Не успел спящий сделать последней фиоритуры,
как левая рука почтмейстерши сильно приподняла его за волосы, а правая, выбросив нож, дала ему нестерпимую оплеуху.
Неточные совпадения
Волосы Туберозова густы,
как грива матерого
льва, и белы,
как кудри Фидиева Зевса.
Выхожу я с просфорой на
левый клирос, так
как я с покойным дьячком Ефимычем на
левом клиросе тонким голосом пел, и вдруг мне в народе представились и матушка, и отец, и братец Иван Афанасьевич.
— Оконфузить? извольте, — решил Ахилла и, сейчас же закинув далеко на локоть широкий рукав рясы, загнул правою рукой большой палец
левой руки,
как будто собирался его отломить, и начал: — Вот первое: об исцелении от отрясовичной болезни — преподобному Марою.
Ревизор Борноволоков, ступив на ноги из экипажа, прежде чем дойти до крыльца, сделал несколько шагов быстрых, но неровных, озираясь по сторонам и оглядываясь назад,
как будто он созерцал город и даже любовался им, а Термосесов не верхоглядничал, не озирался и не корчил из себя первое лицо, а шел тихо и спокойно у
левого плеча Борноволокова.
Туберозов остановился и посмотрел на него пристальным, проницающим взором. Фигура и лицо дьякона были не в авантаже; его густые природные локоны лежали на голове
как сдвинувшаяся фальшивая накладка; правый висок был слишком далеко обнажен,
левый закрыт до самого глаза.
Держась
левою рукой около стены, негодующая почтмейстерша направилась прямо к дивану и, щупая впотьмах руками, без больших затруднений отыскала храпуна, который лежал на самом краю и, немножко свесив голову, играл во всю носовую завертку. Спящий ничего не слыхал и, при приближении почтмейстерши, храпнул даже с некоторым особенным удовольствием,
как будто чувствовал, что всему этому скоро конец, что этим удовольствием ему уже более сегодня не наслаждаться.
Гаврило. Четыре иноходца в ряд, помилуйте, за ними. Для кого же Чирков такую четверню сберет! Ведь это ужасти смотреть…
как львы… все четыре на трензелях! А сбруя-то, сбруя-то! За ними-с.
— Я Шеллинга не читал, я вообще философию не люблю, она — от разума, а я,
как Лев Толстой, не верю в разум…
Почти у всяких ворот кучера сидят, толстые, как мясники какие, только и дела что собак гладят да играют с ними; а собаки-то, маменька,
как львы.
Неточные совпадения
По
левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок,
как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами,
как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком на городничего; за ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга глазами.
И точно: час без малого // Последыш говорил! // Язык его не слушался: // Старик слюною брызгался, // Шипел! И так расстроился, // Что правый глаз задергало, // А
левый вдруг расширился // И — круглый,
как у филина, — // Вертелся колесом. // Права свои дворянские, // Веками освященные, // Заслуги, имя древнее // Помещик поминал, // Царевым гневом, Божиим // Грозил крестьянам, ежели // Взбунтуются они, // И накрепко приказывал, // Чтоб пустяков не думала, // Не баловалась вотчина, // А слушалась господ!
На всей базарной площади // У каждого крестьянина, //
Как ветром, полу
левую // Заворотило вдруг!
Служивого задергало. // Опершись на Устиньюшку, // Он поднял ногу
левую // И стал ее раскачивать, //
Как гирю на весу; // Проделал то же с правою, // Ругнулся: «Жизнь проклятая!» — // И вдруг на обе стал.
Задергало Последыша. // Вскочил, лицом уставился // Вперед!
Как рысь, высматривал // Добычу.
Левый глаз // Заколесил… «Сы-скать его! // Сы-скать бун-тов-щи-ка!»