Неточные совпадения
Посмей же не съесть всего, что положено тебе
на тарелку, то маменька кроме того, что
станут бранить, а под сердитый час и ложкою шлепнут по лбу.
— В стыдное место поцаловать короля! — приказывает король другой. Всеобщий, хохот, и все смотрят
на смутившуюся."Что же? чего ты
стала? ты думаешь что?.. разве не знаешь?" — так кричат ей подруги, и одна из них предлагает:"Дай я за тебя исполню".
Проклиная все учение и ученых, выдумавших его, мы,
на зло азбуке, дали свои наименования: «аз»
стал у нас раскаряка, «буки» — горбун с рогом, «веди» — пузан.
Таким побытом продолжалось наше учение, и уже прочие братья: Сидорушка, Офремушка и Егорушка, поступили в школу; а старший брат Петрусь, выучив весь псалтырь, не имел чему учиться. Нанять же «инспектора» (учителя) батенька находили неудобным тратиться для одного, а располагали приговорить ко всем троим старшим, но я их задерживал: как
стал на первом часе — да ни назад, ни вперед.
— Будет еще время толковать об этом, пане Кнышевский, а теперь иди с миром.
Станешь жаловаться, то кроме сраму и вечного себе бесчестья ничего не получишь; а я за порицание чести рода моего уничтожу тебя и сотру с лица земли. Или же, возьми, когда хочешь, мешок гречишной муки
на галушки и не рассказывай никому о панычевской шалости. Себя только осрамишь.
Батенька изумились таким его речам, взяли эту дерюгу, развернули ее и насилу узнали, что это было то сукно, которое они пожаловали по уговору
на кирею домине Галушкинскому и которое было необыкновенно прелестного цвета, как я сказал выше, а теперь
стало мерзкого цвета с отвратительными пятнами.
Да как напишет таких стихов листах
на двух,
станет читать, так это прелесть!
Так вот маменька, по обычаю, и принялися в соседней от батенькиной комнате хныкать, будто удерживая себя от плача. Когда батенька это заметили, то и пришли в чувство, описанное мною. Где и гнев девался! Они, по своему обычаю,
стали ходить
на цыпочках около маменькиной опочивальни и все заглядывали в непритворенную с умыслом дверь, покашливали, чтобы обратить их внимание.
Уф! как она
стала красна! я думал, что кровь брызнет из щек ее… но я ничего, все держу, и крепче… наконец, завладеваю другим пальчиком… далее третьим… четвертым… и вся ручка ее — дрожащая — в моей торжествующей… я сжимаю ее… она еще более краснеет… я сжимаю крепче… она взглядывает
на меня… как?
Теперь я только понял маменькины хитрости, что им очень хотелось, чтобы я женился именно
на Тетясе, как
на невесте довольно богатой; и для этого, чтоб дать нам повод влюбиться друг в друга, засадили нас за один стол выбирать пшеницу, а сами подсматривали, как мы
станем влюбляться. Как же им было не любить меня паче всех детей, когда я не только исполнял все по воле их, но предугадывал самые желания их!
Да и отдыхал же и отъедался я после службы преусердно, и месяца через два имел удовольствие заметить, что я отъелся и в сложении и вообще по комплекции моей
стал на порядках.
Да что долго рассказывать! Таким побытом я объездил все домы в окружности верст
на пятьдесят; где только прослышивал, что есть панночки или барышни, везде являлся, везде проговаривал свой диалог… и если бы из всех полученных мною тыкв вымостить дорогу, то
стало бы от нашего города Хорола до самого Киева. Конечно, это риторическая фигура, но все я пропасть получил тыкв, до того, что меня в околотке прозвали"арбузный паныч". Известно, что у нас тыква зовется арбузом.
Горб-Маявецкий дал мне
на все то время, пока приедет ко мне, достаточное число денег, но советовал жить осмотрительно и обещался не далее как через две недели после моего приезда отыскать меня и дал записку, у кого я должен
стать на квартире: то был приятель его.
При одном случае отдыха вместе с другими путешественниками, среди разговора, я узнал, что мы в Петербургской губернии.
Стало быть, мы недалеко уже и от Санкт-Петербурга, подумал я, обрадовавшись, что скоро не буду обязан сидеть целый день
на одном месте, что уже мне крепко было чувствительно. И сел себе в берлин, заснул, как скоро с места тронулись.
Я думал, что и здесь крикун влезет
на крышу да и
станет кричать.
Вперив свое зрение
на разговаривающих, я невольно
стал вслушиваться в их разговоры, и только лишь понял сюжет их материи и ждал, далее что будут объяснять, как вдруг… Канальская картина некою нечистою силою опустилась и скрыла все…
Я ему объяснил, что мне все три театра, данные в этот вечер, понравились очень, а наиболее музыка и зрелища прекрасного пола; но ежели еще это все продолжится хоть одним театром, то я не буду иметь возможности чем платить. С этого слова, разговорясь покороче, мы
стали приятелями, и он мне сказал, что я напрасно брал новые билеты
на каждое «действие».
А тут выскочит к нам актерщик, да и
станет подлаживать под их; да как стакаются, и он пойдет басовым голосом, а тут музыка режет свое; так я вам скажу: такая гармония
на душе и по всем чувствам разольется, что невольно
станет клонить ко сну.
Эта книжечка, какова ни есть, попадись в руки моему Горбу-Маявецкому. Прочитал и узнал меня живьем. Принялся отыскивать; отыскал петербургский Лондон, а меня нет, я любуюсь актерщицами. Он Кузьму за мною: призови, дескать, его ко мне. Кузьма отыскал театр, да и вошел в него. Как же уже последний театр был, и
на исходе, то никто его и не остановил. Войдя, увидел кучу народу, а в лесу барышни гуляют; он и подумал, что и я там где с ними загулялся. Вот и
стал по-своему вызывать.
Ставши опять
на любовной точке, мы сдружились снова, и тут моя Анисинька сказала, что она ожидала другого доказательства любви моей, а именно: как я-де богат, а она бедная девушка, а в случае моей смерти братья отберут все, а ее, прогнавши, заставят по миру таскаться: так, в предупреждение того, не худо бы мне укрепить ей часть имения…
На том кончили, подписали бумаги и потом все
статьи, вместо примирения, кончили, как я описал.
На другой день — терпения моего не
стало! Выписного кухмистра взашей, приказал кухозаркам своим изготовить обед по старине, и гости покушали у меня все преисправно и разъехались, благодаря со всем чистосердечием, без малейшей аллегорики.
Анисья Ивановна
стала веселенькая, губки складывает
на улыбочку, часто уходит к себе для перемены шейных или грудных платочков и все у зеркала фигурится.
Анисья Ивановна моя — несмотря ни
на что, все-таки «моя» — так она-то хитро поступила, несмотря
на то, что в Санкт-Петербурге не была. Ей очень прискорбно было видеть сыновей наших женившихся; а как пошли у них дети, так тут истерика чуть и не задушила ее."Как, дескать, я позволю, чтобы у меня были внуки?., неужели я допущу, чтобы меня считали старухою? Я умру от истерики, когда услышу, что меня
станут величать бабушкою!"
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя, да и полно! Где ему смотреть
на тебя? И с какой
стати ему смотреть
на тебя?
А
стало бы, и очень бы
стало на прогоны; нет, вишь ты, нужно в каждом городе показать себя!
Да тут беда подсунулась: // Абрам Гордеич Ситников, // Господский управляющий, //
Стал крепко докучать: // «Ты писаная кралечка, // Ты наливная ягодка…» // — Отстань, бесстыдник! ягодка, // Да бору не того! — // Укланяла золовушку, // Сама нейду
на барщину, // Так в избу прикатит! // В сарае, в риге спрячуся — // Свекровь оттуда вытащит: // «Эй, не шути с огнем!» // — Гони его, родимая, // По шее! — «А не хочешь ты // Солдаткой быть?» Я к дедушке: // «Что делать? Научи!»
— Филипп
на Благовещенье // Ушел, а
на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята у солнышка, // У снегу белизна, // У маку губы алые, // Бровь черная у соболя, // У соболя сибирского, // У сокола глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не
стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.
Ну, так мы и доехали, // И я добрел
на родину, // А здесь, по Божьей милости, // И легче
стало мне…