Илья Ильич думал, что начальник до
того входит в положение своего подчиненного, что заботливо расспросит его: каково он почивал ночью, отчего у него мутные глаза и не болит ли голова?
Он боялся всякой мечты или, если входил в ее область,
то входил, как входят в грот с надписью: ma solitude, mon hermitage, mon repos, [мое уединение, моя обитель, мой отдых (фр.).] зная час и минуту, когда выйдешь оттуда.
Неточные совпадения
Опять
тот же прыжок и ворчанье сильнее. Захар
вошел, а Обломов опять погрузился в задумчивость. Захар стоял минуты две, неблагосклонно, немного стороной посматривая на барина, и, наконец, пошел к дверям.
На другой, на третий день и так далее нужно было бы приказывать
то же самое вновь и вновь
входить с ним в неприятные объяснения.
Пока Захар и Анисья не были женаты, каждый из них занимался своею частью и не
входил в чужую,
то есть Анисья знала рынок и кухню и участвовала в убирании комнат только раз в год, когда мыла полы.
В разговоре она не мечтает и не умничает: у ней, кажется, проведена в голове строгая черта, за которую ум не переходил никогда. По всему видно было, что чувство, всякая симпатия, не исключая и любви,
входят или
входили в ее жизнь наравне с прочими элементами, тогда как у других женщин сразу увидишь, что любовь, если не на деле,
то на словах, участвует во всех вопросах жизни и что все остальное
входит стороной, настолько, насколько остается простора от любви.
Обломов пошел в обход, мимо горы, с другого конца
вошел в
ту же аллею и, дойдя до средины, сел в траве, между кустами, и ждал.
— Ты
вошла бы в залу, и несколько чепцов пошевелилось бы от негодования; какой-нибудь один из них пересел бы от тебя… а гордость бы у тебя была все
та же, а ты бы сознавала ясно, что ты выше и лучше их.
Вдруг сзади его скрипнула дверь, и в комнату
вошла та самая женщина, которую он видел с голой шеей и локтями.
— Не успеете: они,
того и гляди,
войдут; они думают, что вы нездоровы. Прощайте, я побегу: они одни, ждут меня…
Братец опять
тем же порядком
вошли в комнату, так же осторожно сели на стул, подобрали руки в рукава и ждали, что скажет Илья Ильич.
Но был ли это авторитет любви — вот вопрос?
Входило ли в этот авторитет сколько-нибудь ее обаятельного обмана,
того лестного ослепления, в котором женщина готова жестоко ошибиться и быть счастлива ошибкой?..
Первенствующую роль в доме играла супруга братца, Ирина Пантелеевна,
то есть она предоставляла себе право вставать поздно, пить три раза кофе, переменять три раза платье в день и наблюдать только одно по хозяйству, чтоб ее юбки были накрахмалены как можно крепче. Более она ни во что не
входила, и Агафья Матвеевна по-прежнему была живым маятником в доме: она смотрела за кухней и столом, поила весь дом чаем и кофе, обшивала всех, смотрела за бельем, за детьми, за Акулиной и за дворником.
Между ними завязался спор о гнедом и чагравом. Между
тем вошел в комнату красавец — стройного роста, светло-русые блестящие кудри и темные глаза. Гремя медным ошейником, мордатый пес, собака-страшилище, вошел вослед за ним.
Пантен, конечно, сообщил им приказание Грэя; когда
тот вошел, помощник его докуривал шестую сигару, бродя по каюте, ошалев от дыма и натыкаясь на стулья.
Но только что он отворил дверь в сени, как вдруг столкнулся с самим Порфирием.
Тот входил к нему. Раскольников остолбенел на одну минуту. Странно, он не очень удивился Порфирию и почти его не испугался. Он только вздрогнул, но быстро, мгновенно приготовился. «Может быть, развязка! Но как же это он подошел тихонько, как кошка, и я ничего не слыхал? Неужели подслушивал?»
Весь вечер он был сам не свой:
то входил к тетушкам, то уходил от них к себе и на крыльцо и думал об одном, как бы одну увидать ее; но и она избегала его, и Матрена Павловна старалась не выпускать ее из вида.
Неточные совпадения
Те же, Бобчинский и Добчинский, оба
входят запыхавшись.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С
тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет
войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не
войдет в комнату, ничего не расскажет!
Оборванные нищие, // Послышав запах пенного, // И
те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А в дом
войдем, так из дому // Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит к окну хозяюшка // С краюхою, с ножом, // А мы-то заливаемся: // «Давать давай — весь каравай, // Не мнется и не крошится, // Тебе скорей, а нам спорей…»
Он был по службе меня моложе, сын случайного отца, воспитан в большом свете и имел особливый случай научиться
тому, что в наше воспитание еще и не
входило.