Неточные совпадения
—
Ну, как приехали,
так и уедут, — отвечал ей Борис, — останавливаться негде.
—
Ну, в
таком случае я запишу вам нуль.
—
Ну, не очень страшное, — отвечал Калатузов, — но
таки рискованное.
—
Ну, вот уж и «шпионит»! Какие у вас, право, глупые слова всегда наготове… Вот от этого-то мне и неудивительно, что вы часто за них попадаетесь… язык мой — враг мой. Что
такое «шпионство»? Это обидное слово и ничего более. Шпион, соглядатай — это употребляется в военное время против неприятеля, а в мирное время ничего этого нет.
—
Ну да, — говорит, — Филимоша, да, ты прав; между четырех глаз я от тебя не скрою: это я сообщил, что у тебя есть запрещенная книжка. Приношу тебе, голубчик, в этом пять миллионов извинений, но
так как иначе делать было нечего… Ты, я думаю, ведь сам заметил, что я последние дни повеся нос ходил… Я ведь службы мог лишиться, а вчера мне приходилось хоть вот как, — и Постельников выразительно черкнул себя рукой по горлу и бросился меня целовать.
— Боже великий, чем люди занимаются!
Ну, однако, — добавил он, — этого
так им оставить невозможно. Я поеду просить, чтобы тебе дозволили поступить в другой университет, а теперь пока отдохни.
«
Ну, да ладно, — думаю, — ладно», и от меня прошу принять
такое же поздравление.
—
Ну, вот и довольно, что можете, а зачем — это после сами поймете: а что это нетрудно,
так я вам за то головой отвечаю: у нас один гусар черт знает каким остряком слыл оттого только, что за каждым словом прибавлял: «Ах, екскюзе ма фам»; [Простите мою жену — Франц.
Увидав Постельникова, да еще в
такие мудреные дни, я даже обомлел, а он
ну меня целовать,
ну меня вертеть и поздравлять.
—
Ну,
так ты, — говорит, — после этого даже не скот, а раб… понимаешь ли ты, раб в своей душе!
— Возможны, друг мой, возможны: знаешь пословицу — «и поп от алтаря питается»,
ну и из благотворителей тоже есть
такие: вон недавно одна этакая на женскую гимназию собирала, да весь сбор ошибкою в кармане увезла.
—
Ну, все-таки это, верно, не тот. Этот, например, как забрал себе в голову, что в Англии была королева Елисавета, а нынче королева Виктория,
так и твердит, что «в Англии женщинам лучше, потому что там королевы царствуют». Сотрудники хотели его в этом разуверить, — не дается: «вы, говорит, меня подводите на смех». А «абсолютная» честность есть.
Ну, разумеется, попадья — женщина престарелая — заплакала и подумала себе
такую женскую мысль, что дай, мол, я ему докажу, что я это ему шью, а не дьякону, и взяла красной бумаги и начала на тех исподних литеры веди метить, а он, отец Маркел, подкрался, да за руку ее хап.
Ну пусть, но ведь это еще, может, пока один разговор
такой…
Разве иногда в шутку с Отрожденским, когда он издевается над вечностью и отвергает все неисследимое на том основании, что все сущее будто бы уже исследовано в своих явлениях и причинах,
ну тогда я, шутя, дозволяю себе употребить нечто вроде метафизического метода
таким образом, что спросишь: известно ли ученым, отчего кошки слепыми рождаются? отчего конь коню в одном месте друг друга чешут? отчего голубь в полночь воркует?
Находила, что это благороднее; может быть, заблуждалась;
ну, это ей
так было угодно, — я исполнил ее волю; а теперь уж и она скончалась, а я все служу.
Вот если б у меня была
такая ужасная должность, как, например, прокурорская, где надо людей обвинять, —
ну, это, разумеется, было бы мне нестерпимо, и я бы страдал и терзался; но теперь я совершенно доволен моим положением и счастлив.
—
Ну, допустите, — говорит, — что эти ученые люди при нынешней точности их основательной науки лет на десять ошиблись, а все-таки мне, значит, недалеко до интересного дня.
—
Ну будьте уверены, что если еще самим вам только кажется, что вы нездоровы,
так болезнь не очень опасная. Что же
такое вы чувствуете?
—
Ну, с какой стороны смотреть на это: кому не на что жаловаться,
так гадкие нервы иметь даже очень хорошо. Больше я вам ничего сказать не могу, — заключил доктор, и сам приподнимается с места, выпроваживая меня
таким образом вон.
—
Ну, вот и прекрасно! значит у нас обоих на первых же порах достигается самое полное соглашение: вы
так и донесите, что мы оба, посоветовавшись, решили, что мы оба ничего не знаем.
«
Ну, — думаю себе, — это ты, любезный друг, врешь; я вовсе не
так глуп, чтобы тебе поверить», и говорю ему...
Ну, думаю себе, не хочешь, брат, слабительного,
так я тебя иным путем облегчу, а меня, чувствую, в это время кто-то за коленку потихоньку теребит, точно как теленок губами забирает. Оглянулся, вижу, стоит возле меня большой мужик. Голова с проседью, лет около пятидесяти. Увидал, что я его заметил, и делает шаг назад и ехидно манит меня за собою пальцем.
—
Ну, а об устройстве врачебной-то части… мы
так ни к чему и не приблизились.
—
Ну вот, — отвечает, — лучше этого вам и не надо: он всемогущ, потому что губернатор беспрестанно все путает, и
так путает, что только один Василий Иванович Фортунатов может что-нибудь разобрать в том, что он напутал.
— «
Ну что ты, Бог с тобой, сами себя, что ли, мы станем предавать?»
Ну когда
так — я и поставил дело
так, что все только рты разинули.
—
Ну, мол, —
так поди скажи, что я без дела.
Они ему сделают хорошо, а он ждет, чтоб они что-нибудь еще лучше отличились — чудо сверхъестественное, чтобы ему показать; а
так как чуда из юда не сделаешь, то после, сколь хорошо они ни исполняй, уж ему все это нипочем — свежего ищет;
ну, а как всех их, способных-то, поразгонит, тогда опять за всех за них я один, неспособный, и действую.
—
Ну, как знаешь; только послушай же меня: повремени, не докучай никому и не серьезничай. Самое главное — не серьезничай, а то, брат… надоешь всем
так, — извини, — тогда и я от тебя отрекусь. Поживи, посмотри на нас: с кем тут серьезничать-то станешь? А я меж тем губернаторше скажу, что способный человек приехал и в аппетит их введу на тебя посмотреть, — вот тогда ты и поезжай.
—
Ну, хорошо, это
так, я допускаю, что единственный бог есть бог — кислород, но твой полячок беден… «жена и дзеци», а им нужно дрова и свечи…
—
Ну, а успел обещать,
так умей сам и исполнять как знаешь.
— Экое веретено, экая скотина!..
Такой мерзавец, то ни приедет новый человек, он всегда ходит, всех смущает. Мстит все нам.
Ну, да погоди он себе: он нынче, говорят, стал ночами по заборам мелом всякие пасквили на губернатора и на меня сочинять; дай срок, пусть его только на этой обличительной литературе изловят, уж я ему голову сорву.
—
Ну что это ты мне, Василий Иваныч, за вздор
такой приносишь?
Я человек глупый, —
ну,
так и знайте.
Я и сам когда-то было прослыл за умного человека, да увидал, что это глупо, что с умом на Руси с голоду издохнешь, и ради детей в дураки пошел,
ну и зато воспитал их не
так, как у умников воспитывают: мои себя честным трудом пропитают, и ребят в ретортах приготовлять не станут, и польского козла не испужаются.
—
Ну что же
такое, — говорю, — что ты все с
такими усмешками и про народ, и про мои заботы, и про генерала? Что же твой генерал?
Вижу, бывало, что уж очень затосковали и носы повесили,
ну, и жаль их бывало; и говорю:
ну, уж черт вас возьми, прозевайте,
так и быть: выпустите человек пять пленных из сарая, пускай они по лесу побегают.
—
Ну,
так вот, — говорит, — и не пойдешь!
—
Ну,
так вот, скажи же своему королю, что я ему в калоши плюнул!..
—
Ну,
так вы не можете не знать господина Калатузова?
—
Ну, скажите, ради бога, не тонкая ли бестия? — воскликнул, подскочив, генерал. — Видите, выдумал какой способ! Теперь ему все будут кланяться, вот увидите, и заискивать станут. Не утаю греха — я ему вчера первый поклонился: начнете, мол, нашего брата солдата в одном издании ругать,
так хоть в другом поддержите. Мы, мол, за то подписываться станем.
—
Ну все-таки, знаете, я нахожу, что еще сильно… все-таки лекарство, и внутрь пускать его нехорошо; а я, как принесу из гомеопатической аптеки скляночку, у себя ее на окно за занавеску ставлю, оно там и стоит: этак и жена спокойна, и я выздоравливаю.
—
Ну,
так уж это, — отвечают, — даже и совсем не интересно.
—
Ну,
так зайдем, — говорит, — куда-нибудь пропустить… А?
— Ах вы, — говорит, — чухонцы этакие: и вы смеете романтиков не уважать? Какие
такие у вас гражданские чувства? Откуда вам свобода возьмется? Да вам и вольности ваши дворянские Дмитрий Васильевич Волков писал, запертый на замок вместе с датским кобелем, а вам это любо?
Ну,
так вот за то же вам кукиш будет под нос из всех этих вольностей: людишек у вас, это, отобрали… Что, ведь отобрали?
—
Ну и что ж
такое: мы очень рады.
—
Ну, в
таком разе позвольте за вас взяться.