Неточные совпадения
Сами не понимают, как блеснуть очаровательнее!
Липочка. Сейчас, сейчас, маменька! Последний кружок! Вас на то и Бог создал, чтобы жаловаться. Сами-то вы
не очень для меня значительны! Раз… два…
Аграфена Кондратьевна. Постой, уж я
сама оботру! Ишь уморилась! А ведь и то сказать, будто неволили. Коли уж матери
не почитаешь, так стен-то бы посовестилась. Отец, голубчик, через великую силу ноги двигает, а ты тут скачешь, как юла какая!
Фоминишна.
Сама в секунту явится: остановилась на дворе, с дворником бранится:
не скоро калитку отпер.
Аграфена Кондратьевна. Хорошо бы это, уж и больно хорошо; только вот что, Устинья Наумовна:
сама ты, мать, посуди, что я буду с благородным-то зятем делать? Я и слова-то сказать с ним
не умею, словно в лесу.
Рисположенский. Какое уж наше житье! Так, небо коптим, Аграфена Кондратьевна!
Сами знаете: семейство большое, делишки маленькие. А
не ропщу; роптать грех, Аграфена Кондратьевна.
Сам работать
не в силах, жена тоже старуха старая, дети еще малые, а пить-есть надобно.
Рисположенский. Какое же может произойти, Самсон Силыч, от меня наущение? Да и что я за учитель такой, когда вы
сами, может быть, в десять раз меня умнее? Меня что попросят, я сделаю. Что ж
не сделать! Я бы свинья был, когда б
не сделал; потому что я, можно сказать, облагодетельствован вами и с ребятишками. А я еще довольно глуп, чтобы вам советовать: вы свое дело
сами лучше всякого знаете.
Большов.
Сами знаете! То-то вот и беда, что наш брат, купец, дурак, ничего он
не понимает, а таким пиявкам, как ты, это и на руку. Ведь вот ты теперь все пороги у меня обобьешь таскамшись-то.
Рисположенский. Как же мне
не таскаться-то! Кабы я вас
не любил, я бы к вам и
не таскался. Разве я
не чувствую? Что ж я, в
самом деле, скот, что ли, какой бессловесный?
Подхалюзин. Как же это можно, Самсон Силыч, чтобы сноровки
не знать? Кажется,
сам завсегда в городе бываю-с, и завсегда толкуешь им-с.
А и посадишь-то, Лазарь, так
сам не рад: другой так обдержится, что его оттедова куревом
не выкуришь.
Подхалюзин. Хозяину скажу!.. Что мне твой хозяин… Я, коли на то пошло… хозяин мне твой!.. На то ты и мальчишка, чтоб тебя учить, а ты думал что! Вас, пострелят,
не бить, так и добра
не видать. Прахтика-то эта известная. Я, брат, и
сам угни, и воды, и медные трубы прошел.
Конечно, мол, Алимпияда Самсоновна барышня образованная, да ведь и я, Самсон Силыч,
не лыком шит,
сами изволите видеть, имею капиталец и могу кругом себя ограничить на этот предмет.
Устинья Наумовна.
Сам, серебряный,
не хочешь, приятелю удружу. У тебя ведь, чай, знакомых-то по городу, что собак.
Устинья Наумовна. Ну, ты
сам рассуди, с каким я рылом покажусь к Самсону-то Силычу? Наговорила им с три короба, что и богат-то, и красавец-то, и влюблен-то так, что и жить
не может: а теперь что скажу? Ведь ты
сам знаешь, каково у вас чадочко Самсон-то Силыч; ведь он,
не ровён час, и чепчик помнет.
Воспитанья-то тоже
не Бог знает какого: пишет-то, как слон брюхом ползает, по-французскому али на фортопьянах тоже сям, тям, да и нет ничего; ну а танец-то отколоть — я и
сама пыли в нос пущу.
Ведь вы
сами знаете: можно обмануть приданым нашего брата — с рук сойдет, а значительного человека обмани-ко поди, так после и
не уйдешь.
Устинья Наумовна. А что ты думаешь, да и в
самом деле! Как надену соболью шубу-то, поприбодрюсь, да руки-то в боки, так ваша братья, бородастые, рты разинете. Разахаются так, что пожарной трубой
не зальешь; жены-то с ревности вам все носы пооборвут.
Подхалюзин. Что об вас-то толковать! Вы, Самсон Силыч, отжили свой век, слава Богу, пожили; а Алимпияда-то Самсоновна, известное дело, барышня, каких в свете нет. Я вам, Самсон Силыч, по совести говорю, то есть как это все по моим чувствам: если я теперича стараюсь для вас и все мои усердия, можно сказать,
не жалея пота-крови, прилагаю — так это все больше по тому
самому, что жаль мне вашего семейства.
Большов. Да как же тебе оставить-то меня! Ведь только и надежды-то теперь, что ты.
Сам я стар, дела подошли тесные. Погоди: может, еще такое дело сделаем, что ты и
не ожидаешь.
Да
не могу же я этого сделать,
Сам — сон Силыч!
Другому, Самсон Силыч, конечно, это все равно-с, ему хоть трава
не расти, а уж я
не могу-с;
сами изволите видеть-с, хлопочу я али нет-с.
Подхалюзин. Да как же
не любить-с!
Сами извольте рассудить: день думаю, ночь думаю… то бишь, известное дело, Алимпияда Самсоновна барышня, каких в свете нет… Да нет, этого нельзя-с. Где же нам-с!..
Большов (входит и садится на кресло; несколько времени смотрит по углам и зевает). Вот она, жизнь-то; истинно сказано: суета сует и всяческая суета. Черт знает, и
сам не разберешь, чего хочется. Вот бы и закусил что-нибудь, да обед испортишь; а и так-то сидеть одурь возьмет. Али чайком бы, что ль, побаловать. (Молчание.) Вот так-то и всё: жил, жил человек, да вдруг и помер — так все прахом и пойдет. Ох, Господи, Господи! (Зевает и смотрит по углам.)
Большов. А об чем бы ты это, слышно, разрюмилась? Вот спросить тебя, так и
сама не знаешь.
Устинья Наумовна. Нынче утром была. Вышел как есть в одном шлафорке, а уж употчевал — можно чести приписать. И кофию велел, и ромку-то, а уж сухарей навалил — видимо-невидимо. Кушайте, говорит, Устинья Наумовна! Я было об деле-то, знаешь ли — надо, мол, чем-нибудь порешить; ты, говорю, нынче хотел ехать обзнакомиться-то: а он мне на это ничего путного
не сказал. Вот, говорит, подумамши да посоветамшись, а
сам только что опояску поддергивает.
Большов. Ну, уж ты другого-то
не ищи, а то опять то же будет. Уж другого-то я вам
сам найду.
Аграфена Кондратьевна.
Сама, родная, затмилась, ровно чулан какой. И понять
не могу, откуда это такое взялось?
Олимпиада Самсоновна. Гродафрикового
не дам, у
самой только три; да оно и
не сойдется на твою талию; пожалуй, коли хочешь, возьми крепрашелевое.
Олимпиада Самсоновна. Ну и атласные тоже — как-то
не того, сшиты по-бальному, открыто очень — понимаешь? А из крепрашелевых сыщем капот, распустим складочки, и будет в
самую припорцию.
Устинья Наумовна. Что ж ты думаешь, я на тебя суда
не найду? Велика важность, что ты купец второй гильдии, я
сама на четырнадцатом классе сижу, какая ни на есть, все-таки чиновница.
Большов. И
сам, брат, знаю, что много, да что ж делать-то? Меньше
не берут.
Подхалюзин. Да как же, тятенька-с! Ведь вы тогда
сами изволили говорить-с, больше десяти копеек
не давать-с. Вы
сами рассудите: по двадцати пяти копеек денег много. Вам, тятенька, закусить чего
не угодно ли-с? Маменька! прикажите водочки подать да велите самоварчик поставить, уж и мы, для компании, выпьем-с. А двадцать пять копеек много-с!
Большов. Да что ты мне толкуешь-то: я и
сам знаю, что много, да как же быть-то? Потомят года полтора в яме-то, да каждую неделю будут с солдатом по улицам водить, а еще, того гляди, в острог переместят: так рад будешь и полтину дать. От одного страма-то
не знаешь куда спрятаться.
Олимпиада Самсоновна. Что ж, тятенька, нельзя же нам
самим не при чем остаться. Ведь мы
не мещане какие-нибудь.
Олимпиада Самсоновна. Я у вас, тятенька, до двадцати лет жила — cвeтa
не видала. Что ж мне прикажете отдать вам деньги, да
самой опять в ситцевых платьях ходить?
Большов. Да что кончать-то? Уж я вижу, что дело-то кончено.
Сама себя раба бьет, коли
не чисто жнет! Ты уж
не плати за меня ничего: пусть что хотят, то и делают. Прощайте, пора мне!
Подхалюзин. Эх, Алимпияда Самсоновна-с! Неловко-с! Жаль тятеньку, ей-богу, жаль-с! Нешто поехать
самому поторговаться с кредиторами! Аль
не надо-с? Он-то
сам лучше их разжалобит. А? Аль ехать? Поеду-с! Тишка!
Подхалюзин.
Не верьте, все врет-с! Так-с,
самый пустой человек-с, внимания
не стоющий! Эх, братец, какой ты безобразный! Ну,
не знал я тебя — ни за какие бы благополучия и связываться
не стал.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния…
Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то
самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков. Право,
не знаю. Ведь мой отец упрям и глуп, старый хрен, как бревно. Я ему прямо скажу: как хотите, я
не могу жить без Петербурга. За что ж, в
самом деле, я должен погубить жизнь с мужиками? Теперь
не те потребности; душа моя жаждет просвещения.
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт, а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части, а я отправлюсь
сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться,
не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме есть прекрасная для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую
сам, это уж слишком большая честь…
Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза разве
не темные?
самые темные. Какой вздор говорит! Как же
не темные, когда я и гадаю про себя всегда на трефовую даму?