Пляски сумасшедших снов

Валерий Пушной, 2023

Шестеро друзей попадают в анклав, где люди живут по законам вымирания. По стечению обстоятельств их принимают за своих и считают уважаемыми гостями. Это на какое-то время дает героям возможность свободно перемещаться. Однако очень скоро выясняется, что хозяева пытаются использовать их в собственных интересах. И тогда друзьям приходится искать возможность самим защитить себя и тех людей, которые присоединились к ним. И хотя исполнить это трудно, ибо каждый шаг человека под контролем, несмотря ни на что выход найден. Антиутопия продолжает приключения Ваньки Малкина и его друзей, с которыми читатель мог познакомиться ранее в книгах Валерия Пушного «Дебиземия» и «Пораженные безликостью».

3

Все потянулись в том же направлении. Колонна зоофи показала хвост и затихла вдалеке. Гвалт, царивший вокруг, уже не бил по ушам — друзья втянулись в него и перестали обращать внимание. Суета пешеходов на тротуарах, прыганье, кривляния, громкие выкрики, хохот, хихиканье, беспорядочное движение платформ по дороге примелькались, перестали замечаться. Появившееся привыкание к этому хаосу уже не удивляло. Хотя вжиться в подобное за короткое время невозможно. Временно притерпеться, пропускать мимо глаз — допустимо, но не более того. Друзья медленно пробирались сквозь бурлящую безудержную массу людей. Алуни упорно тащила их за собой. Любопытно: к достопримечательности или к рутине? Тут куда ни кинь глаз, кругом все непривычно для нормальных людей. В голове у Ваньки вдруг странно стрельнуло: кого он подразумевает под нормальными людьми? Себя с друзьями или тех, кого считают нормальными в анклаве? «Тьфу ты!» — сплюнул парень. Не хватало еще, чтобы с ним начинали происходить метаморфозы! Достаточно того, что Илата и Алуни подвергают сомнению свою нормальность. Сумасшествие какое-то. Впрочем, Илату и Алуни понять можно. Они тут родились, жили и другой жизни не знают. Известно ведь: назови человека тысячу раз свиньей — он захрюкает. Никогда не думал, что подобное придется где-нибудь увидеть. Странно, но похожие мысли теснились и в головах его друзей. Правда, вслух никто не высказывался. Стремно было произносить их. Глупо все. Надо искать выход отсюда. Правда, сначала узнать, зачем оказались в этом анклаве. Но как узнать? Может, там, куда ведет Алуни, найдется какая-то подсказка? Хотя вряд ли стоит ждать быстрого ответа. Ванька чесанул ногтями живот, сунул одну руку в карман штанов, выпрямил спину и посмотрел поверх голов:

— Далеко еще топать, Илата? — спросил женщину.

— А какая разница, сколько топать? — усмехнулась та. — Разве тебе не все равно, сколько и куда? Смотри, ты ведь для этого путешествуешь.

Легкая хмурость скользнула по лицу Малкина. Знала бы Илата, что никто не затевал этого путешествия, что оно свалилось им на голову как гром среди ясного неба! Разумеется, всегда интересно узнавать что-то новое, если в этом новом нет опасности для жизни. А вот чего ждать от этого анклава, совершенно неясно. Предусмотреть что-либо немыслимо. А если весь интерес полетит вверх тормашками? Сашка словно уловила Ванькины мысли, крепко взяла его за локоть. Ему невольно пришло в голову, что она всегда оказывалась рядом, когда у него возникали сомнения, как будто чувствовала их и поддерживала его не только своим присутствием, но и действием. На этот раз она вместо Ваньки ответила Илате:

— Мы много путешествуем, Илата. Ты права: это интересно. Но иногда от этого устаешь.

— У нас есть такие, кто хочет путешествовать, но они устают оттого, что не удается оформить бумаги на поездку, — заметила женщина.

— А ты не хотела бы отправиться в путешествие? — спросила Сашка, откинув длинные, чуть взъерошенные светлые волосы за спину.

— Зачем? Разве от этого что-то изменится? — неопределенно пожала плечами Илата и безразлично улыбнулась. По правде, если сказать точнее, она не знала, хотела она путешествовать или нет. Тронула подушечками пальцев проседь на висках.

— Ты сама можешь измениться. — Сашкин взор пополз по ее щуплой фигуре.

— К чему? Менять себя глупо, когда все вокруг остается по-прежнему, — поморщилась женщина и поправила на груди бледно-зеленую блузку.

— Но ведь ничего вечного и постоянного нет! — уверенно произнесла девушка.

— Есть! — так же решительно возразила женщина, зрачки в ответ блеснули. — Бог и гелекратия! — выпалила и тут же уточнила: — Она от бога!

— Ты в этом уверена? — изумленно расширила глаза Сашка.

— Разумеется! — категорично подтвердила Илата и разжевала: — В Гелебиблии об это сказано прямо.

— В Гелебиблии? Я читала Библию, там ничего подобного нет! — Карие глаза девушки смотрели твердо.

— Геленаука давно доказала, что древняя Библия была искажена меньшинствами! — настойчиво отвергла Сашкино утверждение Илата.

— С какой целью? — недоуменно протянула Сашка. Вот уж никогда не приходило на ум, что придется где-то с кем-то спорить по вопросам библейского учения! Она не была сильна в этом, но если что-то знала, отстаивала упорно.

Между тем Илата также не сдавала позиций:

— Когда-то наши далекие предки, — произнесла убежденным тоном, — хотели владеть миром, но у них это не получилось. Не знаю, плохо это или хорошо для нас, их потомков. Но закончилось тем, что геленаука и гелекратия все расставили по своим местам.

— А если гелекратия и геленаука все извратили? — провоцировала Сашка. — Ведь за пределами вашего анклава совсем другая жизнь.

— Другая жизнь не исключается, — спокойно согласилась Илата. — Все зависит от местных условий. Но это не значит, что там живут правильно. Таким примером являетесь вы со своим пониманием нормальной ориентации людей. Но рано или поздно геленаука и гелекратия придут к вам! Остановить это нельзя! И тогда все поймут, как заблуждались. Впрочем, тебе и твоим спутникам повезло больше других. Вы своими глазами увидите плоды геленауки и гелекратии, и сможете разобраться в их преимуществе. Я разумею, так сразу вам может что-нибудь не прийтись по душе, вы еще не готовы безоговорочно принять все. Но и отказаться от того, что вам понравится, вы не сможете!

Слушая, Сашка думала, что спорить можно бесконечно, что каждая сторона будет отстаивать свое, посему лучше сейчас спор спустить на тормозах и продолжать дальше вникать во все тяжкие. Потом будет виднее, какими аргументами руководствоваться. Выслушав женщину, Сашка выговорила:

— Естественно, в любом общественном строе есть что-то, что можно принять, и есть что-то, на что глаза не смотрят. Посему не будем спорить. Илата, показывай нам все, что считаешь нужным.

— Мы уже почти пришли, — отозвалась та и рукой повела в сторону идущих впереди Алуни и Раппопета. — Поворачиваем за ними.

Разговаривая между собой — впрочем, безудержно взахлеб говорила Алуни, а парень только внимал, вставляя изредка отдельные словечки, — пара повернула в переулок. Илата и спутники последовали туда же. Сразу переулок произвел на приятелей настораживающее впечатление. Он был будто отрезан от улицы, по которой только что шли. Там — толпы людей, крики, смех, кружение и кривляние, движение платформ по дороге. Тут — ни единой живой души и ни одной платформы. Переулок точно вымер. И самое странное, что с улицы никто, ни один человек не свернул в него и даже не посмотрел в эту сторону. Шли мимо, будто переулка не существовало. Друзьям почудилось, что, переступив черту, они ощутили прогорклый воздух, яркое небо стало давить тяжеловесными солнечными лучами, выдавливая капли пота. Алуни сжалась, умолкла, точно некая сила захлопнула ей рот. Андрюха рядом с нею ежился, затрудненно дышал, напружинивал мускулы, казалось, раздавался в стороны, одновременно становясь толще и ниже ростом. Оглянулся на приятелей, проверяя, идут ли следом, не одни ли они с Алуни здесь. Увидав друзей, несколько взбодрился, даже вытянулся немного вверх. Между тем не издал ни звука. Молчал и Ванька с друзьями. Илата, замедлив шаг, также безмолвствовала.

Все вокруг представлялось безжизненным. Тишина в переулке, как на кладбище. Шум с улицы остался за чертой. Его точно отсекло от переулка. Друзья видели веселившихся там людей, но у них словно заложило уши. Так бывает, когда вдруг все переворачивается с ног на голову. И здесь, очевидно, был такой случай. Из невообразимой толчеи и гвалта шагнули в безлюдье. Конечно, это не переворот вверх тормашками, но явно какая-то неестественность. Неожиданно для себя обнаружили, что шли на цыпочках, крадучись, едва дыша, что их шаги по зеркалу тротуара не слышны. Дома по сторонам переулка не подавали признаков жизни. Это удручало. Приятели уставились на Илату, но та продолжала держать язык за зубами, шла все медленнее, пока совсем не остановилась вслед за Алуни и Раппопетом перед углом первого дома. И все сзади застопорились. Повернули лица к Малкину. Но тот тоже не понимал, что происходило, однако чувствовал, что должен расставить все точки над «i». Слегка наклонился к уху Илаты и с внезапной хрипотцой в голосе спросил:

— Куда мы попали? Почему переулок пуст? — Стрельнул глазами туда-сюда. — Где люди? Почему с улицы никто сюда не заворачивает? Все проходят мимо и даже не смотрят в эту сторону. Это тоже квартал Свободы, или мы переступили его границу?

В ответ Илата подняла палец, заставляя Ваньку замолчать. Прошептала:

— Слишком много вопросов. Тихо.

Ну, тихо так тихо. Малкин прикусил язык. Хотя куда еще тише можно быть! Никто не двигался, все замерли, ожидая непонятно чего. Хоть бы намек какой-то был от Илаты, чтобы развеять неопределенность. Но — ничего. Вот и жди, не зная, что за неизвестность их поджидает. Между тем по напряжению в поведении Алуни предстояло увидеть что-то не совсем обычное и, может, не очень приятное. Илата, правда, называла это рутиной. Но рутина вряд ли могла возбудить подобную надсаду в поведении. Рутина, как правило, кроме раздражения, вызывать ничего не должна. Но и достопримечательность, как называла Алуни, не должна возбуждать натугу. Тут определенно что-то другое. Впрочем, в этом анклаве все непредсказуемо и под рутиной или достопримечательностью вполне может подразумеваться что угодно. Даже неожидаемая опасность. Она иногда привлекает желанием преодолеть ее. «Хотя не надо нагнетать страстей», — пронеслось в голове у Ваньки. Уж раз две женщины смело переступили черту, то им-то тем паче не стоит напруживаться.

Однако если предыдущее пребывание на улицах города худо-бедно можно было бы охарактеризовать как комфортное — правда, с большой натяжкой, — то сейчас подобное чувство комфорта покинуло друзей. У девушек по коже пробежали мурашки. У парней сводило скулы и пальцы сжимались в кулаки. Ожидание начинало угнетать. Малкин заметил, как Алуни сделала едва заметный шажок назад, будто что-то уловила, что, вероятно, напугало ее. За руку потянула за собой Раппопета. Тот, ничего не понимая, слегка попятился. Ванька еще и еще пробежал глазами по переулку. Тишина. Никаких изменений. А поведение Алуни и Илаты начинало выводить из себя. В голову пришло: возможно, они просто нагоняли страстей, чтобы затем весело посмеяться. Ведь в квартале Свободы можно все. Если, конечно, они по-прежнему в том же квартале. Короче, сам черт не разберет местных аборигенов. На всякий случай надо быть готовым и к такому повороту событий. Эта мысль заставила Ваньку несколько расслабиться и улыбнуться. Друзья, увидев его улыбку, тоже слегка заулыбались. Особенно воспрянул Володька. Закрутил головой, показывая, что ему все нипочем. Девушки также немного приободрились, будто получили от Малкина сигнал, что все нормально, все идет как надо, заморачиваться не стоит.

В этот миг Алуни еще отступила. Новый шажок был маленьким, но его заметили все. После этого и Раппопет не замедлил последовать ее примеру. Но ни один из них не оглянулся. Головы повернуты в одном направлении. И вновь Малкин не обнаружил в переулке ничего, что привлекло бы его внимание. Правда, чуть натужило, что Илата попятилась, спиной приближаясь к нему. Крепче прижала к себе мальчика, который даже ни разу не пискнул, как будто набрал в рот воды. Похоже, он понимал, что происходило, и разумел, чего ждала его мать. Она опять подалась назад, притискиваясь к Ваньке и вынуждая его отступить. Он набрал в легкие воздух, чтобы выбросить из себя очередной вопрос об этом переулке, но не успел произнести. По переулку неожиданно разнесся гул. Как будто захлопали многочисленные двери, словно отовсюду раздались шаркающие шаги и понесся шепот, шепот, шепот. А затем вдруг сильно потянуло новыми неизвестными запахами, и точно ниоткуда в воздухе громко прозвучал зычный голос:

— Что тебе нужно, Алуни? А ты, Илата, кого привела с собой?

— Они не наши! — пролепетала Алуни.

— Я вижу!

— Как ты понял это? — вновь пробормотала Алуни.

— Я вижу! — снова, но уже глуше раздалось в ответ.

— Не опасайся их! — сказала Илата. — Они не из нашего анклава. Они живут по-другому!

— Что значит «по-другому»?

Напрягая слух, Ванька пытался понять, откуда несся голос. Но никак не мог уловить этого. Повернул лицо к Сашке, как будто хотел от нее услышать ответ, но и она терялась в догадках. Шум в переулке нарастал, но неясно, откуда он исходил, ибо по-прежнему никого не было видно. Малкин коснулся плеча Илаты:

— Кто это говорит? — спросил ее. — Где он находится?

Но женщина ответила не ему, а на вопрос голоса:

— У них гетеро не меньшинство.

— Этого не может быть, — не поверил обладатель голоса.

— У них нет меченых! — добавила Илата.

— Этого не может быть! — снова отверг голос, на этот раз он был не просто недоверчивым — он был возмущенным.

— Они так утверждают! — сказала женщина.

— Они лгут! — раздраженно взорвался голос, и звуки его лихорадочно заметались между домами.

— У них нет геленауки! — продолжала говорить Илата.

— Это вранье! — решительно отрубил голос.

— У них нет гелекратии! — произнесла женщина.

— И ты поверила этому, Илата? — жестко спросил голос. — Как же они живут без гелекратии?

— Не знаю, — отозвалась она.

— Тогда зачем же ты привела тех, о ком ничего не знаешь? — напрягся голос.

— У них против людей не используют псипаралы! — промолвила она.

— Значит, у них есть что-то другое, что превращает людей в послушных животных! — уверенно заявил голос.

— У них нет ГМОМ! — дополнила Илата.

— Это новая ложь! — отринул голос. — Как же они очищают мозг человека от накопившихся в нем глупостей и порочных желаний?

— Никак, — сказала Илата.

— Это следующий обман! — прогудел голос. — «Никак» не бывает! — и потребовал: — Гони их прочь!

Расстроенное лицо Илаты как-то вмиг осунулось, точно потеряло налет свежести оттого, что ей явно не удалось убедить обладателя голоса. Но она старалась. Это видно было по тому, как она отстаивала то, что пыталась донести до невидимого собеседника. В какой-то момент друзьям показалось, что все связано с магией, и они сплотились, готовясь к худшему. Илата между тем не спешила исполнять требование обладателя голоса и не отступала:

— Мы с Алуни привели их, чтобы показать, кто такие меченые. Они, по незнанию наших правил, запросто могут угодить к вам.

— Вы решили напугать их? — спросил голос. — Но вы же в курсе, что к нам попадают не те, кто пуглив и трусоват, а совсем наоборот. Алуни называет нас достопримечательностью анклава, именно так оно и есть, она права: среди нас нет слабаков, только упорные и крепкие. Ты же считаешь, что происходящее с нами — это рутина в правилах анклава. Отчасти ты тоже права. Но ни тебе, ни Алуни не следует выставлять это напоказ чужакам.

— Если они не увидят этого, — не согласилась Илата, — их познания нашей жизни будут неполны.

— А зачем им эти постижения? — Голос несколько замешкался, как будто выразил едва уловимое недоумение.

— Чтобы привнести в свою жизнь! — ответила женщина.

— Им не нравится их жизнь? — раздался вопрос.

— Что значит «не нравится»? — помедлила она. — Правила не обсуждаются, их надо исполнять, чтобы не попасть в подвид меченых.

— Но ведь ты сказала, что у них нет меченых! — произнес голос.

— Сейчас нет, но могут появиться! — парировала женщина. — Узнав наши правила, они смогут дополнить ими свои.

— Ты веришь, что так будет? — в голосе послышалось сомнение.

— Я верю! — утвердительно ответила Илата.

— Я — нет! — разнеслось по переулку. — Посмотри на них внимательно! Разве можно верить им? Разве правила не приучили тебя никому не верить, кроме ге и ле?

— Приучили, — выдохнула она.

— Так в чем же дело? Ты решила нарушить правила? — спросил голос.

— Ни в коем случае! — воскликнула женщина. — Ни в коем случае! Я даже помыслить об этом не могу!

Слушая перекличку Илаты с чьим-то голосом, Ванька хмурился, лицо начинало гореть, медленно пошло крупными пятнами. Этот диалог казался бесконечным. Малкин воспринимал его неоднозначно. В чем-то диалог, по его мнению, был бессмысленным, в чем-то даже нелепым, но в чем-то разумным. А в общем — этакая смесь всего, которая не приводила к логическому концу. Но, видимо, таковой была действительность в этом анклаве, и люди здесь так существовали. Между тем все это надоело. Прекословить было бесполезно, но и слушать — терпение лопалось. Малкин решил вмешаться в разговор. Набрал полную грудь воздуха и громко выпалил:

— Послушай, не знаю, кто ты и где ты! Но, может, хватит в нашем присутствии обсуждать нас? Не хочешь ли выйти из тени и побеседовать с нами?

— А стоит ли? — раздался вопрос. — Какой в этом прок? — Последовала небольшая пауза. — Вы не знаете нас, мы не знаем вас!

— Конечно, лучше использовать женщину как посредника? — насмешливо отозвался Ванька, сунув руки в карманы штанов.

— А ты не боишься встретиться со мной? — прозвучало скорее не как вопрос, а как предупреждение.

— Если не боятся женщины, почему должен бояться я? — поморщился парень. — Если бы я боялся, я бы прятался от тебя. Но похоже, все наоборот: это ты боишься меня! — Вытащил руки из карманов и скрестил их на груди.

— Женщины не встречаются со мной, — пояснил голос. — Мы разговариваем на расстоянии. Правилами разрешено так переговариваться. Для этого нам выдается ДУГ — доставщик и улавливатель голосов в анклаве.

«Так значит, нет никакой магии, — тут же стукнуло в голову Ваньке, — обыкновенный технический прогресс». Он облегченно вздохнул:

— Пусть так. Но разве нельзя что-то придумать, чтобы разговаривать без ДУГ? — допытывался парень.

В ответ услыхал:

— В этом переулке обитают меченые. Люди разных видов и уровней опасаются встречаться с нами, хоть это не запрещено, — в голосе звучало откровенное раздражение. — А для нас нежелательны и омерзительны встречи с такими людьми. Поэтому наш переулок только для нас.

— Но мы не видим и меченых в переулке, — развел руками парень.

— Ты хочешь нарушить правила? — настороженно спросил голос.

— Я не из вашего анклава. Не знаком с вашими правилами! — ответил Малкин, широко расставляя ноги. — Ужели они запрещают вам встречаться с теми, кто живет за пределами анклава, кто неместный?

— Про это в правилах ничего нет, — раздалось протяжно и озадаченно.

— Тогда в чем дело? — воскликнул Ванька. — Выходи!

Явно предложение парня вызвало у обладателя голоса озабоченность. Видимо, ему впервые забили голову тем, что меченые могут безбоязненно встречаться с теми, кто из-за пределов анклава. Вероятно, неожиданное открытие не только поставило обладателя голоса в тупик и отчасти напугало, но наряду с этим до дрожи в коленях обрадовало. Встретиться с теми, кто живет по другую сторону и по другим правилам. Узнать, что происходит за пределами не только их переулочного кубла и города, но и за пределами анклава. Это до чертиков любопытно. Но и страшно одновременно. Вот так вдруг принять такое решение тяжело, когда со всех сторон обложен правилами с единственной вдруг возникшей маленькой лазейкой. Женщины после услышанных слов заметно заволновались. Илата подхватила мальчика на руки, тот крепко обнял ее за шею. Алуни суетливо начала щипать пальцами блузку и пригнулась, точно собиралась незаметно нырнуть в какой-либо укромный уголок. Малкин, видя их страх, почесал затылок, обдумывая, как выпутаться из создавшегося положения. Ведь если меченые выйдут для встречи с ним, то невольно участниками встречи станут Илата и Алуни, а для них это, очевидно, не очень желательно, хоть и не запрещено. Почему так, Малкин не догадывался, но их взволнованность говорила сама за себя. Сашка тихо шепнула Ваньке, прижимаясь к его плечу:

— Не стоит создавать неприятности женщинам.

— Да-да, — кивнул ей Ванька.

Разумеется, нельзя. Он прекрасно понимал это и напрягал мозг, чтобы найти выход из положения. Его радовало, что Сашка мыслила в эти минуты одинаково с ним. Она сделала паузу и посоветовала:

— Пусть они уйдут из переулка назад на улицу!

— Да-да, — согласился Малкин. — Именно так!

А следом подтолкнул голос:

— Твоя спутница права! Пусть Илата и Алуни вернутся на улицу!

— Ты принял решение? — спросил Ванька.

— Мы выйдем к вам после того, как уйдут Илата и Алуни. Им ни к чему встречаться с нами.

— Тогда не подвергай их страху, — попросил парень. — Подожди, когда их скроет суета улицы.

Прижимая к себе мальчика, Илата грустно посмотрела на Ваньку, потом обвела глазами остальных и шепнула:

— Помните: встреча не должна длиться долго. Все не так просто. Все непросто! — И шагнула мимо друзей в сторону улицы.

В свою очередь Алуни шепнула Раппопету:

— Ты больше слушай, толстячок, и меньше говори, пока не выучишь все наши правила.

— Боюсь, что времени на зубрежку у меня не будет, — пропыхтел в ответ Андрюха, и на круглом лице появилась усмешка.

Подхватившись, Алуни поспешила за Илатой. Приятели взглядами проводили их до перекрестка. На улице женщины влились в толпу и исчезли из глаз. В группе друзей пробежало небольшое удовлетворенное возбуждение. Затем все подобрались, плотнее сбились. Парни окружили девушек. Ванька положил руку на плечо Сашке, молчал. Андрюха время от времени отдувался и поправлял под мышкой смятую рубаху. Володька взволнованно переступал босыми ногами и мало-помалу затихал. Катюха чувствовала мелкую дрожь в теле. Все-таки, несмотря на договоренность, было неизвестно, кого увидят и насколько это будет неприятно. А в том, что приятного может быть мало, Катюха не сомневалась после недавних пугающих предупреждений неизвестного голоса. Карюху неизвестность пугала меньше, любопытство одолевало сильнее. Глаза ее под тонкими черными бровями пытливо светились. Сашка сжала красивые губы, лицо было спокойно, словно она предугадывала, что произойдет, и не видела причин для тревоги. Не смекая, с какой стороны ждать появления меченых, друзья разбрасывали взгляды вдоль всего переулка. Каждому из них мерещилось, что вот именно отсюда сейчас кто-то появится. Снова возник нарастающий гул. И вновь раздался громкий голос:

— Мы выходим!

И тут ото всех домов переулка на дорогу хлынули толпы. Как морская штормовая волна. Людей становилось все больше и больше. Первая мысль, которая сверкнула в головах у друзей: где вся эта масса помещалась? Неужели в этих домах в переулке хватало им места? Меченые надвигались на группу приятелей. Уже можно было разглядеть лица и одежду. Впрочем, внешний вид сразу бросился в глаза, как только люди высыпали из домов. На одних наряды, если можно так назвать, висели клочьями, штопаные и рваные, другие были полуголые, третьи и вовсе голые. Вперемешку мужчины, женщины и дети. Толпа походила на дикое сборище, вырвавшееся на воздух и солнце из темных подземелий, пугающее не только своим видом, но и намерениями. Казалось, она несется к приятелям, чтобы разорвать их на куски и съесть. Чудилось, что душа вот-вот уйдет в пятки. Девушки невольно прижались к парням. И если бы у тех сдали нервы, то не исключено, что все скопом попятились бы. Лица меченых мужчин были обросшими волосами и бородами. На неулыбчивые лица женщин ниспадали нечесаные волосы. Орава надвигалась. Когда до приятелей оставались не более двух метров, она остановилась. Глаза горели. Смотрели разумно и ожидающе. На шее у каждого — крупные метины, как клейма. У мужчин и женщин — разные.

Навстречу им выступил Малкин. Он понимал, что должен что-то сказать, но с чего начать, сообразить было трудно. Одно дело — говорить с кем-то один на один, выслушивая вопросы и пытаясь доходчиво объясняться, но совсем другое — незнакомая толпа, в глазах которой — ни одного вопроса, только любопытство. Ванька видел множество глаз, которые рассматривали его как диковину. Определенно, все хотели что-то услышать от него, каждый ждал то, что интересовало именно его. Попробуй разберись быстро. Другой мир, другие правила, порядки, восприятие жизни. Тем более изгои чужого мира. Тем не менее Малкин вытянул голову, будто хотел увидеть всю толпу сразу, и громко спросил:

— С кем недавно я разговаривал? Чей голос здесь раздавался?

Орава зашевелилась, загудела, окатила приятелей кислыми запахами своего дыхания и снова затихла. Ванька чуть повременил, надеясь услышать ответ, но не дождался. Опять втянул воздух и выдохнул:

— Мы прибыли из-за пределов вашего анклава. Там тоже живут люди. Много людей. Мы хотим им рассказать о вашей жизни!

Новое шевеление прошло по толпе, и вновь — тишина. Ваньку это обескуражило. Видя, что дальше расточать любезности глупо, что здесь, вероятно, понимают более грубый язык, он выдал:

— Я что, с баранами разговариваю? Какого рожна языки проглотили? Пинка под зад ждете, чтобы заговорить?

На этот раз в толпе хохотнули, и кто-то изнутри спросил:

— Чего тебе надо?

— Да ни черта мне от тебя не надо! — не церемонясь, выпалил Малкин, не ухватив, кто из гурьбы подал голос.

— А чего приперся? — снова кто-то спросил, но с другого места.

— Я уже сказал! — отрезал Ванька.

После этих слов толпа задвигалась, расступилась. Из ее глубины выдвинулся маленький безусый человек крепкого вида с короткими, явно стрижеными волосами, небольшой бородкой, в поношенной, но не рваной одежде. Бесцветная рубашка, правда, была с чужого плеча, размера на два-три больше. Штаны мятые, широкие, коротковатые. Истасканные туфли со стертыми подошвами. Голова крупная, лицо худое, чуть удлиненное, волевое. Губы плотно сжаты. Взгляд утяжеленный, но не злой. Руки с большими рабочими ладонями и сильными пальцами. На шее — крупная метина. Толпа за его спиной сомкнулась. Он остановился перед Малкиным, внимательно снизу вверх оглядел его с ног до головы, не выдав эмоциями своего впечатления. Ванька тоже пробежал по нему глазами сверху вниз. Меченый произнес:

— Ты хотел нас увидеть? — Голос был мощный, настолько мощный, что давил на ушные перепонки. Такой голос под стать человеку огромного великанского роста, но никак не маленькому крепышу. Между тем Малкин наблюдал перед собой маленького человека, но определенно с сильным, подчиняющим себе характером. — Мы перед тобой! Но не забывай, что и ты перед нами со своими спутниками! На нашей территории.

— Это что, угроза? — насупился Ванька.

— Предупреждение, — поправил меченый.

— Негоже с этого начинать разговор, — выговорил парень.

— Начни сам, а мы подумаем, — отозвался тот.

— Ну хорошо, — сказал Малкин. — Меня зовут Ванька. Хотелось бы услышать твое имя. Затевать разговор неизвестно с кем не в моих правилах.

— У тебя есть свои правила? — В голосе послышалась некоторая оторопелость, перемешанная с недоверием.

— Разве у тебя их нет? — в свою очередь удивился парень.

— Мы все живем по одним гелециональным правилам! — твердо выдал меченый. — Они утверждены ОВГС. Другие правила запрещены.

— Но думать-то вам не запрещено, надеюсь, — усмешливо проговорил Ванька, переступив с ноги на ногу. — Или ты и имя свое не помнишь?

— Мое имя запрещено произносить всем, кто не меченый, — сказал тот.

— Я не местный, не старожил вашего анклава, — напомнил Малкин. — Мне можно.

— Я тебя предупредил! — голос как будто превратился в звук металла, лицо стало каменным.

— Я жду! — отозвался парень.

Последовала небольшая пауза, меченый раздумывал, назваться либо нет. Очевидно, он все-таки чего-то опасался, что совершенно было непонятно Малкину, хотя парень уже ничему старался не удивляться. Наконец размышления меченого подошли к логическому концу. Либо он преодолел страх, либо усердно прокрутил в голове запреты правил анклава и не нашел в них опасности для себя, которой следовало бы избегать. Все с тем же выражением лица выговорил:

— Ист.

— Скажи, Ист, это ты разговаривал с Илатой, Алуни, а потом со мной через ДУГ? — спросил Ванька.

— Я, — подтвердил Ист.

— Я правильно понимаю, что ты среди меченых главный?

— У нас нет главных! — отринул Ист. — Мы все подчиняемся ОВГС!

— Но именно ты говорил с нами через ДУГ, и сейчас ты вышел из толпы, — напомнил Малкин.

— Они так захотели. — Он повел головой в сторону гурьбы за спиной.

— Они выбрали тебя, — поправил Ванька.

— Нам не разрешается выбирать, — возразил Ист. — Мы — меченые.

— Скажи мне, почему вы меченые?

— Потому что так решил КИОП.

— И вы согласны с его решением?

— Мы не можем не соглашаться. Лучше быть меченым, чем молекулярно утилизированным.

— Но за какую провинность вы оказались мечеными?

— Каждый за свою.

— А ты конкретно?

— Это знает КИОП.

— То есть ты не знаешь?

— Мне лучше этого не знать!

Обернувшись к друзьям, Малкин растерянно провел пальцами по голому животу и пробормотал:

— Сумасшествие.

— Не думаю! — взяв парня за локоть, шепнула Сашка. — У него наверняка есть ответы на твои вопросы, но он не знает нас, чтобы откровенничать. Спроси что-нибудь полегче.

Кивнув, Ванька мгновение подумал, прежде чем спросить у Иста:

— Почему на меченых такая потрепанная одежда?

— Потому что мы — меченые, — был ответ.

— Но ведь в городе магазины с конструкторами-молекуляторами. Могут выдать новую одежду! — сказал Малкин.

— Нам запрещено появляться среди людей других видов и уровней. К тому же у меченых нет номеров дисфирега, а без номеров мы никуда не вхожи! — пояснил Ист.

— Погоди, погоди, я что-то не пойму! — остановил парень. — Выходит, меченые — это не люди.

— Высшее общественное устройство — это гелекратия! — Ист вздернул кверху подбородок, как будто изрек величайшую истину человечества, истину, которой гордился и которая давала ему право как одержимому возносить ее. — Здесь все расставлено по своим местам. На нашем месте меченых правилами не запрещается жить. И мы делаем это с огромным удовольствием!

— Иначе говоря, вам разрешается, — перефразировал Малкин, раздражаясь оттого, что беседа приобретает характер переливания из пустого в порожнее. Но с другой стороны, он с друзьями посмотрел то, что хотели показать в этом переулке Алуни и Илата. Услышал немало для первого раза — второй раз вряд ли понадобится. Есть ли смысл вникать более глубоко в проблемы меченых, да и вообще в проблемы других в этом анклаве? Вряд ли. Если, конечно, их компанию, очутившуюся в анклаве невесть как, не затянет в какой-нибудь круговорот событий, который станет опасным для жизни, из коего придется выбираться с трудом. Не хотелось бы, чтоб их непредвиденное присутствие в анклаве стало началом такого круговорота. Здесь у них сейчас одна проблема, а именно: понять, почему и зачем они оказались в анклаве, и найти выход из него. По всей видимости, непростая задача. Ванька посмотрел на лица толпы. Глядя на них, ему показалось странным утверждение Иста об удовольствии, с каким меченые якобы здесь жили. На лицах этого удовольствия он не увидел, незаметно было даже маломальской радости. И все-таки у парня сорвалось с языка: — Вы правда довольны тут? — Хотя по сути можно было не спрашивать. Чем здесь можно довольствоваться? Впрочем, возможно, он не прав: вероятно, в анклаве удовольствие имеет свои особенности.

В ответ на его вопрос толпа всколыхнулась, по ней прошел шум, как шуршание листвы на деревьях во время ветра. Не раздалось ни одного голоса, но множество взглядов впилось в парня, они заставляли его читать отклик на вопрос в их глазах. Глаза разные, но веселых не было. Их выражения далеки от тех оживленных, которые мелькали за пределами переулка. Молчание висело в воздухе тяжелым грузом. И оно говорило само за себя. Но вдруг из глубины толпы плеснул нерешительный фальцет:

— Спроси, Ист!

Но Ист просто смотрел на Ваньку и ни о чем не спрашивал. Тогда Малкин подтолкнул его:

— Тебя просят, Ист! Спроси, о чем просят!

Лицо Иста помрачнело.

— Что тебя останавливает, Ист? — снова подтолкнул Ванька.

И снова Ист ни о чем не спросил. Но и из толпы никто больше не подал голоса. А за спиной у Малкина пошевелился Раппопет, тихо выдохнул так, чтобы слышал только приятель:

— Заканчивай, Ванька. Долго задерживаться здесь не следует.

«Пожалуй, Андрюха прав», — скользнуло в голове у Малкина. Нормального разговора не получалось, да, собственно, ожидать его не приходилось. С его точки зрения, меченые вели себя довольно странно. Хотя вряд ли стоило их осуждать за это. Друзьям удалось услышать лишь часть правил, по которым меченые жили, но ведь наверняка были и другие. А уходить действительно пора.

— Прощай, Ист! Жаль, что не поговорили нормально! — сказал Ванька.

— Ты перепутал переулок, — отозвался Ист.

— Я не выбирал, — произнес парень.

— Я сожалею, — бросил Ист.

— Вряд ли, Ист, — усомнился Малкин. — Чтобы сожалеть, надо сначала узнать. А ты отказался.

— Не сожалей и ты, Ванька, — посоветовал Ист.

— Хорошо, хоть запомнил мое имя, — усмехнулся парень.

— Не уверен, что это хорошо, — пробормотал Ист.

Друзья Малкина в этот момент наблюдали за поведением толпы меченых. Она разноголосо загудела. Это гудение показывало общий разнополярный настрой присутствующих. Кого-то, видимо, устраивало, что встреча с чужаками быстро завершилась. У этой части толпы, наверно, были свои причины страшиться такого общения. Можно было предположить, что они довольствовались своей жизнью и двумя руками держались за нее. Но какая-то часть оравы хотела бы продолжения, чтобы услышать нечто новое, что было любопытно для нее. Что именно было любопытно, сказать никто из друзей Малкина не решился бы точно так же, как не решился бы сказать, чем вообще жили и дышали меченые. Но имелось и другое количество молчаливых участников, кто, возможно, хотел бы изменений в своем плачевном существовании, но это пряталось внутри них за семью замками, которые они никому не открывали и вряд ли когда-то смогут открыть. И хоть все обреталось в области догадок, однако предположения наводили на мысль, что не так однозначна не только масса меченых, но и всех живущих в анклаве. После слов Иста Малкин развернулся лицом к выходу из переулка, этим показав приятелям, что здесь им больше делать нечего. Группа друзей двинулась к улице. Ванька шел позади и чувствовал на себе тяжелый взгляд Иста. Ощущение такое, будто он тащил на своих плечах огромный мешок с булыжниками.

О чем думал в эти минуты Ист, никто не ведал. Возможно, раскаивался, что согласился на встречу. Возможно, казнился, что не задал вопросы, которые от него требовали из толпы. Возможно, сожалел, что отвечал на вопросы. Его губы плотно сжаты. Брови насуплены. Лоб перерезан жесткими морщинами. Он поднял вверх обе руки и резко опустил, посылая сигнал толпе, чтобы та расходилась. Часть толпы быстро начала рассасываться. Другая делала это без особого желания, не получив удовлетворения от встречи. Хмуро из-под бровей бросала досадливые взгляды на Иста, ибо он не оправдал их ожиданий. В угрюмых глазах третьих стоял невысказанный вопрос: зачем их сорвали с мест и вывели в переулок? Чтобы показать непонятно кого? Они не смотрели на Иста, с ним все было ясно — они глядели внутрь себя, там искали единственный правильный ответ. И он заключался в том, что все остается по-прежнему, но в этом ничего хорошего нет. Эта часть толпы оживилась самой последней и начала разбредаться вяло, раздраженно. Только Ист остался посреди переулка, стоял даже после того, как Ванька с друзьями перешагнули черту переулка и влились в уличный поток. Их уже не было видно, но Ист не двигался, поскольку спиной ощущал, что позади не все меченые скрылись за домами.

Лишь когда переулок опустел, когда последний меченый шагнул за угол, Ист сомкнул веки, собирая в кулак мысли, судорожно развернулся, опустил голову, сделал тяжелый шаг. Кто его хорошо знал, те обратили внимание, как этот шаг для него труден. Ведь Ист тоже чего-то хотел от этой встречи. Возможно, у него не было своих правил, как у нездешнего Ваньки, но мысли, безусловно, сидели в голове. И не исключено, что эти мысли слепили какую-то свою канву. Только он не высказывался, ибо старался уложиться в фабулу гелециональных правил так, чтобы никто не обратил внимания, что есть досадные нестыковки, потому что страшился таких нестыковок. Между тем вряд ли бы толпа меченых выделила Иста, если бы не видела в нем особенных черт, вычленяющих его из общей массы. Переулок был пуст. Зеркало дороги отражало солнечные лучи. Тень Иста в этот миг казалась чуждой здесь.