Неточные совпадения
Точно, — я сам знаю, что в Европе существует гласность, и понимаю, что она должна существовать, даже… между нами говоря… (смотритель оглянулся на обе стороны и добавил, понизив голос) я сам несколько раз «Колокол» читал, и не без удовольствия, скажу
вам, читал; но у нас-то, на родной-то земле,
как же это,
думаю?
—
Какое ж веселье, Лизанька? Так себе сошлись, — не утерпел на старости лет похвастаться товарищам дочкою. У
вас в Мереве, я
думаю, гораздо веселее: своя семья большая, всегда есть гости.
— Доктор! — сказала Лиза, став после чаю у одного окна. —
Какие выводы делаете
вы из вашей вчерашней истории и вообще из всего того, что
вы встречаете в вашей жизни, кажется, очень богатой самыми разнообразными столкновениями? Я все
думала об этом и желаю, чтобы
вы мне ответили, потому что меня это очень занимает.
— Я
думаю, уж с ними вместе возвращусь.
Как это
вы догадались заехать?
—
Какой вздор!
Вы ведь еще очень молоды, я
думаю.
— И умно делаете. Затем-то я
вас и позвал к себе. Я старый солдат; мне, может быть, извините меня, с революционерами и говорить бы, пожалуй, не следовало. Но пусть каждый
думает, кто
как хочет, а я по-своему всегда
думал и буду
думать. Молодежь есть наше упование и надежда России. К такому положению нельзя оставаться равнодушным. Их жалко. Я не говорю об университетских историях. Тут что ж говорить! Тут говорить нечего. А есть, говорят, другие затеи…
«Так вот
вы какие гуси! Кротами под землей роетесь, а наружу щепки летят. Нечего сказать, ловко действуете!» —
подумал Розанов и, не возвращаясь домой, нанял извозчика в Лефортово.
А
как собственно феи ничего не делали и даже не умели сказать, что бы такое именно, по их соображениям, следовало обществу начать делать, то Лиза, слушая в сотый раз их анафематство над девицей Бертольди,
подумала: «Ну, это, однако, было бы не совсем худо, если бы в числе прочей мелочи могли смести и
вас». И Бертольди стала занимать Лизу. «Это совсем новый закал, должно быть, —
думала она, — очень интересно бы посмотреть, что это такое».
—
Как это? Что
вы думаете?
— Да кто
вы? Кто это
вы? Много ли
вас — то?
Вас и пугать не станут, — сами попрячетесь,
как мыши. Силачи
какие!
Вы посмотрите, ведь на это не надо ни воли, ни знаний, ни смелости; на это даже, я
думаю, Белоярцев, и тот пойдет.
— Позвольте, господа, — начал он, — я
думаю, что никому из нас нет дела до того,
как кто поступит с своими собственными деньгами. Позвольте,
вы, если я понимаю, не того мнения о нашей ассоциации. Мы только складываемся, чтобы жить дешевле и удобнее, а не преследуем других идей.
Подписи не было, но тотчас же под последнею строкою начиналась приписка бойкою мужскою рукою: «Так
как вследствие особенностей женского организма каждая женщина имеет право иногда быть пошлою и надоедливою, то я смотрю на ваше письмо
как на проявление патологического состояния вашего организма и не придаю ему никакого значения; но если
вы и через несколько дней будете рассуждать точно так же, то придется
думать, что у
вас есть та двойственность в принципах, встречая которую в человеке от него нужно удаляться.
— А
как красно
вы умели рассказывать! — продолжала Лиза. — Трудно было
думать, что у
вас меньше решимости и мужества, чем у Белоярцева.
—
Как вы это сделаете?
Подумайте только, у нас не старая, не прежняя полиция.
— Вот видите,
как я умираю… — опять начал Помада. — Лизавета Егоровна
думает, может быть, что я… что я и умереть не могу твердо.
Вы ей скажите,
как я «с свинцом в груди»… Ох!
— Гм!
Вы это говорите так, что, кто не знает Лизаветы Егоровны, может, по тону вашего разговора,
подумать, что сестра вашей жены живет бог знает в
каком доме.
— Я, — залебезил блондинчик, —
думал вам, Савелий Савельич, предложить вот что: так
как, знаете, я служу при женском учебном заведении и могу близко наблюдать женский вопрос, то я мог бы открыть у
вас ряд статей по женскому вопросу.
— Удивительно! — произнесла с снисходительной иронией больная. — Неужто
вы думаете, что я боюсь смерти! Будьте честны, господин Лобачевский, скажите, чтό у меня? Я желаю знать, в
каком я положении, и смерти не боюсь.
Неточные совпадения
Городничий. Что, голубчики,
как поживаете?
как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот,
думают, так в тюрьму его и засадят!.. Знаете ли
вы, семь чертей и одна ведьма
вам в зубы, что…
Идем домой понурые… // Два старика кряжистые // Смеются… Ай, кряжи! // Бумажки сторублевые // Домой под подоплекою // Нетронуты несут! //
Как уперлись: мы нищие — // Так тем и отбоярились! //
Подумал я тогда: // «Ну, ладно ж! черти сивые, // Вперед не доведется
вам // Смеяться надо мной!» // И прочим стало совестно, // На церковь побожилися: // «Вперед не посрамимся мы, // Под розгами умрем!»
У
вас товар некупленный, // Из
вас на солнце топится // Смола,
как из сосны!» // Опять упали бедные // На дно бездонной пропасти, // Притихли, приубожились, // Легли на животы; // Лежали, думу
думали // И вдруг запели.
—
Как не
думала? Если б я была мужчина, я бы не могла любить никого, после того
как узнала
вас. Я только не понимаю,
как он мог в угоду матери забыть
вас и сделать
вас несчастною; у него не было сердца.
— Это было рано-рано утром.
Вы, верно, только проснулись. Maman ваша спала в своем уголке. Чудное утро было. Я иду и
думаю: кто это четверней в карете? Славная четверка с бубенчиками, и на мгновенье
вы мелькнули, и вижу я в окно —
вы сидите вот так и обеими руками держите завязки чепчика и о чем-то ужасно задумались, — говорил он улыбаясь. —
Как бы я желал знать, о чем
вы тогда
думали. О важном?