Неточные совпадения
Еще
бывши юным, нескладным, застенчивым школьником, он, в нескладном казенном мундире и в безобразных белых перчатках, которых никогда не мог прибрать по руке, ездил на Васильевский остров к некоему из немцев горному генералу, у которого
была жена и с полдюжины прехорошеньких собой
дочерей.
Госпожа Жиглинская хлопотала
было сыскать себе нового покровителя и, говорят, имела их несколько, следовавших один за другим; но увы! — все это
были люди недостаточные, и таким образом, проживая небольшое состояние свое, скопленное ею от мужа и от первого покровителя своего, она принуждена
была дочь свою отдать в одно из благотворительных учебных заведений и брала ее к себе только по праздникам.
По выходе из училища,
дочь объявила матери, что она ничем не
будет ее стеснять и уйдет в гувернантки, и действительно ушла; но через месяц же возвратилась к ней снова, говоря, что частных мест она больше брать не
будет, потому что в этом положении надобно сделаться или рабою, служанкою какой-нибудь госпожи, или предметом страсти какого-нибудь господина, а что она приищет себе лучше казенное или общественное место и
будет на нем работать.
Рядом с комнатой матери, в довольно большой гостиной, перед лампой, на диване сидела
дочь г-жи Жиглинской, которая
была) не кто иная, как знакомая нам Елена.
Глубокие очертания, которыми запечатлены
были лица обеих дам, и очень заметные усы на губах старухи Жиглинской, а равно и заметный пушок тоже на губках
дочери, свидетельствовали, что как та, так и другая наделены
были одинаково пылкими темпераментами и имели характеры твердые, непреклонные, способные изломаться о препятствие, но не изогнуться перед ним.
Ей как будто даже весело
было давать такие ответы
дочери, и она словно издевалась в этом случае над ней.
В одну из минут весьма крайней нужды госпожа Жиглинская решилась
было намекнуть об этом
дочери: «Ты бы попросила денег у друга твоего, у князя; у него их много», — сказала она ей больше шутя; но Елена почти озлобленно взглянула на мать.
Госпожа Жиглинская долго после этого ни о чем подобном не говорила с
дочерью и допекала ее только тем, что дня по два у них не
было ни обеда, ни чаю; хотя госпожа Жиглинская и могла бы все это иметь, если бы продала какие-нибудь свои брошки и сережки, но она их не продавала.
— Ты мерзкая и негодная девчонка! — воскликнула она (в выражениях своих с
дочерью госпожа Жиглинская обыкновенно не стеснялась и называла ее иногда еще худшими именами). — У тебя на глазах мать может умирать с голоду, с холоду, а ты в это время
будешь преспокойно философствовать.
Сия опытная в жизни дама видела, что ни
дочь нисколько не помышляет обеспечить себя насчет князя, ни тот нимало не заботится о том, а потому она, как мать, решилась, по крайней мере насколько
было в ее возможности, не допускать их войти в близкие между собою отношения; и для этого она, как только приходил к ним князь, усаживалась вместе с молодыми людьми в гостиной и затем ни на минуту не покидала своего поста.
— «Но вам скучно
будет с нами?» — возразила
было ей
дочь.
— Только они меня-то, к сожалению, не знают… — продолжала между тем та, все более и более приходя в озлобленное состояние. — Я бегать да подсматривать за ними не стану, а прямо дело заведу: я мать, и мне никто не запретит говорить за
дочь мою. Господин князь должен
был понимать, что он — человек женатый, и что она — не уличная какая-нибудь девчонка, которую взял, поиграл да и бросил.
Когда, наконец, Елизавета Петровна позвала
дочь сесть за стол, то Елена, несмотря на свою грусть, сейчас же заметила, что к обеду
были поданы: жареная дичь из гастрономического магазина, бутылка белого вина и, наконец, сладкий пирог из грецких орехов, весьма любимый Еленою.
— Я не помню, говорила ли я тебе, — начала она, обращаясь к
дочери и каким-то необыкновенно развязным тоном, — что у покойного мужа
было там одно дело, по которому у него взято
было в опеку его имение.
Перед
дочерью Елизавета Петровна выдумала о каком-то имении покойного мужа затем, чтоб Елене не кинулся в глаза тот избыток, который Елизавета Петровна, весьма долго напостившаяся, намерена
была ввести в свою домашнюю жизнь: похоти сердца в ней в настоящее время заменились похотями желудочными!
При этом Марфа уже покраснела и сейчас же скрылась, а через несколько минут действительно Елизавета Петровна, как это видно
было из окон, уехала с ней на лихаче-извозчике.
Дочь таким образом она оставила совершенно с глазу на глаз с князем.
—
Есть и
дочери, барышни славные! — отвечал садовник, неизвестно почему догадавшийся, что барон, собственно, о барышнях купеческих и интересовался.
— Ну так вот что! — начала она после короткого молчания. — Вы скажите этой старушонке Жиглинской, — она ужасно, должно
быть, дрянная баба, — что когда у
дочери ее
будет ребенок, то князь, конечно, его совершенно обеспечит.
Часов в двенадцать дня Елена ходила по небольшому залу на своей даче. Она
была в совершенно распущенной блузе; прекрасные волосы ее все
были сбиты, глаза горели каким-то лихорадочным огнем, хорошенькие ноздри ее раздувались, губы
были пересохшие. Перед ней сидела Елизавета Петровна с сконфуженным и оторопевшим лицом;
дочь вчера из парка приехала как сумасшедшая, не спала целую ночь; потом все утро плакала, рыдала, так что Елизавета Петровна нашла нужным войти к ней в комнату.
— Вероятно, забежала куда-нибудь к приятельницам! — отвечала Елизавета Петровна; о том, что она велела Марфуше лично передать князю письмо и подождать его, если его дома не
будет, Елизавета Петровна сочла более удобным не говорить
дочери.
— В молодости он обещал
быть ученым, готовился
быть оставленным при университете; но, на беду великую, в одном барском доме, где давал уроки, он встретил
дочь — девушку смазливую и неглупую…
— В минуту слетаю туда! — сказала Елизавета Петровна и, проворно войдя в комнату
дочери, проворно надела там шляпку и проворнейшим шагом отправилась в церковь, куда она, впрочем,
поспела к тому уже времени, когда юный священник выходил с крестом. Он, видимо, хотел представить себя сильно утомленным и грустным выражением лица желал как бы свидетельствовать о своих аскетических подвигах.
— И о
дочери также говорит: «Что, говорит, и с той
будет?»
— И
дочь ее
будет обеспечена! — продолжал князь.
— Ну, и о себе, должно
быть, подумывает: «И мне бы, говорит, следовало ему хоть тысчонок тридцать дать в обеспечение:
дочь, говорит, меня не любит и кормить в старости не
будет».
—
Дочь ее, очень естественно, что не любит, потому что она скорей мучительницей ее
была, чем матерью, — проговорил он.
Мать его, вероятно, несколько жадная по характеру дама, не удержалась, вся вспыхнула и дала сыну такого щелчка по голове, что ребенок заревел на всю залу, и его принуждены
были увести в дальние комнаты и успокоивать там конфектами; другая, старая уже мать, очень рассердилась тоже:
дочь ее, весьма невинное, хоть и глупое, как видно это
было по глазам, существо, выиграла из библиотеки Николя «Девственницу» [«Девственница» («La pucelle») — знаменитая поэма Вольтера, имевшая целью освободить образ Жанны д'Арк от религиозной идеализации.]
— С ней два удара собственно
было! — отвечал тот с какой-то особенною пунктуальностью и резкостью. — Один вот первый вскоре после поступления
дочери в кастелянши! — На слове этом Елпидифор Мартыныч приостановился немного. — Сами согласитесь, — продолжал он, грустно усмехаясь, — какой матери это может
быть приятно!.. А потом-с другой раз повторился, как
дочь и оттуда переехала.
— Я вашей
дочери колотить не стану, за это я вам ручаюсь, потому что у меня у самой
есть сын — ребенок, которого я попрошу взять с собой.
— Дело в том-с, — начал он, — что в конторе я, разумеется, подписывался только как полковник Клюков и многого, конечно, не договорил, так как положительно считаю все эти наши конторы скорее логовищем разных плутней, чем какими-нибудь полезными учреждениями, но с вами я
буду говорить откровенно, как отец, истинно желающий дать
дочерям своим серьезное воспитание.
— Прежде всего-с, — продолжал полковник, — я должен вам сказать, что я вдовец…
Дочерей у меня две… Я очень хорошо понимаю, что никакая гувернантка не может им заменить матери, но тем не менее желаю, чтобы они твердо
были укреплены в правилах веры, послушания и нравственности!.. Дочерям-с моим предстоит со временем светская, рассеянная жизнь; а свет, вы знаете, полон соблазна для юных и неопытных умов, — вот почему я хотел бы, чтоб
дочери мои закалены
были и, так сказать, вооружены против всего этого…
Елена начинала приходить почти в бешенство, слушая полковника, и готова
была чем угодно поклясться, что он желает дать такое воспитание
дочерям с единственною целью запрятать их потом в монастырь, чтобы только не давать им приданого. Принять у него место она находила совершенно невозможным для себя, тем более, что сказать ему, например, о своем незаконнорожденном ребенке
было бы просто глупостью с ее стороны.
— Ваш аттестат, по крайней мере, с такой прекрасной отметкой о вашей нравственности, говорит совершенно противное; но если бы даже это и
было так, то я, желая немножко строгой морали для моих
дочерей, вовсе не хочу стеснять тем вашей собственной жизни!..