Неточные совпадения
Аграфена Кондратьевна. Как, ты еще пляшешь
да еще ругаешься! Сию минуту брось! Тебе ж
будет хуже: поймаю за юбку, весь хвост оторву.
Липочка. Ну
да рвите на здоровье! Вам же зашивать придется! Вот и
будет! (Садится.) Фу… фу… как упаточилась, словно воз везла! Ух! Дайте, маменька, платочка пот обтереть.
Липочка. Не вы учили — посторонние; полноте, пожалуйста; вы и сами-то, признаться сказать, ничему не воспитаны. Ну, что ж? Родили вы — я
была тогда что? ребенок, дитя без понятия, не смыслила обращения. А выросла
да посмотрела на светский тон, так и вижу, что я гораздо других образованнее. Что ж мне, потакать вашим глупостям! Как же!
Есть оказия.
Липочка.
Да, вам житья нет! Воображаю! А мне
есть от вас житье? Зачем вы отказали жениху? Чем не бесподобная партия? Чем не капидон? Что вы нашли в нем легковерного?
Липочка. Что мне до ваших кошек! Мне мужа надобно! Что это такое! Страм встречаться с знакомыми; в целой Москве не могли выбрать жениха — всё другим
да другим. Кого не заденет за живое: все подруги с мужьями давно, а я словно сирота какая! Отыскался вот один, так и тому отказали. Слышите, найдите мне жениха, беспременно найдите!.. Вперед вам говорю, беспременно сыщите, а то для вас же
будет хуже: нарочно, вам назло, по секрету заведу обожателя, с гусаром убегу,
да и обвенчаемся потихоньку.
Аграфена Кондратьевна. Так что же, я дура, по-твоему, что ли? Какие у тебя там гусары, бесстыжий твой нос! Тьфу ты, дьявольское наваждение! Али ты думаешь, что я не властна над тобой приказывать? Говори, бесстыжие твои глаза, с чего у тебя взгляд-то такой завистливый? Что ты, прытче матери хочешь
быть? У меня ведь недолго, я и на кухню горшки парить пошлю. Ишь ты! Ишь ты! А!.. Ах, матушки вы мои! Посконный сарафан сошью
да вот на голову тебе и надену! С поросятами тебя, вместо родителей-то, посажу!
Фоминишна. То-то вот, умна,
да не догадлива: некому другому и
быть, как не Устинье Наумовне.
Аграфена Кондратьевна. Ну, бальсан бальсаном, а самовар самоваром. Аль тебе жалко чужого добра?
Да, как
поспеет, вели сюда принести.
Устинья Наумовна.
Да ишь ты, с вами не скоро сообразишь, бралиянтовые. Тятенька-то твой ладит за богатого: мне, говорит, хотя Федот от проходных ворот, лишь бы денежки водились,
да приданого поменьше ломил. Маменька-то вот, Аграфена Кондратьевна, тоже норовит в свое удовольствие: подавай ты ей беспременно купца,
да чтобы
был жалованный,
да лошадей бы хороших держал,
да и лоб-то крестил бы по-старинному. У тебя тоже свое на уме. Как на вас угодишь?
Фоминишна.
Да что тебе дались эти благородные? Что в них за особенный скус? Голый на голом,
да и христианства-то никакого нет: ни в баню не ходит, ни пирогов по праздникам не печет; а ведь хошь и замужем
будешь, а надоест тебе соус-то с подливкой.
Устинья Наумовна.
Да, очень мне нужно на старости лет язык-то ломать по-твоему! как сказалось, так и живет. И крестьяне
есть, и орген на шее; ты вот поди оденься, а мы с маменькой-то потолкуем об этом деле.
Устинья Наумовна.
Да ты бы сама-то прежде, яхонтовая. (
Пьет.)
Рисположенский (входя). А я к вам, матушка Аграфена Кондратьевна. Толконулся
было к Самсону Силычу,
да занят, вижу; так я думаю: зайду, мол, я к Аграфене Кондратьевне. Что это, водочка у вас? Я, Аграфена Кондратьевна, рюмочку
выпью. (
Пьет.)
Взял я одно дело из суда домой,
да дорогой-то с товарищем и завернули, человек слаб, ну, понимаете… с позволенья сказать, хошь бы в погребок… там я его оставил,
да хмельной-то, должно
быть, и забыл.
Аграфена Кондратьевна. Кушай, батюшко, на здоровье! А мы с тобой, Устинья Наумовна, пойдем-ко, чай, уж самовар готов;
да покажу я тебе,
есть у нас кой-что из приданого новенького.
Рисположенский. Какое же может произойти, Самсон Силыч, от меня наущение?
Да и что я за учитель такой, когда вы сами, может
быть, в десять раз меня умнее? Меня что попросят, я сделаю. Что ж не сделать! Я бы свинья
был, когда б не сделал; потому что я, можно сказать, облагодетельствован вами и с ребятишками. А я еще довольно глуп, чтобы вам советовать: вы свое дело сами лучше всякого знаете.
Рисположенский. А там глядя по обстоятельствам. Я, Самсон Силыч, рюмочку
выпью… (
Пьет.) Вот первое дело, Самсон Силыч, надобно дом
да лавки заложить либо продать. Это уж первое дело.
Большов. Ну, а на Лазаря, так и пускай на него; он малый с понятием,
да и капиталец
есть.
Подхалюзин. Известное дело-с, стараюсь, чтобы все
было в порядке и как следует-с. Вы, говорю, ребята, не зевайте: видишь, чуть дело подходящее, покупатель, что ли, тумак какой подвернулся, али цвет с узором какой барышне понравился, взял, говорю,
да и накинул рубль али два на аршин.
Большов. Чай, брат, знаешь, как немцы в магазинах наших бар обирают. Положим, что мы не немцы, а христиане православные,
да тоже пироги-то с начинкой
едим. Так ли? А?
Подхалюзин. Эх, Самсон Силыч!
Да что тут разговаривать-то-с. Уж вы во мне-то не сумневайтесь! Уж одно слово: вот как
есть, весь тут.
Рисположенский.
Будешь и по мелочам, как взять-то негде. Ну, еще нешто, кабы один, а то ведь у меня жена
да четверо ребятишек. Все
есть просят, голубчики. Тот говорит — тятенька, дай, другой говорит — тятенька, дай. Одного вот в гимназию определил: мундирчик надобно, то, другое. А домишко-то эвоно где!.. Что сапогов одних истреплешь, ходимши к Воскресенским воротам с Бутырок-то.
Подхалюзин. Все это буки-с. Улита едет,
да когда-то она
будет. А мы теперь с вами вот какую материю заведем: много ли вам Самсон Силыч обещали за всю эту механику?
Подхалюзин.
Пейте,
да только поскореича, того гляди, сам приедет.
Рисположенский. Сейчас, батюшка Лазарь Елизарыч, сейчас! (
Пьет и закусывает.)
Да уж мы лучше ее с собой возьмем.
Фоминишна.
Да что их разбирать-то! Ну, известное дело, чтоб
были люди свежие, не плешивые, чтоб не пахло ничем, а там какого ни возьми, все человек.
Подхалюзин.
Да, есть-таки около того-с.
Устинья Наумовна.
Да как же мне с женихом-то
быть, серебряный? Я его-то уж больно уверила, что такая Алимпияда Самсоновна красавица, что настоящий тебе патрет; и образованная, говорю, и по-французскому, и на разные манеры знает. Что ж я ему теперь-то скажу?
Да еще, как значительный-то человек, подаст жалобу в суд, потому что значительному человеку везде ход есть-с: мы-то с Самсоном Силычем попались,
да и вам-то не уйти.
Подхалюзин. Точно так-с. Уж
будьте покойны! А надемши шубу-то соболью, Устинья Наумовна,
да по гулянью пройдетесь: другой подумает, генеральша какая.
Ну, а грех какой, сохрани Господи! как придерутся,
да начнут по судам таскать,
да на все семейство эдакая мораль пойдет, а еще, пожалуй, и имение-то все отнимут: должны
будут они-с голод и холод терпеть и без всякого призрения, как птенцы какие беззащитные.
Да это сохрани Господи! это что ж
будет тогда?
Подхалюзин. Это точно, Самсон Силыч! А все-таки, по моему глупому рассуждению, пристроить бы до поры до времени Алимпияду Самсоновну за хорошего человека; так уж тогда
будет она, по крайности, как за каменной стеной-с.
Да главное, чтобы
была душа у человека, так он
будет чувствовать. А то вон, что сватался за Алимпияду Самсоновну благородный-то — и оглобли назад поворотил.
Подхалюзин. Вы, Самсон Силыч, возьмите в рассуждение. Я посторонний человек, не родной, а для вашего благополучия ни дня ни ночи себе покою не знаю,
да и сердце-то у меня все изныло; а за него отдают барышню, можно сказать, красоту неописанную;
да и денег еще дают-с, а он ломается
да важничает, ну
есть ли в нем душа после всего этого?
Подхалюзин. Нет, вы, Самсон Силыч, рассудите об этом:
есть ли душа у человека? Я вот посторонний совсем,
да не могу же без слез видеть всего этого. Поймите вы это, Самсон Силыч! Другой бы и внимания не взял так убиваться из-за чужого дела-с; а ведь меня теперь вы хоть гоните, хоть бейте, а я уж вас не оставлю; потому не могу — сердце у меня не такое.
Подхалюзин.
Да помилуйте, смею ли я? Алимпияда-то Самсоновна, может
быть, на меня и глядеть-то не захотят-с!
Аграфена Кондратьевна. Уж известно, не енаральская дочь, а всё, как
есть красавица!..
Да приголубь ребенка-то, что как медведь бурчишь!
Аграфена Кондратьевна. Чего хочется!
Да ты, Самсон Силыч, очумел, что ли? Накормлена! Мало ли что накормлена! По христианскому закону всякого накормить следствует; и чужих призирают, не токмо что своих, — а ведь это и в люди сказать грех как ни на
есть: родная детища!
Аграфена Кондратьевна.
Да коли уж ты, батюшка, отец, так не
будь свекором! Пора, кажется, в чувство прийти: расставаться скоро приходится, а ты и доброго слова не вымолвишь; должен бы на пользу посоветовать что-нибудь такое житейское. Нет в тебе никакого обычаю родительского!
Аграфена Кондратьевна. Ах, батюшки!
Да как же это быть-то?
Устинья Наумовна. Нынче утром
была. Вышел как
есть в одном шлафорке, а уж употчевал — можно чести приписать. И кофию велел, и ромку-то, а уж сухарей навалил — видимо-невидимо. Кушайте, говорит, Устинья Наумовна! Я
было об деле-то, знаешь ли — надо, мол, чем-нибудь порешить; ты, говорю, нынче хотел ехать обзнакомиться-то: а он мне на это ничего путного не сказал. Вот, говорит, подумамши
да посоветамшись, а сам только что опояску поддергивает.
Аграфена Кондратьевна.
Да, найдешь, на печи-то сидя; ты уж и забыл, кажется, что у тебя дочь-то
есть.
Большов.
Да, очень мне нужно слушать вашу фанаберию. Захотел выдать дочь за приказчика, и поставлю на своем, и разговаривать не смей; я и знать ничего не хочу. Вот теперь закусить пойдемте, а они пусть побалясничают, может
быть, и поладят как-нибудь.
Аграфена Кондратьевна. Ах, батюшки!
Да как же это
быть?
Ну, положим, Алимпияда Самсоновна, что вы выйдете и за благородного —
да что ж в этом
будет толку-с?
Подхалюзин. С места не сойти, Алимпияда Самсоновна! Анафемой хочу
быть, коли лгу!
Да это что-с, Алимпияда Самсоновна! Нешто мы в эдаком доме
будем жить? В Каретном ряду купим-с, распишем как: на потолках это райских птиц нарисуем, сиренов, капидонов разных — поглядеть только
будут деньги давать.
Устинья Наумовна. Вот это дело другого рода. Ну, дай вам Бог жить
да молодеть, толстеть
да богатеть. (
Пьет.) Горько, бралиянтовые!
Живите, как знаете — свой разум
есть. А чтоб вам жить-то
было не скучно, так вот тебе, Лазарь, дом и лавки пойдут вместо приданого,
да из наличного отсчитаем.
Устинья Наумовна. Ах ты, проволочная шея! Ишь ты — у него натура не принимает!
Да давайте я ему за шиворот вылью, коли не
выпьет.