Какие вещи — рублей пятьсот стоят. «Положите, говорит, завтра поутру в ее комнату и не говорите, от кого». А ведь знает, плутишка, что я не утерплю — скажу. Я его просила посидеть, не остался; с каким-то иностранцем ездит, город ему показывает. Да ведь шут он, у него не разберешь, нарочно он или вправду. «Надо, говорит, этому иностранцу все замечательные трактирные заведения показать!» Хотел к нам привезти этого иностранца. (Взглянув в окно.)
А вот и Мокий Парменыч! Не выходи, я лучше одна с ним потолкую.
Неточные совпадения
Вожеватов. Выдать-то выдала, да надо их спросить, сладко ли им жить-то. Старшую увез какой-то горец, кавказский князек.
Вот потеха-то была… Как увидал, затрясся, заплакал даже — так две недели и стоял подле нее, за кинжал держался да глазами сверкал, чтоб не подходил никто. Женился и уехал, да, говорят, не довез до Кавказа-то, зарезал на дороге от ревности. Другая тоже за какого-то иностранца вышла,
а он после оказался совсем не иностранец,
а шулер.
Вожеватов. Да, правду;
а бесприданницам так нельзя. К кому расположена, нисколько этого не скрывает.
Вот Сергей Сергеич Паратов в прошлом году появился, наглядеться на него не могла,
а он месяца два поездил, женихов всех отбил, да и след его простыл, исчез неизвестно куда.
А то
вот потеха-то: был у них как-то, еще при Паратове, костюмированный вечер; так Карандышев оделся разбойником; взял в руки топор и бросал на всех зверские взгляды, особенно на Сергея Сергеича.
Вожеватов (Огудаловой).
Вот жизнь-то, Харита Игнатьевна, позавидуешь! (Карандышеву.) Пожил бы, кажется, хоть денек на вашем месте. Водочки да винца! Нам так нельзя-с, пожалуй разум потеряешь. Вам можно все: вы капиталу не проживете, потому его нет,
а уж мы такие горькие зародились на свет, у нас дела очень велики, так нам разума-то терять и нельзя.
Робинзон (показывая на кофейную.) Voil
а! [
Вот! (франц.)]
Паратов. Отец моей невесты — важный чиновный господин, старик строгий: он слышать не может о цыганах, о кутежах и о прочем; даже не любит, кто много курит табаку. Тут уж надевай фрак и parlez franзais! [Говорите по-французски! (франц.)]
Вот я теперь и практикуюсь с Робинзоном. Только он, для важности, что ли, уж не знаю, зовет меня «ля Серж»,
а не просто «Серж». Умора!
Робинзон. Давно ли я его знаю,
а уж полюбил, господа.
Вот чудо-то!
Кнуров. Ничего тут нет похвального, напротив, это непохвально. Пожалуй, с своей точки зрения, он не глуп: что он такое… кто его знает, кто на него обратит внимание!
А теперь весь город заговорит про него, он влезает в лучшее общество, он позволяет себе приглашать меня на обед, например… Но
вот что глупо: он не подумал или не захотел подумать, как и чем ему жить с такой женой.
Вот об чем поговорить нам с вами следует.
Илья. Сейчас, барышня… Секунда фальшивит.
Вот беда,
вот беда! В хоре надо браво стоять,
а его набок перегнуло.
Илья. Ну, не вам будь сказано: гулял. Так гулял, так гулял! Я говорю: «Антон, наблюдай эту осторожность!»
А он не понимает. Ах, беда, ах, беда! Теперь сто рублей человек стуит,
вот какое дело у нас, такого барина ждем,
а Антона набок свело. Какой прямой цыган был,
а теперь кривой! (3апевает басом.) «Не искушай…»
Карандышев. Не обижайте!
А меня обижать можно? Да успокойтесь, никакой ссоры не будет: все будет очень мирно. Я предложу за вас тост и поблагодарю вас публично за счастие, которое вы делаете мне своим выбором, за то, что вы отнеслись ко мне не так, как другие, что вы оценили меня и поверили в искренность моих чувств.
Вот и все,
вот и вся моя месть!
Огудалова.
А, так
вот кто!
Карандышев (у окна).
Вот, изволите видеть, к вам подъехал; четыре иноходца в ряд и цыган на козлах с кучером. Какую пыль в глаза пускает! Оно, конечно, никому вреда нет, пусть тешится,
а в сущности-то и гнусно, и глупо.
Лариса. Ах, как нехорошо! Нет хуже этого стыда, когда приходится за других стыдиться…
Вот мы ни в чем не виноваты,
а стыдно, стыдно, так бы убежала куда-нибудь.
А он как будто не замечает ничего, он даже весел.
Огудалова.
А кому нужно, что ты терзаешься.
Вот, Лариса, еще ничего не видя,
а уж терзание; что дальше-то будет?
Вожеватов.
А еще артист! Стыдись! Цыганские песни, ведь это невежество. То ли дело итальянская опера или оперетка веселенькая!
Вот что тебе надо слушать. Чай, сам играл!
Паратов.
А,
вот что! Счастливого пути! В Париж тебе действительно надо ехать. Там только тебя и недоставало.
А где же хозяин?
Вожеватов. Послушать, да и умереть —
вот оно что! (Карандышеву.)
А вы хотели лишить нас этого удовольствия.
Oгудалова.
Вот наконец до чего дошло: всеобщее бегство! Ах, Лариса!.. Догонять мне ее иль нет? Нет, зачем!.. Что бы там ни было, все-таки кругом нее люди…
А здесь, хоть и бросить, так потеря не велика!
Карандышев. Я, господа… (Оглядывает комнату.) Где ж они? Уехали?
Вот это учтиво, нечего сказать! Ну, да тем лучше! Однако когда ж они успели? И вы, пожалуй, уедете! Нет, уж вы-то с Ларисой Дмитриевной погодите! Обиделись? — понимаю. Ну, и прекрасно. И мы останемся в тесном семейном кругу…
А где же Лариса Дмитриевна? (У двери направо.) Тетенька, у вас Лариса Дмитриевна?
Робинзон. Очень семейный… Для меня тихая семейная жизнь выше всего;
а неудовольствие какое или ссора — это Боже сохрани; я люблю и побеседовать, только чтоб разговор умный, учтивый, об искусстве, например… Ну, с благородным человеком,
вот как вы, можно и выпить немножко. Не прикажете ли?
Неточные совпадения
Хлестаков. Да
вот тогда вы дали двести, то есть не двести,
а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что
вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт,
а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части,
а я отправлюсь сам или
вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены жить.
А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь, большая неприятность…
Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.