Неточные совпадения
Пока происходил этот разговор, Марья Васильевна, видя, что
барон, начав
говорить с Михайлом Борисовичем, как бы случайно встал перед ним на ноги, воспользовалась этим и села рядом
с племянником.
Наши школьники тоже воспылали к ней страстью,
с тою только разницею, что
барон всякий раз, как оставался
с Элизой вдвоем, делал ей глазки и намекая ей даже словами о своих чувствах; но князь никогда почти ни о чем
с ней не
говорил и только слушал ее игру на фортепьянах
с понуренной головой и вздыхал при этом; зато князь очень много
говорил о своей страсти к Элизе
барону, и тот выслушивал его, как бы сам в этом случае нисколько не повинный.
В Петербурге смерть Михайла Борисовича, не
говоря уже о Марье Васильевне,
с которой
с самой сделался от испуга удар, разумеется, больше всех поразила
барона Мингера.
— Восемь штук таких бриллиантов!.. Восемь штук! — восклицал
барон. — Какая грань, какая вода отличная! — продолжал он
с каким-то даже умилением, и в этом случае в нем, может быть, даже кровь сказывалась, так как предание
говорило, что не дальше как дед родной
барона был ювелир и торговал на Гороховой, в небольшой лавочке, золотыми вещами.
Раз, часу в первом дня, Анна Юрьевна сидела в своем будуаре почти в костюме молодой: на ней был голубой капот, маленький утренний чепчик; лицо ее было явно набелено и подрумянено. Анна Юрьевна, впрочем, и сама не скрывала этого и во всеуслышание
говорила, что если бы не было на свете куаферов и косметиков, то женщинам ее лет на божий свет нельзя было бы показываться.
Барон тоже сидел
с ней; он был в совершенно домашнем костюме, без галстука, в туфлях вместо сапог и в серой,
с красными оторочками, жакетке.
Словом, рассудок очень ясно
говорил в князе, что для спокойствия всех близких и дорогих ему людей, для спокойствия собственного и, наконец, по чувству справедливости он должен был на любовь жены к другому взглянуть равнодушно; но в то же время, как и в истории
с бароном Мингером, чувствовал, что у него при одной мысли об этом целое море злобы поднимается к сердцу.
— Мы хоть здесь
с ней простимся! —
говорила она,
с усилием поднимаясь на лестницу и слегка при этом поддерживаемая
бароном под руку. — Я вчера к ней заезжала, сказали: «дома нет», а я непременно хочу
с ней проститься!
— Говорят-с! — отвечал
барон, пожимая плечами. — В клубе один старичок, весьма почтенной наружности, во всеуслышание и
с достоверностью рассказывал, что он сам был на обеде у отца Оглоблина, который тот давал для молодых и при этом он пояснил даже, что сначала отец был очень сердит на сына за этот брак, но что потом простил его…
— Но правда ли это, нет ли тут какой-нибудь ошибки, не другая ли какая-нибудь это Жиглинская? — спросила княгиня, делая вместе
с тем знак
барону, чтобы он прекратил этот разговор: она очень хорошо заметила, что взгляд князя делался все более и более каким-то мутным и устрашенным; чуткое чувство женщины
говорило ей, что муж до сих пор еще любил Елену и что ему тяжело было выслушать подобное известие.
Княгиня опять, как и
барону, сделала Елпидифору Мартынычу знак, чтоб он перестал об этом
говорить, и тот замолчал было; но князь, в продолжение всего рассказа Елпидифора Мартыныча то красневший, то бледневший в лице, сам
с ним возобновил этот разговор.
— Не комплименты, не комплименты желаю вам
говорить, — подхватил
барон, — а позволяю себе прямо предложить вам быть главной начальницей моего заведения; содержание по этой службе: квартира очень приличная, отопление, освещение, стол, если вы пожелаете его иметь, вместе
с детьми, и, наконец, тысяча двести рублей жалованья.
— Вы, mademoiselle, вероятно, хотите, чтобы эти господа сделали со мной скандал! — сказал он сквозь дверь дебютантке. — Отворите! Через полторы минуты я уезжаю…Сейчас или никогда! Я, барон фон Зайниц, люблю всё делать сейчас или никогда! Угодно вам
поговорить с бароном Зайниц, который имеет к вам дело?
Неточные совпадения
— Ваша жена… черт… Если я сидел и
говорил теперь
с вами, то единственно
с целью разъяснить это гнусное дело, —
с прежним гневом и нисколько не понижая голоса продолжал
барон. — Довольно! — вскричал он яростно, — вы не только исключены из круга порядочных людей, но вы — маньяк, настоящий помешанный маньяк, и так вас аттестовали! Вы снисхождения недостойны, и объявляю вам, что сегодня же насчет вас будут приняты меры и вас позовут в одно такое место, где вам сумеют возвратить рассудок… и вывезут из города!
Хотя у нас еще не успел пробудиться аппетит, однако ж мы
с бароном Крюднером отправились «посмотреть, что едят», как он
говорил.
«Напрасно мы не закусили здесь! —
говорил барон, — ведь
с нами есть мясо, куры…» Но мы уже ехали дальше.
Пока мы
говорили с ним,
барон исчез.
Мы, не зная, каково это блюдо, брали доверчиво в рот; но тогда начинались различные затруднения: один останавливался и недоумевал, как поступить
с тем, что у него во рту; иной, проглотив вдруг, делал гримасу, как будто
говорил по-английски; другой поспешно проглатывал и метался запивать, а некоторые, в том числе и
барон, мужественно покорились своей участи.