давно превратившиеся из Петрушек и Ванек в Петров и Иванов, до сих пор обрабатывали сад приблизительно в том виде, как преподал им англичанин: русские
люди, как известно, сами измышлять не умеют, но зато очень скоро выучивают другими
народами придуманное и твердо это запоминают.
— Возьмем на прицел глаза и ума такое происшествие: приходят к молодому царю некоторые простодушные люди и предлагают: ты бы, твое величество, выбрал из
народа людей поумнее для свободного разговора, как лучше устроить жизнь. А он им отвечает: это затея бессмысленная. А водочная торговля вся в его руках. И — всякие налоги. Вот о чем надобно думать…
Деятельность этой церкви состоит в том, чтобы всеми возможными мерами внушить 100-миллионной массе русского народа те отсталые, отжитые, не имеющие теперь никакого оправдания верования, которые когда-то исповедовали чуждые нашему
народу люди и в которые почти никто уже не верит, часто даже и те, на обязанности которых лежит распространение этих ложных верований.
Спускаюсь с мостика, заглядываю в каюту:
народу человек восемь, все боятся, а купчина лупит бутылкой по тарелкам и неистово орет.
Стоит только вдуматься в сущность того, на что употребляет свою власть правительство, для того чтобы понять, что управляющие
народами люди должны быть жестокими, безнравственными и непременно стоять ниже среднего нравственного уровня людей своего времени и общества.
Неточные совпадения
Таков был первый глуповский демагог. [Демаго́г —
человек, добивающийся популярности в
народе лестью, лживыми обещаниями, потворствующий инстинктам толпы.]
— Может быть, для тебя нет. Но для других оно есть, — недовольно хмурясь, сказал Сергей Иванович. — В
народе живы предания о православных
людях, страдающих под игом «нечестивых Агарян».
Народ услыхал о страданиях своих братий и заговорил.
Он не мог согласиться с тем, что десятки
людей, в числе которых и брат его, имели право на основании того, что им рассказали сотни приходивших в столицы краснобаев-добровольцев, говорить, что они с газетами выражают волю и мысль
народа, и такую мысль, которая выражается в мщении и убийстве.
Для Константина
народ был только главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих
людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на
народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Было самое спешное рабочее время, когда во всем
народе проявляется такое необыкновенное напряжение самопожертвования в труде, какое не проявляется ни в каких других условиях жизни и которое высоко ценимо бы было, если бы
люди, проявляющие эти качества, сами ценили бы их, если б оно не повторялось каждый год и если бы последствия этого напряжения не были так просты.