Неточные совпадения
Жил старый Трифон Лохматый да Бога благодарил. Тихо
жил, смирно, с соседями
в любви да
в совете;
добрая слава шла про него далеко. Обиды от Лохматого никто не видал, каждому человеку он по силе своей рад был сделать
добро. Пуще всего не любил мирских пересудов. Терпеть не мог, как иной раз дочери, набравшись вестей на супрядках аль у колодца, зачнут языками косточки кому-нибудь перемывать.
Никого, кажись, Трифон не прогневал, со всеми
жил в ладу да
в добром совете, а токарню подпалили.
Хоть родину
добром поминать ей было нечего, — кроме бед да горя, Никитишна там ничего не ведала, — а все же тянуло ее на родную сторону: не осталась
в городе
жить, приехала
в свою деревню Ключовку.
И благословение Божие почило на
добром человеке и на всем доме его:
в семь лет, что
прожила Груня под покровом его, седмерицею достаток его увеличился, из зажиточного крестьянина стал он первым богачом по всему Заволжью.
К торговому делу был он охоч, да не больно горазд. Приехал на Волгу
добра наживать, пришлось залежные деньги
проживать. Не пошли ему Господь
доброго человека, ухнули б у Сергея Андреича и родительское наследство, и трудом да удачей нажитые деньги, и приданое, женой принесенное. Все бы
в одну яму.
Так расхваливала Манефа жизнь монастырскую, что Марье Гавриловне понравилось ее приглашенье.
Жить в уединении,
в тихом приюте, средь
добрых людей, возле матушки Манефы, бывшей во дни невзгод единственною ее утешительницей, — чего еще лучше?..
— Можно!.. — с жаром сказала Манефа. — По другим местам нельзя,
в скитах можно… Давно бы нас разогнали, как иргизских, давно бы весь Керженец запустошили, если бы без бережи
жили да не было бы у нас сильных благодетелей… Подай, Господи, им
доброго здравия и вечного души спасения!..
—
В Комарове побывай. Марья Гавриловна Масляникова, что
живет у сестры
в обители, вздумала торги заводить, пароход покупает. Толкнись к ней — баба
добрая… Без приказчика ей нельзя… Скажи: от Патапа, мол, Максимыча прислан.
Голова Михайло Васильич поневоле
в добрых ладах с Морковкиным
жил, но крепко тяготился, когда писарь наезжал к нему
в дом погостить-побеседовать.
— Одно пустое дело!.. — стоял на своем Патап Максимыч. — Захочешь спасаться, и
в миру спасешься —
живи только по
добру да по правде.
Евдокеюшку послать — Виринеюшки жаль: восемь годов она сряду
в читалках
жила, много пользы принесла обители, и матушке Виринее я святое обещанье дала, что на дальнюю службу племянницу ее больше не потребую… и что там ни будь, а старого друга,
добрую мою старушку, мать Виринею, не оскорблю…
Знаю одно: где муж да жена
в любви да совете, по
добру да по правде
живут,
в той семье сам Господь
живет.
— Молись же Богу, чтоб он скорей послал тебе человека, — сказала Аграфена Петровна. — С ним опять, как
в детстве бывало, и светел и радошен вольный свет тебе покажется, а людская неправда не станет мутить твою душу.
В том одном человеке вместится весь мир для тебя, и, если будет он
жить по
добру да по правде, успокоится сердце твое, и больше прежнего возлюбишь ты
добро и правду. Молись и ищи человека. Пришла пора твоя.
— Оттреплет этакий барин! — говорил Захар. — Такая добрая душа; да это золото — а не барин, дай Бог ему здоровья! Я у него как в царствии небесном: ни нужды никакой не знаю, отроду дураком не назвал;
живу в добре, в покое, ем с его стола, уйду, куда хочу, — вот что!.. А в деревне у меня особый дом, особый огород, отсыпной хлеб; мужики все в пояс мне! Я и управляющий и можедом! А вы-то с своим…
Кружок своих близких людей она тоже понимала. Зарницын ей представлялся добрым, простодушным парнем, с которым можно легко
жить в добрых отношениях, но она его находила немножко фразером, немножко лгуном, немножко человеком смешным и до крайности флюгерным. Он ей ни разу не приснился ночью, и она никогда не подумала, какое впечатление он произвел бы на нее, сидя с нею tête-а-tête [Наедине (франц.).] за ее утренним чаем.
Неточные совпадения
Он не мог согласиться с этим, потому что и не видел выражения этих мыслей
в народе,
в среде которого он
жил, и не находил этих мыслей
в себе (а он не мог себя ничем другим считать, как одним из людей, составляющих русский народ), а главное потому, что он вместе с народом не знал, не мог знать того,
в чем состоит общее благо, но твердо знал, что достижение этого общего блага возможно только при строгом исполнении того закона
добра, который открыт каждому человеку, и потому не мог желать войны и проповедывать для каких бы то ни было общих целей.
Степан Аркадьич точно ту же разницу чувствовал, как и Петр Облонский.
В Москве он так опускался, что,
в самом деле, если бы
пожить там долго, дошел бы, чего
доброго, и до спасения души;
в Петербурге же он чувствовал себя опять порядочным человеком.
И, может быть, я завтра умру!.. и не останется на земле ни одного существа, которое бы поняло меня совершенно. Одни почитают меня хуже, другие лучше, чем я
в самом деле… Одни скажут: он был
добрый малый, другие — мерзавец. И то и другое будет ложно. После этого стоит ли труда
жить? а все
живешь — из любопытства: ожидаешь чего-то нового… Смешно и досадно!
— Нехорошо, нехорошо, — сказал Собакевич, покачав головою. — Вы посудите, Иван Григорьевич: пятый десяток
живу, ни разу не был болен; хоть бы горло заболело, веред или чирей выскочил… Нет, не к
добру! когда-нибудь придется поплатиться за это. — Тут Собакевич погрузился
в меланхолию.
Впрочем, если сказать правду, они всё были народ
добрый,
жили между собою
в ладу, обращались совершенно по-приятельски, и беседы их носили печать какого-то особенного простодушия и короткости: «Любезный друг Илья Ильич», «Послушай, брат, Антипатор Захарьевич!», «Ты заврался, мамочка, Иван Григорьевич».