Неточные совпадения
Вахрушка даже сел на своем конике, пораженный наблюдательностью неизвестного бродяги.
Вот так старичонко задался: на два аршина под землей все
видит. Вахрушка в конце концов рассердился...
— Хороши твои девушки, хороши красные… Которую и брать, не знаю, а начинают с краю. Серафима Харитоновна, видно, богоданной дочкой будет… Галактиона-то моего
видела? Любимый сын мне будет, хоша мы не ладим с ним… Ну,
вот и быть за ним Серафиме. По рукам, сватья…
—
Вот так штука: жид на свадьбе проявился! — дивились добродушные запольские купцы и
видели в этом новую дурную примету.
— Вторую мельницу строить не буду, — твердо ответил Галактион. — Будет с вас и одной. Да и дело не стоящее. Вон запольские купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, — будете не зерно молоть, а друг друга есть. Верно говорю… Лет пять еще поработаешь, а потом хоть замок весь на свою крупчатку.
Вот сам
увидишь.
— Муж? — повторила она и горько засмеялась. — Я его по неделям не
вижу…
Вот и сейчас закатился в клуб и проиграет там до пяти часов утра, а завтра в уезд отправится. Только и
видела… Сидишь-сидишь одна, и одурь возьмет. Тоже живой человек… Если б еще дети были… Ну, да что об этом говорить!.. Не стоит!
Потом Харитина вдруг замолчала, пригорюнилась и начала смотреть на Галактиона такими глазами, точно
видела его в первый раз. Гость пил чай и думал, какая она славная,
вот эта Харитина. Эх, если б ей другого мужа!.. И понимает все и со всяким обойтись умеет, и развеселится, так любо смотреть.
— Ах, какой вы, Тарас Семеныч! Стабровский делец — одно, а Стабровский семейный человек, отец — совсем другое. Да
вот сами
увидите, когда поближе познакомитесь. Вы лучше спросите меня: я-то о чем хлопочу и беспокоюсь? А уж такая натура:
вижу, девочка растет без присмотру, и меня это мучит. Впрочем, как знаете.
— Да так…
Вот ты теперь ешь пирог с луком, а вдруг протянется невидимая лапа и цап твой пирог. Только и
видел… Ты пасть-то раскрыл, а пирога уж нет. Не понимаешь? А дело-то к тому идет и даже весьма деликатно и просто.
— Дело
вот в чем, Галактион Михеич… Гм…
Видите ли, нам приходится бороться главным образом с Прохоровым… да. И мне хотелось бы, чтобы вы отправились к нему и повели необходимые переговоры. Понимаете, мне самому это сделать неудобно, а вы посторонний человек. Необходимые инструкции я вам дам, и остается только выдержать характер. Все дело в характере.
— Ведь я
вижу… И мне тоже скучно.
Вот что, давайте играть в дурачки.
— Отлично. Мне его до зарезу нужно. Полуянова засудили? Бубнов умер? Слышал… Все к лучшему в этом лучшем из миров, Галактион Михеич. А я, как
видите, не унываю. Сто неудач — одна удача, и в этом заключается вся высшая математика.
Вот только времени не хватит. А вы синдикат устраивать едете?
— Они-с… Я ведь у них проживаю и все
вижу, а сказать никому не смею, даже богоданной маменьке. Не поверят-с. И даже меня же могут завинить в напраслине. Жена перед мужем всегда выправится, и я же останусь в дураках. Это я насчет Галактиона, сестрица. А
вот ежели бы вы, напримерно, вечером заглянули к ним, так собственноручно
увидели бы всю грусть. Весьма жаль.
Это самоедство все разрасталось, и доктор инстинктивно начал сторониться даже людей, которые были расположены к нему вполне искренне, как Стабровский. Доктора вперед коробила мысль, что умный поляк все
видит, понимает и про себя жалеет его. Именно
вот это сожаление убивало доктора, поднимая в нем остаток мужской гордости.
— Так, так, сынок… Это точно, неволи нет. А я-то
вот по уезду шатаюсь, так все
вижу: которые были запасы, все на базар свезены. Все теперь на деньги пошло, а деньги пошли в кабак, да на самовары, да на ситцы, да на трень-брень… Какая тут неволя? Бога за вас благодарят мужички… Прежде-то все свое домашнее было, а теперь все с рынка везут. Главное, хлебушко всем мешает… Ох, горе душам нашим!
Заканчивалось письмо так: «
Вот, г. корреспондент, как бывает: в чужом глазу сучок
видим, а в своем бревна не замечаем.
— Кого я
вижу!
Вот удружил, что сам догадался приехать! А я нарочно разыскивал тебя по всему городу.
—
Вот,
вот… Еще первого такого-то человека
вижу… да. А я теперь вольный казак. По рукам и по ногам вязала дочь. Ну, много ли мне одному нужно? Слава тебе, господи!
Харитина как-то сразу оживилась и бойко принялась собирать все необходимое. Она когда-то умела так мило хлопотать, когда была и молода, и красива, и счастлива. Прасковья Ивановна следила за ней улыбающимися глазами и думала:
вот отчаянная эта Харитина, как
увидела посторонних мужчин, так и запрыгала брынскою козой.
Оглянувшись, Анфим так и обомлел. По дороге бежал Михей Зотыч, а за ним с ревом и гиком гналась толпа мужиков. Анфим
видел, как Михей Зотыч сбросил на ходу шубу и прибавил шагу, но старость сказывалась, и он начал уставать.
Вот уже совсем близко разъяренная, обезумевшая толпа. Анфим даже раскрыл глаза, когда из толпы вылетела пара лошадей Ермилыча, и какой-то мужик, стоя в кошевой на ногах, размахивая вожжами, налетел на Михея Зотыча.
Неточные совпадения
Так я,
вот изволите
видеть, забежал к Коробкину.
Хлестаков. Вы, как я
вижу, не охотник до сигарок. А я признаюсь: это моя слабость.
Вот еще насчет женского полу, никак не могу быть равнодушен. Как вы? Какие вам больше нравятся — брюнетки или блондинки?
Разговаривает все на тонкой деликатности, что разве только дворянству уступит; пойдешь на Щукин — купцы тебе кричат: «Почтенный!»; на перевозе в лодке с чиновником сядешь; компании захотел — ступай в лавочку: там тебе кавалер расскажет про лагери и объявит, что всякая звезда значит на небе, так
вот как на ладони все
видишь.
Городничий.
Вот когда зарезал, так зарезал! Убит, убит, совсем убит! Ничего не
вижу.
Вижу какие-то свиные рыла вместо лиц, а больше ничего… Воротить, воротить его! (Машет рукою.)
Помещик так растрогался, // Что правый глаз заплаканный // Ему платочком вытерла // Сноха с косой распущенной // И чмокнула старинушку // В здоровый этот глаз. // «
Вот! — молвил он торжественно // Сынам своим наследникам // И молодым снохам. — // Желал бы я, чтоб
видели // Шуты, врали столичные, // Что обзывают дикими // Крепостниками нас, // Чтоб
видели, чтоб слышали…»