Неточные совпадения
Мне почему-то показалось, что из всей «академии» только этот Пепко отнесся ко мне
с какой-то скрытой враждебностью, и я почувствовал себя неловко. Бывают такие встречи, когда по первому впечатлению почему-то невзлюбишь человека. Как оказалось впоследствии, я не ошибся: Пепко возненавидел меня
с первого раза, потому что по природе был ревнив и относился к каждому новому человеку крайне подозрительно. Мне лично он тоже не понравился,
начиная с его длинного носа и кончая холодной сырой рукой.
Чтобы поправить свою неловкость
с первой рюмкой, я выпил залпом вторую и сразу почувствовал себя как-то необыкновенно легко и почувствовал, что люблю всю «академию» и что меня все любят. Главное, все такие хорошие… А машина продолжала играть, у меня
начинала сладко кружиться голова, и я помню только полковника Фрея, который сидел
с своей трубочкой на одном месте, точно бронзовый памятник.
А нам, то есть каждому начинающему автору, приходится проходить всю теорию словесности собственным горбом,
начиная с поучения какого-нибудь Луки Жидяты.
Пепко вдруг замолчал и посмотрел на меня, стиснув зубы. В воздухе пронеслась одна из тех невысказанных мыслей, которые являются иногда при взаимном молчаливом понимании. Пепко даже смутился и еще раз посмотрел на меня уже
с затаенной злобой: он во мне
начинал ненавидеть свою собственную ошибку, о которой я только догадывался. Эта маленькая сцена без слов выдавала Пепку головой… Пепко уже раскаивался в своей откровенности и в то же время обвинял меня, как главного виновника этой откровенности.
Первое впечатление получалось довольно невыгодное,
начиная с темной передней, где стоял промозглый воздух маленькой тесной квартирки.
А затем действующие лица так мало походили на живых людей,
начиная с того, что резко разграничивались на два разряда — собственно героев и мерзавцев по преимуществу.
Свои описания природы я
начал с подражаний тем образцам, которые помещены в хрестоматиях, как образцовые.
Васька принимал угрожающе-свирепый вид. Вероятно,
с похмелья у него трещала башка. Нужно было куда-нибудь поместить накипевшую пьяную злость, и Васька
начинал травить немецкую бабушку. Отставив одну ногу вперед, Васька визгливым голосом неожиданно выкрикивал самое неприличное ругательство, от которого у бедной немки встряхивались все бантики на безукоризненно белом чепце.
— Господин, так невозможно, — уговаривал городовой, — Иван Павлыч, невозможно-с… Помилуйте, этакое, можно сказать, безобразие. Васька, вставай… Вот я тебя, кудлатого, как
начну обихаживать. Иван Павлыч, голубчик, терпленья нет.
Кстати, Пепко
начал пропадать в «Розе» и часто возвращался под хмельком в обществе Карла Иваныча. Немец отличался голубиной незлобивостью и никому не мешал. У него была удивительная черта: музыку он писал по утрам, именно
с похмелья, точно хотел в мире звуков получать просветление и очищение. Стихи Пепки аранжировались иногда очень удачно, и немец говорил
с гордостью, ударяя себя кулаком в грудь...
В данном случае
началом события послужила приклеенная к гостеприимным дверям «Розы» простая белая бумажка, на которой было начертано: «Сего 17 июня имеет быть дан инструментально-вокально-музыкально-танцевальный семейный вечер
с плату 20 к. на персону.
Милая Наденька жертвовала собой еще раз, и можно себе представить ее положение, если бы я взял да и остался. Но я этого, конечно, не сделал и
начал прощаться. Наденька понимала, как мне больно уходить в свою нору, и
с особой выразительностью пожала мне руку.
Одним словом, я разыгрывал роль романиста самым бессовестным образом и между прочим сейчас же воспользовался разработанным совместно
с Пепкой романом девушки в белом платье, поставив героиней Александру Васильевну и изменив
начало.
Пепко провожал ее тоже
с улыбкой, а когда поезд отходил, впадал в моментальную ярость и
начинал ругаться даже по-чухонски.
И это
с самого
начала, а что же будет потом?
Рассуждения, несомненно, прекрасные; но то утро, которое я сейчас буду описывать, являлось ярким опровержением Пепкиной философии.
Начать с того, что в собственном смысле утра уже не было, потому что солнце уже стояло над головой — значит, был летний полдень. Я проснулся от легкого стука в окно и сейчас же заснул. Стук повторился. Я
с трудом поднял тяжелую вчерашним похмельем голову и увидал заглядывавшее в стекло женское лицо. Первая мысль была та, что это явилась Любочка.
— И даже очень… Три раза сказала, что скучает, потом
начала обращать меня на путь истины… Трогательно! Точно
с младенцем говорит… Одним словом, мне нельзя сказать
с молоденькой женщиной двух слов, и я просто боялся остаться
с ней дольше
с глазу на глаз.
Девушка наскоро выпила стакан чаю и
начала прощаться. Она поняла, кажется, в какое милое общество попала, особенно когда появилась Мелюдэ. Интересно было видеть, как встретились эти две девушки, представлявшие крайние полюсы своего женского рода. Мелюдэ
с нахальством трактирной гетеры сделала вид, что не замечает Анны Петровны. Я постарался увести медичку.
С Пепкой что-то случилось,
начиная с того, что он теперь отсиживался дома и выходил только утром на лекции.
— «Для
начала недурно», как сказал турок, посаженный на кол… Да, не вредно, господин Запорожец, а удары судьбы были провиденциальным назначением каждого доброго запорожца… На всякий случай поздравляю «
с полем», как говорят охотники, когда убита первая дичь.
— Знаете, как-то неудобно
начинать литературную деятельность
с прошения к мировому.
В неудаче
с первым романом я
начинал видеть достойную кару за сделку
с совестью.
Может быть, я
начал именно
с того, чем должен кончить русский писатель.
К клинике Федосья возвращалась
с особенной настойчивостью, и это меня
начинало злить.
Для
начала встреча вышла недурная. Знаменитый Андрей Иваныч, не умевший зажечь лампы, проявлял настоящий талант вьючного животного. Эта чета повторяла
с небольшими вариациями моих первых квартирных хозяев.
Повторялись прошлогодние муки творчества, и мне иногда казалось, что я
начинаю сходить
с ума.
Это возвышенное настроение совпадало
с твердым намерением
начать новую жизнь.
Мне доктор советовал для восстановления сил пить пиво, и стоицизм Пепки подвергался серьезному искусу. Но он выдержал свое «отчаяние»
с полной бодростью духа, потому что страдал жаждой высказаться и поделиться своим настроением. На него нападала временем неудержимая общительность. Прихлебывая чай, Пепко
начал говорить
с торопливостью человека, за которым кто-то гонится и вот-вот сейчас схватит.
Аграфена Петровна обыкновенно не договаривала, чему она удивляется, и только строго подбирала губы. Вообще это была странная женщина. Как-то ни
с того ни
с сего развеселится, потом так же ни
с того ни
с сего по-бабьи пригорюнится. К Андрею Иванычу она относилась, как к младенцу, и даже входила в его любовные горести, когда Андрей Иваныч
начинал, например, ревновать Анжелику к какому-то офицеру.
Приходилось
начинать с новых опытов.
Ох, как я ненавижу всех женщин,
начиная с праматери Евы, благодаря маленькой любезности которой появился весь род людской.
Не знаю почему, но это бродяжничество по улицам меня успокаивало, и я возвращался домой
с аппетитом жизни, — есть желание жить, как есть желание питаться. Меня
начинало пугать развивавшаяся старческая апатия — это уже была смерть заживо. Глядя на других, я
начинал точно приходить в себя. Являлось то, что называется самочувствием. Выздоравливающие хорошо знают этот переход от апатии к самочувствию и аппетиту жизни.