Неточные совпадения
— Подумайте сами, мадам Шойбес, — говорит он, глядя на стол, разводя руками и щурясь, — подумайте, какому риску я здесь подвергаюсь! Девушка была обманным образом вовлечена в это… в как его…
ну, словом, в дом терпимости, выражаясь высоким слогом. Теперь родители разыскивают ее через полицию. Хорошо-с. Она попадает из одного места в другое, из пятого в десятое… Наконец след находится у
вас, и главное, — подумайте! — в моем околотке!
Что я могу поделать?
— Я ему говорю: «Иди, негодяй, и заяви директору, чтобы этого больше не было, иначе папа на
вас на всех донесет начальнику края».
Что же
вы думаете? Приходит и поверит: «Я тебе больше не сын, — ищи себе другого сына». Аргумент!
Ну, и всыпал же я ему по первое число! Ого-го! Теперь со мной разговаривать не хочет.
Ну, я ему еще покажу!
—
Ну вас! — сипло огрызается тот. —
Чего еще?
—
Ну,
что вы так сидите, господин? Зад себе греете? Шли бы заниматься с девочкой.
—
Ну вот и обменялись любезностями, — засмеялся Лихонин. — Но удивительно,
что мы именно здесь ни разу с
вами не встречались. По-видимому,
вы таки частенько бываете у Анны Марковны?
— Не буянь, барбарис! — погрозил ему пальцем Лихонин. —
Ну,
ну, говорите, — попросил он репортера, — все это так интересно,
что вы рассказываете.
Помощник так прямо и предупредил: «Если
вы, стервы, растак-то и растак-то, хоть одно грубое словечко или
что, так от вашего заведения камня на камне не оставлю, а всех девок перепорю в участке и в тюрьме сгною!»
Ну и приехала эта грымза.
— А так: там только одни красавицы.
Вы понимаете, какое счастливое сочетание кровей: польская, малорусская и еврейская. Как я
вам завидую, молодой человек,
что вы свободный и одинокий. В свое время я таки показал бы там себя! И замечательнее всего,
что необыкновенно страстные женщины.
Ну прямо как огонь! И знаете,
что еще? — спросил он вдруг многозначительным шепотом.
—
Ну, а у
вас, в Париже или Ницце, разве веселее? Ведь надо сознаться: веселье, молодость и смех навсегда исчезли из человеческой жизни, да и вряд ли когда-нибудь вернутся. Мне кажется,
что нужно относиться к людям терпеливее. Почем знать, может быть для всех, сидящих тут, внизу, сегодняшний вечер — отдых, праздник?
—
Ну, а скажите, Елена Викторовна,
чего бы
вы хотели,
что бы развлекло ваше воображение и скуку?
— Так, так, так, — сказал он, наконец, пробарабанив пальцами по столу. — То,
что сделал Лихонин, прекрасно и смело. И то,
что князь и Соловьев идут ему навстречу, тоже очень хорошо. Я, с своей стороны, готов,
чем могу, содействовать вашим начинаниям. Но не лучше ли будет, если мы поведем нашу знакомую по пути, так сказать, естественных ее влечений и способностей. Скажите, дорогая моя, — обратился он к Любке, —
что вы знаете, умеете?
Ну там работу какую-нибудь или
что.
Ну там шить, вязать, вышивать.
— Я ухожу, — сказала Женька. —
Вы перед ней не очень-то пасуйте и перед Семеном тоже. Собачьтесь с ними вовсю. Теперь день, и они
вам ничего не посмеют сделать. В случае
чего, скажите прямо,
что, мол, поедете сейчас к губернатору и донесете. Скажите,
что их в двадцать четыре часа закроют и выселят из города. Они от окриков шелковыми становятся. Ну-с, желаю успеха!
—
Ну и свинья же этот ваш… то есть наш Барбарисов Он мне должен вовсе не десять рублей, а четвертную. Подлец этакий! Двадцать пять рублей, да еще там мелочь какая-то.
Ну, мелочь я ему, конечно, не считаю. Бог с ним! Это, видите ли, бильярдный долг. Я должен сказать,
что он, негодяй, играет нечисто… Итак, молодой человек, гоните еще пятнадцать. —
Ну, и жох же
вы, господин околоточный! — сказал Лихонин, доставая деньги.
— Скажите,
ну разве будет для вашей сестры, матери или для вашего мужа обидно,
что вы случайно не пообедали дома, а зашли в ресторан или в кухмистерскую и там насытили свой голод. Так и любовь. Не больше, не меньше. Физиологическое наслаждение. Может быть, более сильное, более острое,
чем всякие другие, но и только. Так, например, сейчас: я хочу
вас, как женщину. А
вы
— Да бросьте, господин, — досадливо прервала его Любка. —
Ну,
что все об одном и том же. Заладила сорока Якова. Сказано
вам: нет и нет. Разве я не вижу, к
чему вы подбираетесь? А только я на измену никогда не согласна, потому
что как Василий Васильевич мой благодетель и я их обожаю всей душой… А
вы мне даже довольно противны с вашими глупостями.
— А я всех, именно всех! Скажите мне, Сергей Иванович, по совести только скажите, если бы
вы нашли на улице ребенка, которого кто-то обесчестил, надругался над ним…
ну, скажем, выколол бы ему глаза, отрезал уши, — и вот
вы бы узнали,
что этот человек сейчас проходит мимо
вас и
что только один бог, если только он есть, смотрит не
вас в эту минуту с небеси, —
что бы
вы сделали?
— Нет, ангел мой! Тридцать два ровно стукнуло неделю тому назад. Я, пожалуй
что, старше всех
вас здесь у Анны Марковны. Но только ничему я не удивлялась, ничего не принимала близко к сердцу. Как видишь, не пью никогда… Занимаюсь очень бережно уходом за своим телом, а главное — самое главное — не позволяю себе никогда увлекаться мужчинами… —
Ну, а Сенька твой?..
— Is'gut! [
Ну хорошо! (нем.)] — сдалась со вздохом Эмма Эдуардовна. — Я
вам, дитя мое, ни в
чем не могу отказать. Дайте я пожму вашу руку. Будем вместе трудиться и работать для общего блага.