Но день выдался для них неудачный. Из одних мест их прогоняли, едва завидев издали, в других, при первых же хриплых и гнусавых
звуках шарманки, досадливо и нетерпеливо махали на них с балконов руками, в третьих прислуга заявляла, что «господа еще не приехамши». На двух дачах им, правда, заплатили за представление, но очень мало. Впрочем, дедушка никакой низкой платой не гнушался. Выходя из ограды на дорогу, он с довольным видом побрякивал в кармане медяками и говорил добродушно:
Время между тем подходило к сумеркам, так что когда он подошел к Невскому, то был уже полнейший мрак: тут и там зажигались фонари, ехали, почти непрестанной вереницей, смутно видневшиеся экипажи, и мелькали перед освещенными окнами магазинов люди, и вдруг посреди всего, бог весть откуда, раздались
звуки шарманки. Калинович невольно приостановился, ему показалось, что это плачет и стонет душа человеческая, заключенная среди мрака и снегов этого могильного города.
Длинные тени домов, деревьев, заборов ложились красиво по светлой пыльной дороге… На реке без умолку звенели лягушки; [Лягушки на Кавказе производят звук, не имеющий ничего общего с кваканьем русских лягушек.] на улицах слышны были то торопливые шаги и говор, то скок лошади; с форштата изредка долетали
звуки шарманки: то виют витры, то какого-нибудь «Aurora-Walzer».
Неточные совпадения
В это время вошла с улицы целая партия пьяниц уже и без того пьяных, и раздались у входа
звуки нанятой
шарманки и детский надтреснутый семилетний голосок, певший «Хуторок».
Везде до нас долетали
звуки флейт и кларнетов: артисты, от избытка благодарности, не могли перестать сами собою, как испорченная
шарманка.
Случалось иногда, что ночью, во время ночлега, где-нибудь на грязном постоялом дворе,
шарманка, стоявшая на полу рядом с дедушкиным изголовьем, вдруг издавала слабый
звук, печальный, одинокий и дрожащий: точно старческий вздох.
Я проснулся совсем; за стеной у меня было все тихо; на улице мерцали фонари; где-то ныла разбитая
шарманка, и под ее унылые
звуки разбитый голос пел:
Сменялась и эта картина, и шевелилось передо мною какое-то огромное, ослизшее, холодное чудовище, с мириадами газовых глаз на черном шевелящемся теле, по которому ползли, скакали, прыгали и спотыкались куда-то вечно спешащие люди; слышались сиплые речи, детские голоса, распевающие под
звуки разбитых
шарманок, и темный угол моей комнаты, в окне которой слабо мерцал едва достигавший до нее свет уличного фонаря.