Перед Ильиным днем поп Макар устраивал «помочь». На покос выходило до полуторых сот косцов. Мужики любили попа Макара и не отказывались поработать денек. Да и как было
не поработать, когда поп Макар крестил почти всех косцов, венчал, а в будущем должен был похоронить? За глаза говорили про попа то и се, а на деле выходило другое. Теперь в особенности популярность попа Макара выросла благодаря свержению ига исправника Полуянова.
Неточные совпадения
— Вторую мельницу строить
не буду, — твердо ответил Галактион. — Будет с вас и одной. Да и дело
не стоящее. Вон запольские купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, — будете
не зерно молоть, а друг друга есть. Верно говорю… Лет пять еще
поработаешь, а потом хоть замок весь на свою крупчатку. Вот сам увидишь.
Вот на помощь этому конкурсу Луковников и пригласил Галактиона, потому что купцы
не желали
работать, а Мышников
не понимал практики коммерческих запольских тонкостей.
— А между тем обидно, Тарас Семеныч. Поставьте себя на мое место. Ведь еврей такой же человек. Среди евреев есть и дураки и хорошие люди. Одним словом, предрассудок. А что верно, так это то, что мы люди рабочие и из ничего создаем капиталы. Опять-таки: никто
не мешает
работать другим. А если вы
не хотите брать богатства, которое лежит вот тут, под носом… Упорно
не хотите. И средства есть и энергия, а только
не хотите.
— Хорошо тебе наговаривать, родитель, да высмеивать, — как-то застонал Галактион, — да. А я вот и своей-то постылой жизни
не рад. Хлопочу,
работаю, тороплюсь куда-то, а все это одна видимость… у самого пусто, вот тут пусто.
Как это все легко делается: недавно еще у него ничего
не было, а сейчас уже он
зарабатывал столько, что
не мог даже мечтать раньше о подобном благополучии.
Галактион действительно целую зиму провел в поездках по трем уездам и являлся в Заполье только для заседаний в правлении своего банка. Он начинал увлекаться грандиозностью предстоявшей борьбы и
работал, как вол. Домой он приезжал редким гостем и даже как-то
не удивился, когда застал у себя Харитину, которая только что переехала к нему жить.
Но зато ум Диди
работал гораздо быстрее, чем было желательно, и она была развита
не по годам.
И это была совсем
не та Харитина, которую он видел у себя дома, и сам он был
не тот, каким его знали все, — о! он еще
не начинал жить, а только готовился к чему-то и ради этого неизвестного
работал за четверых и отказывал себе во всем.
— Нужно быть сумасшедшим, чтобы
не понимать такой простой вещи. Деньги — то же, что солнечный свет, воздух, вода, первые поцелуи влюбленных, — в них скрыта животворящая сила, и никто
не имеет права скрывать эту силу. Деньги должны
работать, как всякая сила, и давать жизнь, проливать эту жизнь, испускать ее лучами.
Именно ведь тем и хорош русский человек, что в нем еще живет эта общая совесть и что он
не потерял способности стыдиться. Вот с победным шумом грузно
работает пароходная машина, впереди движущеюся дорогой развертывается громадная река, точно бесконечная лента к какому-то приводу, зеленеет строгий хвойный лес по берегам, мелькают редкие селения, затерявшиеся на широком сибирском приволье. Хорошо. Бодро. Светло. Жизнь полна. Это счастье.
Потом Михей Зотыч принялся ругать мужиков — пшеничников, оренбургских казаков и башкир, — все пропились на самоварах и гибнут от прикачнувшейся легкой копеечки. А главное —
работать по-настоящему разучились: помажут сохой — вот и вся пахота.
Не удобряют земли,
не блюдут скотинку, и все так-то. С одной стороны — легкие деньги, а с другой — своя лень подпирает. Как же тут голоду
не быть?
— Ну, что уж… Вот, Варюша-то… Я ее как дочь люблю, монахини на бога
не работают, как я на нее, а она меня за худые простыни воровкой сочла. Кричит, ногами топала, там — у черной сотни, у быка этого. Каково мне? Простыни-то для раненых. Прислуга бастовала, а я — работала, милый! Думаешь — не стыдно было мне? Опять же и ты, — ты вот здесь, тут — смерти ходят, а она ушла, да-а!
Неточные совпадения
— Филипп на Благовещенье // Ушел, а на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… //
Не стала я тревожиться, // Что ни велят —
работаю, // Как ни бранят — молчу.
В постель скорей торопишься?» // А деверь говорит: // «
Не много ты
работала!
С ребятами, с дево́чками // Сдружился, бродит по лесу… // Недаром он бродил! // «Коли платить
не можете, //
Работайте!» — А в чем твоя // Работа? — «Окопать // Канавками желательно // Болото…» Окопали мы… // «Теперь рубите лес…» // — Ну, хорошо! — Рубили мы, // А немчура показывал, // Где надобно рубить. // Глядим: выходит просека! // Как просеку прочистили, // К болоту поперечины // Велел по ней возить. // Ну, словом: спохватились мы, // Как уж дорогу сделали, // Что немец нас поймал!
Охота есть —
работаю, //
Не то — валяюсь с бабою, //
Не то — иду в кабак!»
Г-жа Простакова (
работая). Ах, Господи Боже мой! Уж ребенок
не смей и избранить Пафнутьича! Уж и разгневался!