Неточные совпадения
В горницу хозяин
вошел. Жена торопливо стала распоясывать кушак, повязанный по его лисьей шубе. Прибежала Настя, стала отряхивать заиндевелую отцовскую шапку, меж
тем Параша снимала вязанный из шерсти шарф с шеи Патапа Максимыча. Ровно кошечки, ластились к отцу дочери, спрашивали...
Для них шляпу на особую стать за Волгой валяли, ни дать ни взять, как
те низенькие, мягкие летние шляпы, что теперь у горожан в моду
вошли.
Вскоре пришел Алексей. В праздничном наряде таким молодцом он смотрел, что хоть сейчас картину писать с него. Усевшись на стуле у окна, близ хозяина, глаз не сводил он с него и с Ивана Григорьича. Помня приказ Фленушки, только разок взглянул он на Настю, а после
того не смотрел и в
ту сторону, где сидела она. Следом за Алексеем в горницу Волк
вошел, в платье Патапа Максимыча. Помолясь по уставу перед иконами, поклонившись всем на обе стороны, пошел он к Аксинье Захаровне.
И Заплатин и Скорняков оказались тоже старыми приятелями Стуколова; знал он и Никифора Захарыча, когда
тот еще только в годы
входил. Дочерей Патапа Максимыча не знал Стуколов. Они родились после
того, как он покинул родину. С
тех пор больше двадцати пяти годов прошло, и о нем по Заволжью ни слуху ни духу не было.
В это время Настя взглянула на входившего Алексея и улыбнулась ему светлой, ясной улыбкой. Не заметил он
того —
вошел мрачный, сел задумчивый. Видно, крепкая дума сидит в голове.
Войдя в комнату, Манефа уставно перекрестилась перед иконами, поздоровалась с Марьей Гавриловной, а
та, как следует по чину обительскому, сотворила перед нею два обычных «метания».
Положив уставнóй семипоклонный начáл, Аксинья Захаровна благоговейно подняла из божницы икону Богородицы и подала ее мужу.
Тот благословил Настю, потом Аксинья Захаровна… Затем все
вошли в светлицу.
Царские воины по слову предателя
вошли через
тот пролаз в обитель и учинили в ней великое кровопролитие…
Пущай у сына руки золотые, пущай всем знаемо, что другого такого токаря за Волгой нет и не бывало — да ведь пó
том и руками у белорукого богача в честь не
войдешь.
Еще с
той поры, как только стал
входить в возраст, любил он тешить себя игрой мыслей, по целым, бывало, часам задумывался над вещами несбыточными, над делами несодеянными.
Вошел Алексей в комнату, где хозяин сидел с
тем самым англичанином, что встретился ему накануне на пристани. Сидят, развалясь, на широком диване, сами сигары курят.
Дверь неслышно растворилась, и
вошел тот самый человек, что показался Алексею чином больше станового.
А женихов отец меж
тем издержался, к свадьбе готовясь, в долги
вошел, с невестиных родителей стал у нас в приказе убытки править…
«Когда он, недобрый, впервые был у нас в Комарове, когда он без зову, без спросу
вошел к нам в домик, меня на
ту пору не было дома.
Вошла мать Манефа в свою боковушу, взяла с полочки молоток и три раза ударила им по стене.
Та стена отделяла ее жилье от Фленушкиных горниц. Не замедлила Фленушка явиться на условный зов игуменьи.
Когда Фленушка
вошла в келью Манефы,
та показала ей на стол, где уже лежала бумага и стояла чернильница. Манефа сказала...
Между ними завязался спор о гнедом и чагравом. Между
тем вошел в комнату красавец — стройного роста, светло-русые блестящие кудри и темные глаза. Гремя медным ошейником, мордатый пес, собака-страшилище, вошел вослед за ним.
Но только что он отворил дверь в сени, как вдруг столкнулся с самим Порфирием.
Тот входил к нему. Раскольников остолбенел на одну минуту. Странно, он не очень удивился Порфирию и почти его не испугался. Он только вздрогнул, но быстро, мгновенно приготовился. «Может быть, развязка! Но как же это он подошел тихонько, как кошка, и я ничего не слыхал? Неужели подслушивал?»
Неточные совпадения
Те же, Бобчинский и Добчинский, оба
входят запыхавшись.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С
тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет
войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не
войдет в комнату, ничего не расскажет!
Оборванные нищие, // Послышав запах пенного, // И
те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А в дом
войдем, так из дому // Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит к окну хозяюшка // С краюхою, с ножом, // А мы-то заливаемся: // «Давать давай — весь каравай, // Не мнется и не крошится, // Тебе скорей, а нам спорей…»
Он был по службе меня моложе, сын случайного отца, воспитан в большом свете и имел особливый случай научиться
тому, что в наше воспитание еще и не
входило.