Неточные совпадения
—
Это я знаю, что вы были, — отвечал он, — слышал-с. Носок отыскивали… А знаете, Разумихин от вас без ума, говорит, что вы с ним к Лавизе Ивановне ходили,
вот про которую вы старались тогда, поручику-то Пороху мигали, а он все не
понимал, помните? Уж как бы, кажется, не
понять — дело ясное… а?
—
Это вот та самая старуха, — продолжал Раскольников, тем же шепотом и не шевельнувшись от восклицания Заметова, — та самая, про которую, помните, когда стали в конторе рассказывать, а
я в обморок-то упал. Что, теперь
понимаете?
— Так
вот, Дмитрий Прокофьич,
я бы очень, очень хотела узнать… как вообще… он глядит теперь на предметы, то есть,
поймите меня, как бы
это вам сказать, то есть лучше сказать: что он любит и что не любит? Всегда ли он такой раздражительный? Какие у него желания и, так сказать, мечты, если можно? Что именно теперь имеет на него особенное влияние? Одним словом,
я бы желала…
— Нам
вот все представляется вечность как идея, которую
понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего
этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и
вот и вся вечность.
Мне, знаете, в
этом роде иногда мерещится.
—
Это другая сплетня! — завопил он. — Совсем, совсем не так дело было!
Вот уж это-то не так!
Это все Катерина Ивановна тогда наврала, потому что ничего не
поняла! И совсем
я не подбивался к Софье Семеновне!
Я просто-запросто развивал ее, совершенно бескорыстно, стараясь возбудить в ней протест…
Мне только протест и был нужен, да и сама по себе Софья Семеновна уже не могла оставаться здесь в нумерах!
— Я-то в уме-с, а
вот вы так… мошенник! Ах, как
это низко!
Я все слушал,
я нарочно все ждал, чтобы все
понять, потому что, признаюсь, даже до сих пор оно не совсем логично… Но для чего вы все
это сделали — не
понимаю.
Вот этого-то
я и сам не
понимаю, а что
я рассказываю истинный факт, то
это верно!
Вот как
я понимаю это дело!
— И зачем, зачем
я ей сказал, зачем
я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, —
вот ты ждешь от
меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь,
я это вижу; а что
я скажу тебе? Ничего ведь ты не
поймешь в
этом, а только исстрадаешься вся… из-за
меня! Ну
вот, ты плачешь и опять
меня обнимаешь, — ну за что ты
меня обнимаешь? За то, что
я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты,
мне легче будет!» И можешь ты любить такого подлеца?
— Как хотите, только я-то вам не товарищ; а
мне что!
Вот мы сейчас и дома. Скажите,
я убежден, вы оттого на
меня смотрите подозрительно, что
я сам был настолько деликатен и до сих пор не беспокоил вас расспросами… вы
понимаете? Вам показалось
это дело необыкновенным; бьюсь об заклад, что так! Ну
вот и будьте после того деликатным.
Счастливцев. Вот жизнь, Геннадий Демьяныч!
Вот это я понимаю. А то что: пешком… Сам себя презираешь. Не знаю, как вы, а я презираю такую жизнь. Я всегда за богатых людей. Кто шампанское пьет, хорошие сигары курит, тот и человек, а остальное — ничтожество. Так ведь, Геннадий Демьяныч?
Неточные совпадения
—
Вот это самое
я и говорю, — сказала она, умышленно не
понимая иронии его тона и спокойно заворачивая длинную душистую перчатку.
— Ну,
я очень рад был, что встретил Вронского.
Мне очень легко и просто было с ним.
Понимаешь, теперь
я постараюсь никогда не видаться с ним, но чтоб
эта неловкость была кончена, — сказал он и, вспомнив, что он, стараясь никогда не видаться, тотчас же поехал к Анне, он покраснел. —
Вот мы говорим, что народ пьет; не знаю, кто больше пьет, народ или наше сословие; народ хоть в праздник, но…
— Нет,
я не враг.
Я друг разделения труда. Люди, которые делать ничего не могут, должны делать людей, а остальные — содействовать их просвещению и счастью.
Вот как
я понимаю. Мешать два
эти ремесла есть тьма охотников,
я не из их числа.
—
Вот, сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы
эти значили:«когда вы
мне ответили:
этого не может быть, значило ли
это, что никогда, или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла
понять эту сложную фразу; но он посмотрел на нее с таким видом, что жизнь его зависит от того,
поймет ли она
эти слова.
— Для тебя, для других, — говорила Анна, как будто угадывая ее мысли, — еще может быть сомнение; но для
меня… Ты
пойми,
я не жена; он любит
меня до тех пор, пока любит. И что ж, чем же
я поддержу его любовь?
Вот этим?