— Вот я и приехал… хочу увидать Надю… — заговорил Бахарев, опуская седую голову. — Вся душенька во мне изболелась, Илья Гаврилыч. Боялся один-то ехать — стар стал, того гляди кондрашка дорогой схватит. Ну, а
как ты думаешь насчет того, о чем писал?
Неточные совпадения
— Решительно ничего не понимаю…
Тебя сводит с ума глупое слово «жених», а
ты думай о Привалове просто
как о хорошем, умном и честном человеке.
— Да, сошла, бедная, с ума… Вот
ты и
подумай теперь хоть о положении Привалова: он приехал в Узел — все равно
как в чужое место, еще хуже. А знаешь, что загубило всех этих Приваловых? Бесхарактерность. Все они — или насквозь добрейшая душа, или насквозь зверь; ни в чем середины не знали.
Матрешка усомнилась; она не отдала бы своих двугривенных ни в
какой банк. «Так и поверила
тебе, —
думала она, делая глупое лицо, — нашла дуру…»
— Я так и
думала: до Ляховского ли. Легкое ли место,
как отец-то наш тогда принял
тебя… Горяч он стал больно: то ли это от болезни его, или годы уж такие подходят… не разберу ничего.
— Да, да… Сегодня метла, завтра метла, послезавтра метла. Господи! да вы с меня последнюю рубашку снимете. Что
ты думаешь: у меня золотые горы для вас… а?.. Горы?.. С
каким ты мешком давеча шел по двору?
— Не могу знать!.. А где я
тебе возьму денег?
Как ты об этом
думаешь… а? Ведь
ты думаешь же о чем-нибудь, когда идешь ко мне? Ведь
думаешь… а? «Дескать, вот я приду к барину и буду просить денег, а барин запустит руку в конторку и вытащит оттуда денег, сколько мне нужно…» Ведь так
думаешь… а? Да у барина-то, умная твоя голова, деньги-то разве растут в конторке?..
— А вы, Игнатий Львович, и возьмите себе чиновника в кучера-то, — так он в три дня вашего Тэку или Батыря без всех четырех ног сделает за восемь-то цалковых. Теперь взять Тэка…
какая это лошадь есть, Игнатий Львович? Одно слово — разбойник:
ты ей овса несешь, а она зубищами своими ладит
тебя прямо за загривок схватить… Однова пятилась да пятилась, да совсем меня в угол и запятила.
Думаю,
как брызнет задней ногой, тут
тебе, Илья, и окончание!.. Позвольте, Игнатий Львович, насчет жалов…
— Я
думала, что у
тебя сидит доктор, — солгала Надежда Васильевна, не зная,
как ей приступить к делу.
— Я
думаю, что
ты сегодня сходишь к Сергею Александрычу, — сказала Хиония Алексеевна совершенно равнодушным тоном,
как будто речь шла о деле, давно решенном. — Это наконец невежливо, жилец живет у нас чуть не полгода, а
ты и глаз к нему не кажешь. Это не принято. Все я да я: не идти же мне самой в комнаты холостого молодого человека!..
«Хорош гусь… —
подумал даже Веревкин, привыкший к всевозможным превратностям фортуны. — Нет, его не нужно выпускать из рук, а то
как раз улизнет… Нет, братику, шалишь, мы
тебя не выпустим ни за
какие коврижки!»
Городничий. Ведь оно,
как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со всеми министрами и во дворец ездит, так поэтому может такое производство сделать, что со временем и в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть в генералы?
Кабанова. Если родительница что когда и обидное, по вашей гордости, скажет, так, я думаю, можно бы перенести! А,
как ты думаешь?
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой,
какой суп! (Продолжает есть.)Я
думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай,
какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. Что, Анна Андреевна? а?
Думала ли
ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство! Ну, признайся откровенно:
тебе и во сне не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с
каким дьяволом породнилась!
Анна Андреевна.
Ты, Антоша, всегда готов обещать. Во-первых,
тебе не будет времени
думать об этом. И
как можно и с
какой стати себя обременять этакими обещаниями?
Городничий. Я сам, матушка, порядочный человек. Однако ж, право,
как подумаешь, Анна Андреевна,
какие мы с
тобой теперь птицы сделались! а, Анна Андреевна? Высокого полета, черт побери! Постой же, теперь же я задам перцу всем этим охотникам подавать просьбы и доносы. Эй, кто там?
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да
как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше
думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто
как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или
тебя хотят повесить.