Кто что ни говори, а холостая жизнь очень приятна. Вот теперь, например, если б я был женат, ведь жена помешала бы спать. «Не спи, душенька, нехорошо, тебе нездорово, ты от этого толстеешь». А того и знать не хочет, как ее «душеньке» приятно уснуть, когда сон клонит и глаза смыкаются… (Садится на диван под окном.)
Неточные совпадения
Павлин. Понимаю я-с. Да от большого ума кляуз-то заводить не следует. Конечно, осуждать господ мы не можем, а и похвалить нельзя. У Меропы Давыдовны такой характер: с
кем из знакомых размолвка — сейчас тяжбу заводить. Помилуйте, знакомство большое, размолвки частые — только и знаем,
что судимся.
Чугунов. Да и наживусь, и наживусь. Разговаривай еще! Посмотрю,
что ль, я на
кого! Я видал нужду-то, в
чем она ходит. Мундир-то мой помнишь, давно ль я его снял? Так вытерся,
что только одни нитки остались; сарафан ли это, мундир ли, не скоро разберешь.
Мурзавецкая. А
что мне беспокоиться-то? У меня нужды не бывает — мне на нужду посылается, сколько нужно.
Что ты смотришь? Да, сколько нужно, столько и пошлется: понадобится мне тысяча, будет тысяча, понадобится пятьдесят тысяч, будет и пятьдесят. А сказывал ли ты им,
что кому я должна, я тех помню, я за тех молюсь; а
кому заплатила, тех из головы вон?
Мурзавецкая. Ах, какой храбрый! А ты вот
что скажи: отчего ты людям-то не кажешься, ни у
кого не бываешь?
Чугунов. А доверие
чего стоит-с?
Кто ж это сделает у нас в губернии? Да ни один человек. Чугунову в руки бланк! Конечно, все мы люди, Евлампия Николаевна, все человеки, бедность, семья… а уж и ославили: «Вуколка плут, Вуколке гроша поверить нельзя». А вы вот
что! На-ка!
Купавина. Согласна; но
кто ему дал право учить меня!
Что я, малолетняя,
что ли? Это оскорбительно. Я не отвечала и, признаюсь, довольно-таки охладела к нему. Он приедет сегодня или завтра; вот я посмотрю на него, как он поведет себя, и, если замечу,
что он имеет виды на меня, я полюбезничаю с ним, потом посмеюсь и отпущу его в Петербург ни с
чем.
Горецкий. Да
кто ж у нас в родне святые-то? Вы,
что ли? В
кого путным-то уродиться?
Лыняев. Вот я вам говорил,
что там пьяные;
кто же вас преследует?
Чугунов.
Чем отомстить-то? Все только грозите. А
кто нынче угрозы-то боится?
Мурзавецкая.
Кого б тебе посватать? Вот в виски вступило. Да
чего ж лучше, соседка твоя, Евлампия Николаевна.
Мурзавецкая. Да
кто тебя неволит! Я думала,
что ты его любишь; а нет, так и не надо. Твоя воля, выбирай любого!
Родственники, конечно, родственниками, но отчасти, так сказать, и для самого себя; потому что, точно, не говоря уже о пользе, которая может быть в геморроидальном отношенье, одно уже то, чтоб увидать свет, коловращенье людей…
кто что ни говори, есть, так сказать, живая книга, та же наука.
Нет-с, книги книгам рознь. А если б, между нами, // Был ценсором назначен я, // На басни бы налег; ох! басни — смерть моя! // Насмешки вечные над львами! над орлами! //
Кто что ни говори: // Хотя животные, а всё-таки цари.
— Применяют безобразное, чтоб подчеркнуть красоту, понимаешь? Они, милейший мой, знают,
кого чем взять за жабры. Из-за этой душечки уже две дуэли было…
Неточные совпадения
Кто там? (Подходит к окну.)А,
что ты, матушка?
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери
кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «
Кто такой,
что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи, и не знают,
что такое значит «прикажете принять».
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда
кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо,
что у вас больные такой крепкий табак курят,
что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Это бы еще ничего, — инкогнито проклятое! Вдруг заглянет: «А, вы здесь, голубчик! А
кто, скажет, здесь судья?» — «Ляпкин-Тяпкин». — «А подать сюда Ляпкина-Тяпкина! А
кто попечитель богоугодных заведений?» — «Земляника». — «А подать сюда Землянику!» Вот
что худо!