Неточные совпадения
Фельдмаршал устроивал тогда переправу в трех местах и, по вызову Паткуля, отряжал его в обход через мрачные леса Пекгофа (где через столетие должен был покоиться прах одного из великих соотечественников его и полководцев России [Барклая де Толли.]).
Узнав о поражении своих, Шереметев посылает им в помощь конные полки фон Вердена и Боура. Они силятся несколько времени посчитаться с неприятелем; но, видя, что мена невыгодна для них, со стыдом ретируются.
— Надевайте-ка своих жаворонков на голову и выслушайте меня. Мне есть до
фельдмаршала Бориса Петровича слово и дело; царю оно очень угодно будет;
узнает о нем, так сердце его взыграет, аки солнышко на светлое Христово воскресенье.
Я послан царскою Думою с наказом, как можно, дать
знать о злодейском умысле
фельдмаршалу; но боюсь с ним разойтись.
Средства спасения придуманы так, что никто об исполнении их не будет
знать, кроме третьего лица, именно Мурзенки, много обязанного несчастному (что Паткуль имел случай объяснить
фельдмаршалу и что мы
узнаем со временем).
Князь Вадбольский, управившись с Владимиром, поспешил к пастору и,
узнав, что он говорит по-русски, обласкал его; на принесенные же им жалобы, что так неожиданно и против условий схвачен человек, ему близкий, дан ему утешительный ответ, что это сделано по воле
фельдмаршала, именно для блага человека, в котором он принимает такое живое участие; и потому пастор убежден молчать об этом происшествии, как о важной тайне.
Когда
узнали, что он муж и только что несколько часов муж прелестной воспитанницы,
фельдмаршал сказал по-немецки...
Неточные совпадения
— Мне очень бы желалось
знать, — начала она, — что пресловутая Наталья Долгорукова [Наталья Долгорукая (1714—1771) — княгиня Наталья Борисовна Долгорукова, дочь
фельдмаршала графа Б.П.Шереметева. Последовала за мужем И.А.Долгоруковым в ссылку. Написала «Записки» о своей жизни. Судьба ее стала темой поэмы И.И.Козлова, «Дум» К.Ф.Рылеева и других произведений.] из этого самого рода Шереметевых, которым принадлежит теперь Останкино?
В первую же неделю некоторые любимцы Ивана Матвеича слетели с мест, один даже попал на поселение, другие подверглись телесным наказаниям; самый даже старый камердинер, — он был родом турок,
знал французский язык, его подарил Ивану Матвеичу покойный
фельдмаршал Каменский, — самый этот камердинер получил, правда, вольную, но вместе с нею и приказание выехать в двадцать четыре часа, «чтобы другим соблазна не было».
Последнее было тем радостнее, что Иван Фомич, имевший на руках кучу дел, не мог оставить Варшавы и не сопровождал
фельдмаршала. Стало быть, очень важно было, чтобы он все
знал и мог все совершить, не требуя каких-нибудь частных разъяснений.
Это повеление препровождено было
фельдмаршалу генерал-прокурором князем Александром Алексеевичем Вяземским. Императрица писала: «Удостоверьтесь в том, действительно ли арестантка опасно больна. В случае видимой опасности,
узнайте, к какому исповеданию она принадлежит, и убедите ее в необходимости причаститься перед смертию. Если она потребует священника, пошлите к ней духовника, которому дать наказ, чтоб он довел ее увещаниями до раскрытия истины; о последующем же немедленно донести с курьером».
— Вы говорите, — сказал
фельдмаршал, — что воспитывались в Персии у этого Гали;
знаете вы восточные языки?