Неточные совпадения
Семь лет
тому назад подозрения насчет таинственного ларца вдовы Висленевой получили еще новое и для местных прозорливцев неотразимое подтверждение.
— Да; чтобы не восходить далее и не искать указаний в странах совершенных дикарей, привилегию эту, конечно, можно отдать
тем из русских мужиков, для которых
семья не дорога.
— О твоем обещании, которое ты исполнять отнюдь не должен, потому что имеешь теперь уже свою
семью, и о
том, как живется человеку в наше переходное время. Я его ненавижу.
Будь это во Франции, или в Англии, это было бы иное дело: там замужняя женщина вся твоя; она принадлежит мужу с телом, с душой и, что всего важнее, с состоянием, а наши законы, ты знаешь, тянут в этом случае на бабью сторону: у нас что твое,
то ее, потому что ты, как муж, обязан содержать
семью, а что ее,
то не твое, не хочет делиться, так и не поделится, и ничего с нее не возьмешь.
— Вот он и приехал в
ту пору в Москву и стал у Знаменосцевых на их пустую квартиру, которую они для него прибрали и обрядили, и начал он давать им деньги на стол и сам у них стал кушать, приглашая всю их
семью, и вдруг при этих обедах приглянулась ему Валентина; он взял да за нее и посватался.
Женщине нельзя быть ни их подругой, ни искать в них опоры, а для меня было необходимо и
то, и другое; я всегда любила и уважала
семью.
Я полагаю, что я ему в
то время разонравилась за мою простоту, которую он счел за бессодержательность, — я имею основание так думать, потому что он не упускал случая отзываться с иронией, а иногда и прямо с презрением о женщинах такого простого образа мыслей, каков был мой, и таких скромных намерений, каковы были мои, возникшие в
семье простой и честной, дружной, любящей, но в самом деле, может быть, чересчур неинтересной.
Горданов, расхаживая по зале, слушал, как она расспрашивала девушку о ее
семье, о
том, где она училась и пр., и пр.
—
Семь лет женат, да-с,
семь лет, но в
том числе она три года была в гусара влюблена, а однако еще я всякий день в ней открываю новые достоинства.
— Поп Евангел! Нечего вам про попа Евангела. Вам до него далеко; а тут ни поп, ни архиерей ничего не поделают, когда на одного попа стало
семь жидовин. Что отец добрый в душу посадит,
то лихой гость за один раз выдернет.
Она легко смекнула, что если это дело пойдет таким течением на год, на два,
то Кишенский может нажить с этой сделки шесть-семь тысяч рублей.
Затем во все
то время, как сестра его портила, поправляла, и опять портила, и снова поправляла свое общественное положение, он поднимался по службе, схоронил мать и отца, благословивших его у своего гроба; женился на состоятельной девушке из хорошей
семьи и, метя в сладких мечтах со временем в министры, шел верною дорогой новейших карьеристов,
то есть заседал в двадцати комитетах, отличался искусством слагать фразы и блистал проповедью прогресса и гуманности, доводящею до сонной одури.
В
семье Грегуара отчасти было
то же самое, что и в
семье Бодростиных: жена его была умнее его самого, обладала несравненно большею против него проницательностию, опиралась на свое хорошее родство и привыкла довольно бесцеремонно не скрывать пред мужем своего превосходства.
— Все это ложь, все расточаемая ложь виновата, — твердил он, — и таковых испорченных красавиц надо обильно жалеть, потому что как бы они могли быть прекрасны, сколько бы они счастья могли принести и себе, и
семье, а между
тем, как они часто живут только на горе себе и на горе другим.
— Да, у смерти лица нет, у нее облик, — вставил чужой мужик, — один облик, вот все равно как у кикиморы. У
той тоже ведь лица нет… так на мордочке-то ничего не видать, даже никакой облики, вся в кастрику обвалена, а все прядет и напрядет себе в зиму семьдесят
семь одежек, а все без застежек, потому уж ей застежек пришить нечем.
Не умолк этот рассказчик, как другой стал сказывать, куда кони пропадают, сваливая все это на вину живущей где-то на турецкой земле белой кобылицы с золотою гривой, которую если только конь заслышит, как она по ночам ржет,
то уж непременно уйдет к ней, хоть его за
семью замками на цепях держи.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь.
То есть, не
то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что лет уже по
семи лежит в бочке, что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины. Что делать? и на Онуфрия несешь.
Случается, к недужному // Придешь: не умирающий, // Страшна
семья крестьянская // В
тот час, как ей приходится // Кормильца потерять!
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою // В
то время левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! // Поверил! Проще малого // Ребенка стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей
семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить в колокола!
Началось с
того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте [Соложёное тесто — сладковатое тесто из солода (солод — слад),
то есть из проросшей ржи (употребляется в пивоварении).] утопили, потом свинью за бобра купили да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали
семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец утомились и стали ждать, что из этого выйдет.
Изложив таким манером нечто в свое извинение, не могу не присовокупить, что родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на
семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в
том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас — благочестие, Рим заражало буйство, а нас — кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас — начальники.