— А кто его любит? Самое поганое дело… Целовальники, и те все разбежались бы, если бы ихняя воля. А только дело верное, поэтому за него и держимся… Ты думаешь, я много на караване заводском наживу? Иной год и из кармана уплывет, а кабаками и раскроюсь. Ежели бог пошлет счастки в Мурмосе, тогда и кабаки побоку… Тоже выходит причина, чтобы не оставаться на Самосадке.
Куда ни кинь, везде выходит, что уезжать.
На изложинах росистых, // На поверхности озер, // Вдоль ручьев и речек чистых // И
куда ни кинешь взор, // Всюду звонкая тревога, // Всюду, в зелень убрана, // Торжествуя, хвалит бога // Жизни полная весна!
Горы и небо… Небо и горы… И не видно границ, где кончаются горы и начинается небо.
Куда ни кинешь взор, все кажется золотым и пурпурным в розовом мареве восхода. Только над самыми нашими головами синеет клочок голубого неба, ясного и чистого, как бирюза.
Неточные совпадения
На другой день, с почтовым поездом, я возвращался в Петербург. Дорогой я опять слышал «благонамеренные речи» и мчался дальше и дальше, с твердою надеждой, что и впредь, где бы я
ни был,
куда бы
ни кинула меня судьба, всегда и везде будут преследовать меня благонамеренные речи…
И это насиженное воспроизводится с такою легкостью, что само собою, помимо всякого содействия со стороны воображения, перемещается следом за человеком,
куда бы
ни кинула его судьба.
— Я сбираюсь
покинуть ваш дом, полковник, — проговорил Фома самым спокойным голосом. — Я решился идти
куда глаза глядят и потому нанял на свои деньги простую, мужичью телегу. На ней теперь лежит мой узелок; он не велик: несколько любимых книг, две перемены белья — и только! Я беден, Егор Ильич, но
ни за что на свете не возьму теперь вашего золота, от которого я еще и вчера отказался!..
Хотел вам доказать я, // Что всем системам, без изъятья, // Есть в беспредельности простор // И что,
куда мы наш
ни кинем взор, // Мы, метя в круг неизмеримый, // Никак попасть не можем мимо.
Или, трудясь, как глупая овца, // В рядах дворянства, с рабским униженьем, // Прикрыв мундиром сердце подлеца, — // Искать чинов, мирясь с людским презреньем, // И поклоняться немцам до конца… // И чем же немец лучше славянина? // Не тем ли, что
куда его судьбина //
Ни кинет, он везде себе найдет // Отчизну и картофель?.. Вот народ: // И без таланта правит и за деньги служит, // Всех давит он, а бьют его — не тужит!