Неточные совпадения
А у той баловницы, у Фленушки, и острый разум, и в речах быстрота, и нескончаемые веселые
разговоры. «Из Дуни что-то еще выйдет, — думает Самоквасов, — а Фленушка и теперь краса неописанная, а душой-то какая добрая, какая
сердечная, задушевная!..»
Дошли ли до Марьи Ивановны слухи, сама ли она догадалась по каким-нибудь словам Дуни, только она вполне поняла, что молодая ее приятельница недавно перенесла
сердечную бурю. Однажды, когда снова зашел
разговор о книгах, она спросила Дуню...
— Может, и увидишь, — улыбаясь, сказала Аграфена Петровна. — Теперь он ведь в здешних местах, был на ярманке, и мы с ним видались чуть не каждый день. Только у него и
разговоров, что про тебя, и в Вихореве тоже. Просто сказать, сохнет по тебе, ни на миг не выходишь ты из его дум. Страшными клятвами теперь клянет он себя, что уехал за Волгу, не простившись с тобой. «Этим, — говорит, — я всю жизнь свою загубил, сам себя счастья лишил». Плачет даже,
сердечный.
Между Розановым и Лизою не последовало ни одного
сердечного разговора; все поглотила из ничего возникшая суматоха, оставившая вдалеке за собою университетское дело, с которого все это распочалось.
Неточные совпадения
— А осмелюсь ли, милостивый государь мой, обратиться к вам с
разговором приличным? Ибо хотя вы и не в значительном виде, но опытность моя отличает в вас человека образованного и к напитку непривычного. Сам всегда уважал образованность, соединенную с
сердечными чувствами, и, кроме того, состою титулярным советником. Мармеладов — такая фамилия; титулярный советник. Осмелюсь узнать: служить изволили?
При этом была, конечно, и робость, и внутренний стыд за эту робость, так что немудрено, что
разговор ее был неровен — то гневлив, то презрителен и усиленно груб, то вдруг звучала искренняя
сердечная нотка самоосуждения, самообвинения.
После пения
разговор перешел на разные
сердечные отношения. Кергель, раскрасневшийся, как рак, от выпитой жженки, не утерпел и ударил Павла по плечу.
Ученье началось быстро и успешно; сначала наставница и ученик говорили по-немецки, разумеется, об обыденных предметах, а потом
разговор их стал переходить и на нравственные,
сердечные вопросы.
Несколько десятков лет после этого происшествия моя мать, которую очень любила Прасковья Ивановна, спросила ее в минуту
сердечного излияния и самых откровенных
разговоров о прошедшем (которых Прасковья Ивановна не любила):