Неточные совпадения
И
вот ее бьют за меня,
а она даже не может уйти…
— То-то
вот и есть, что ты дурак! Нужно, чтобы значило, и чтобы было с толком, и чтобы другого слова как раз с таким значением не было…
А так — мало ли что ты выдумаешь!.. Ученые не глупее вас и говорят не на смех…
И
вот, на третий день, часа в три, вскоре после того как на дворе прогремели колеса отцовской брички, нас позвали не к обеду,
а в кабинет отца.
—
Вот ты, Будзиньская, старая женщина,
а рассказываешь такие глупости… Как тебе не стыдно? Перепились твои чумаки пьяные,
вот и все…
Полеты во сне повторялись, причем каждый раз мне вспоминались прежние полеты, и я говорил себе с наслаждением: тогда это было только во сне…
А ведь
вот теперь летаю же я и наяву… Ощущения были живы, ярки, многосторонни, как сама действительность…
Закончилось это большим скандалом: в один прекрасный день баба Люба, уперев руки в бока, ругала Уляницкого на весь двор и кричала, что она свою «дытыну» не даст в обиду, что учить, конечно, можно, но не так…
Вот посмотрите, добрые люди: исполосовал у мальчика всю спину. При этом баба Люба так яростно задрала у Петрика рубашку, что он завизжал от боли, как будто у нее в руках был не ее сын,
а сам Уляницкий.
Но
вот, при первых же звуках зловещего воя, вдруг произошла какая-то возня, из головы мары посыпался сноп искр, и сама она исчезла,
а солдат, как ни в чем не бывало, через некоторое время закричал лодку…
И
вот, говорили, что именно этот человек, которого и со службы-то прогнали потому, что он слишком много знает, сумел подслушать секретные разговоры нашего царя с иностранными, преимущественно с французским Наполеоном. Иностранные цари требовали от нашего, чтобы он… отпустил всех людей на волю. При этом Наполеон говорил громко и гордо,
а наш отвечал ему ласково и тихо.
—
А…
вот как!.. Ну, так
вот я вам говорю… Пока они еще мои… Пока вы там сочиняете свои подлые проекты… Я… я…
—
Вот научу вас, ляшков,
а вы пойдете бунтовать да меня же и убьете, — сказал он в заключение полушутя, полусердито.
И говорил он не просто, как все,
а точно подчеркивал:
вот видите, я говорю по — украински.
—
Вот там за пригорком город.
А это
вот грабник. По праздникам сюда ходят гулять…
—
А, это Мочальский…
Вот я поставлю Мочальскому на понедельник единицу.
— Ну, это еще ничего, — сказал он весело. И затем, вздохнув, прибавил: — Лет через десять буду жарить слово в слово. Ах, господа, господа! Вы
вот смеетесь над нами и не понимаете, какая это в сущности трагедия. Сначала вcе так живо! Сам еще учишься, ищешь новой мысли, яркого выражения…
А там год за годом, — застываешь, отливаешься в форму…
В особенно погожие дни являются горожане и горожанки. Порой приходит с сестрой и матерью она, кумир многих сердец, усиленно бьющихся под серыми шинелями. В том числе — увы! — и моего бедного современника… Ей взапуски подают кресло. Счастливейший выхватывает кресло из толпы соперников… Усиленный бег, визг полозьев, морозный ветер с легким запахом духов,
а впереди головка, уткнувшаяся в муфту от мороза и от страха… Огромный пруд кажется таким маленьким и тесным…
Вот уже берег…
Но самое большое впечатление произвело на него обозрение Пулковской обсерватории. Он купил и себе ручной телескоп, но это совсем не то. В Пулковскую трубу на луне «как на ладони видно: горы, пропасти, овраги… Одним словом — целый мир, как наша земля. Так и ждешь, что
вот —
вот поедет мужик с телегой…
А кажется маленькой потому, что, понимаешь, тысячи, десятки тысяч… Нет, что я говорю: миллионы миллионов миль отделяют от луны нашу землю».
— Например? Ну, хорошо:
вот Иисус Навин сказал: стой, солнце, и не движись, луна… Но ведь мы теперь со всеми этими трубами и прочей, понимаешь, наукой хорошо знаем, что не солнце вертится вокруг земли,
а земля вокруг солнца…
— На
а не — беè—сех, — передразнил он неприятно дребезжащим голосом… — На небèсех…
Вот как тебя научили! Матка полèчка?
А?
—
А —
а.
Вот видишь! В Полтаве? И все-таки помнишь?
А сегодняшнее евангелие забыл.
Вот ведь как ты поддался лукавому? Как он тебя осетил своими мрежами… Доложу, погоди, Степану Яковлевичу. Попадешь часика на три в карцер… Там одумаешься… Гро — бо — копатель!
—
А теперь… Га! Теперь — все покатилось кверху тормашками на белом свете. Недавно еще… лет тридцать назад,
вот в этом самом Гарном Луге была еще настоящая шляхта… Хлопов держали в страхе… Чуть что…
А! сохрани боже! Били, секли, мордовали!.. Правду тебе скажу, — даже бывало жалко… потому что не по — христиански…
А теперь…
— «Думаете», — передразнил он, поведя плечом. — Вы
вот думаете: скоро ли звонок?.. И тоже думаете, что это-то и значит мыслить. Но вы ошибаетесь. «Мыслить», — понимаете: не думать только,
а мыслить — это значит совсем другое. Берите тетради. Записывайте.
—
А!
Вот оно что! Кажется, понимаю, — сказал он. — Ну, ничего, ничего, не краснейте! Но ведь это сходство только поверхностное. Батманов прежде всего барин, скучающий от безделья. Ну,
а я разночинец и работник. И, кажется…
— Эх, Маша, Маша! И вы туда же!.. Да, во — первых, я вовсе не пьяница;
а во — вторых, знаете ли вы, для чего я пью? Посмотрите-ка вон на эту ласточку… Видите, как она смело распоряжается своим маленьким телом, куда хочет, туда его и бросит!.. Вон взвилась, вон ударилась книзу, даже взвизгнула от радости, слышите? Так
вот я для чего пью, Маша, чтобы испытать те самые ощущения, которые испытывает эта ласточка… Швыряй себя, куда хочешь, несись, куда вздумается…»
—
А! Это вы. Хотите ко мне пить чай?
Вот, кстати, познакомьтесь: Жданов, ваш будущий товарищ, если только не срежется на экзамене, — что, однако, весьма вероятно. Мы вам споем малорусскую песню. Чи може ви наших пiсень цураєтесь? — спросил он по — малорусски. —
А коли не цураєтесь, — идем.
— Да,
вот неприятная сторона известности…
А скажи, думал ли ты, что твой брат так скоро станет руководителем общественного мнения?
Свободный гражданин приподнимает пьяную голову и отвечает, что теперь воля, что он хочет
вот так себе лежать на дороге,
а на панов ему…
— Га! — сказал он решительно. — Я давно говорю, что пора бросить эти бабьи сказки. Философия и наука что-нибудь значат…
А священное писание? Его писали люди, не имевшие понятия о науке.
Вот, например, Иисус Навин… «Стой, солнце, и не движись, луна»…
Молодежь стала предметом особого внимания и надежд, и
вот что покрывало таким свежим, блестящим лаком недавних юнкеров, гимназистов и студентов. Поручик в свеженьком мундире казался много интереснее полковника или генерала,
а студент юридического факультета интереснее готового прокурора. Те — люди, уже захваченные колесами старого механизма,
а из этих могут еще выйти Гоши или Дантоны. В туманах близкого, как казалось, будущего начинали роиться образы «нового человека», «передового человека», «героя».
Так
вот что это было важное и значительное, отчего моя грудь до сих пор залита какой-то дрожащей теплотой,
а сердце замирает так странно и так глубоко.
А теперь —
вот она возвратилась.
Вот она идет недалеко, с этим знакомым лицом, когда-то на минуту осветившимся таким родственным приветом,
а теперь опять почти незнакомая и чужая.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да
вот тогда вы дали двести, то есть не двести,
а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что
вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт,
а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части,
а я отправлюсь сам или
вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Анна Андреевна. Мы теперь в Петербурге намерены жить.
А здесь, признаюсь, такой воздух… деревенский уж слишком!., признаюсь, большая неприятность…
Вот и муж мой… он там получит генеральский чин.