Неточные совпадения
Когда матери Агнии было восемнадцать лет, она яркою звездою взошла на аристократический небосклон
так называемого света.
— Нет, у нее есть своя полкелья, а только
когда в церковь или
когда у тетеньки гости бывают,
так уж сестра Феоктиста при них.
— Кудри его черные вот
так по лицу по моему… Ах ты господи! боже мой!
Когда ж эти сны кончатся?
Когда ты успокоишь и его душеньку и меня, грешницу нераскаянную.
Верстовой столб представляется великаном и совсем как будто идет, как будто вот-вот нагонит; надбрежная ракита смотрит горою, и запоздалая овца, торопливо перебегающая по разошедшимся половицам моста,
так хорошо и
так звонко стучит своими копытками, что никак не хочется верить, будто есть люди, равнодушные к красотам природы, люди, способные то же самое чувствовать, сидя вечером на каменном порожке инвалидного дома, что чувствуешь только, припоминая эти милые, теплые ночи,
когда и сонная река, покрывающаяся туманной дымкой, <и> колеблющаяся возле ваших ног луговая травка, и коростель, дерущий свое горло на противоположном косогоре, говорят вам: «Мы все одно, мы все природа, будем тихи теперь, теперь
такая пора тихая».
— Какой ты странный, Егор Николаевич, — томно вмешалась Ольга Сергеевна. — Уж, верно, женщина имеет причины
так говорить,
когда говорит.
Но как бы там ни было, а только Помаду в меревском дворе
так, ни за что ни про что, а никто не любил. До
такой степени не любили его, что,
когда он, протащившись мокрый по двору, простонал у двери: «отворите, бога ради, скорее», столяр Алексей, слышавший этот стон с первого раза, заставил его простонать еще десять раз, прежде чем протянул с примостка руку и отсунул клямку.
— Да что оставлять,
когда ничего не пойму! Вижу, что не права она, а жаль. И что это
такое? что это
такое в ней?
«Говорят, — думала она, стараясь уснуть, — говорят, нельзя определить момента,
когда и отчего чувство зарождается, — а можно ли определить,
когда и отчего оно гаснет? Приходит… уходит. Дружба придет, а потом уйдет. Всякая привязанность также: придет… уйдет… не удержишь. Одна любовь!.. та уж…» — «придет и уйдет», — отвечал утомленный мозг, решая последний вопрос вовсе не
так, как его хотело решить девичье сердце Женни.
Иголка все щелкала и щелкала в руках Женни,
когда она, размышляя о докторе, решала, что ей более всего жаль его, что
такого человека воскресить и приподнять для более трезвой жизни было бы отличной целью для женщины.
Я сумасшедшую три года навещал,
когда она в темной комнате безвыходно сидела; я ополоумевшую мать учил выговорить хоть одно слово, кроме «дочь моя!» да «дочь моя!» Я всю эту драму просмотрел, —
так уж это вышло тогда.
— До свидания, доктор, — и пожала его руку
так, как Ж енщины умеют это делать,
когда хотят рукою сказать: будем друзьями.
— Я вам сказала, что вы меня обидите и лишите права принять со временем от вас, может быть, большую услугу. —
Так уедете? — спросила она, вставая,
когда лодка причаливала к берегу.
— В жизни каждого человека хоть раз бывает
такая пора,
когда он бывает эгоистом, — продолжал Вязмитинов тем же тоном, несколько сконфуженно и робко.
Даже в
такие зимы,
когда овес в Москве бывал по два с полтиной за куль, наверно никому не удавалось нанять извозчика в Лефортово дешевле, как за тридцать копеек. В Москве уж как-то укрепилось
такое убеждение, что Лефортово есть самое дальнее место отовсюду.
В
таком состоянии была душа Марьи Михайловны Райнер,
когда она дождалась второго сына, по ее словам, «вымоленного и выпрошенного у неба».
Было время,
когда ты была
так же прекрасна и трава твоя щедро поливалась слезами», — думает Райнер, забываясь новым сном.
Стихи были белые, и белизна их доходила до
такой степени, что
когда маркиз случайно зажег ими свою трубку, то самая бумага, на которой они были написаны, сгорела совершенно бесцветным пламенем.
Рогнеда Романовна не могла претендовать ни на какое первенство, потому что в ней надо всем преобладало чувство преданности, а Раиса Романовна и Зоя Романовна были особы без речей. Судьба их некоторым образом имела нечто трагическое и общее с судьбою Тристрама Шанди.
Когда они только что появились близнецами на свет, повивальная бабушка, растерявшись, взяла вместо пеленки пустой мешочек и обтерла им головки новорожденных. С той же минуты младенцы сделались совершенно глупыми и остались
такими на целую жизнь.
— Вздор! Нет, покорно вас благодарю.
Когда гибнет дело,
так хорошо начатое,
так это не вздор. По крайней мере для меня это не вздор. Я положительно уверен, что это какой-нибудь негодяй нарочно подстраивает. Помилуйте, — продолжал он, вставая, — сегодня еще перед утром зашел, как нарочно, и все три были здоровехоньки, а теперь вдруг приходит и говорит: «пуздыхалы воны».
— Это запрещено законом!
когда ж это было запрещено законом? Знаем мы вас, законников. Небось, своего сына ты бы
так упрятал, что никто бы его и не нашел, а к чужим
так ты законы подбираешь, — ворчала Варвара Ивановна, возвращаясь домой с самым растерзанным и замирающим сердцем.
Молодые люди уснули и, кажется, весь дом заснул до полуночи. Но это только
так казалось, потому что Варвара Ивановна быстро припрыгнула на постели,
когда в четвертом часу ночи в передней послышался смелый и громкий звонок.
В ночь,
когда Арапов поручил Нафтуле Соловейчику последнюю литографскую работу и
когда Соловейчик, окончив ее, сделал два пробные оттиска, он, дойдя до забора пустого дома, перескочил его за собачьей конурою и,
так сказать, перекинувшись Андреем Тихоновичем, прошел в свою пустую казарму.
Все это не объяснялось, не разошлось вследствие формального разлада, а
так, бросило то, что еще
так недавно считало своим главным делом, и сидело по своим норам. Некоторые, впрочем, сидели и не в своих норах, но из наших знакомых эта доля выпала только Персиянцеву, который был взят тотчас по возвращении домой, в тот день,
когда Арапов расстрелял своего барсука, а Бычков увлекся впервые родительскою нежностью к отрасли своего естественного брака.
— Вы, может быть,
так же поступите,
когда состоится опыт?
По поводу открытой Бычковым приписки на «рае Магомета» у Лизы задался очень веселый вечер. Переходя от одного смешного предмета к другому, гости засиделись
так долго, что
когда Розанов, проводив до ворот Полиньку Калистратову, пришел к своей калитке, был уже второй час ночи.
Когда Помада вынул из своего ранца последний сверток, в котором были эти воротнички, и затем, не поднимаясь от ног Лизы, скатал трубочкою свой чемоданчик, Лиза смотрела на него до
такой степени тепло, что, казалось, одного движения со стороны Помады было бы достаточно, чтобы она его расцеловала не совсем только лишь дружеским поцелуем.
Думы его начались тем, как будет все,
когда умрет этот ребенок, а умрет этот ребенок непременно очень скоро — не завтра,
так послезавтра.
Я не виноват, что в
такие дни живу,
когда люди ум теряют.
— Ну, не думаю; правда, я ее знала ребенком; может быть, теперь она очень переменилась, а
когда я ее знала в институте, она не подавала
таких надежд. Я ведь раньше их вышла за два года, но все-таки не думаю, чтобы Женни на
такую штуку рискнула, — произнесла тоном опытной женщины Калистратова.
Была
такая длинная ночь, которую Полинька Калистратова целиком провела, читая Розанову длинную нотацию, а затем наступило утро, в которое она поила его кофеем и была необыкновенно тревожна, а затем был часок,
когда она его раструнивала, говоря, что он в Москве снова растает, и, наконец, еще была одна минута,
когда она ему шептала: «Приезжай скорей, я тебя ждать буду».
Если эти лица заходили к Евгении Петровне в
такое время,
когда мужа ее не было дома и не случалось никого посторонних, то они обыкновенно проходили к ней через драпированную спальню в ее розовую чайную, и здесь заводились долгие задушевные беседы, напоминавшие былую простоту дома Гловацких.
— Что
такое когда начнется?
— Жила она безалаберно, тратила много и безрасчетливо, давала взаймы и начинала последнюю сотню рублей
так же весело и беспечно, как тогда,
когда, приехав в столицу, расщипала трехтысячную связку ассигнаций.
— Ну вот! Ах вы, Лизавета Егоровна! — воскликнул Помада сквозь грустную улыбку. — Ну скажите, ну что я за человек
такой? Пока я скучал да томился, никто над этим не удивлялся, а
когда я, наконец, спокоен, это всем удивительно. На свою дорогу напал: вот и все.
— Что им суд истории,
когда они сами уверены, что лгут себе и людям, и все-таки ничем не стесняются.
— Я не знаю. Если есть средства начинать снова на иных, простых началах,
так начинать. —
Когда я говорил с вами больной, я именно это разумел.
— Я, социалист Райнер, я, Лизавета Егоровна, от всей души желаю, чтобы
так или иначе скорее уничтожилась жалкая смешная попытка, профанирующая учение, в которое я верю. Я, социалист Райнер, буду рад,
когда в Петербурге не будет ДомаСогласия. Я благословлю тот час,
когда эта безобразная, эгоистичная и безнравственная куча самозванцев разойдется и не станет мотаться на людских глазах.
— Вы здесь губите меня более, чем
когда вы уйдете, —
так же тихо отвечала, оглядываясь, Женни.
— Да, да, да, уж
когда я говорю,
так это
так. Сегодня ночью арестовали Райнера; квартира его опечатана, и все бумаги взяты.
— Будет! в
таком случае
когда деньги?
— Нет-с, есть. — А повторительно опять тоже
такое дело: имел я в юных летах,
когда еще находился в господском доме, товарища, Ивана Ивановича Чашникова, и очень их любил, а они пошли в откупа, разбогатели и меня, маленького купца, неравно забыли, но, можно сказать, с презреньем даже отвергли, —
так я вот желаю, чтобы они увидали, что нижнедевицкий купец Семен Лазарев хотя и бедный человек, а может держать себя на точке вида.
— Все это было бы смешно,
когда бы не было
так глупо, — сказал за стулом Евгении Петровны Розанов.
— Если любит,
так все отгадает, — зарешила дама. — Женихами же вы умеете отгадывать и предупреждать наши желания, а женитесь… Говорят: «у нее молодой муж», — да что мне или другой из того, что у меня молодой муж,
когда для него все равно, счастлива я или несчастлива. Вы говорите, что вы работаете для семьи, — это вздор; вы для себя работаете, а чтобы предупредить какое-нибудь пустое желание жены, об этом вы никогда не заботитесь.