Неточные совпадения
Маленькие
дети его
были не при нем, по обыкновению, а у родственников; так он всю жизнь поступал с своими
детьми, с законными и незаконными.
— Какой вы, князь, расслабленный! И точно у вас у самих
дети. Ведь у вас нет
детей и никогда
не будет.
— Сделайте одолжение, — прибавила тотчас же довольно миловидная молоденькая женщина, очень скромно одетая, и, слегка поклонившись мне, тотчас же вышла. Это
была жена его, и, кажется, по виду она тоже спорила, а ушла теперь кормить
ребенка. Но в комнате оставались еще две дамы — одна очень небольшого роста, лет двадцати, в черном платьице и тоже
не из дурных, а другая лет тридцати, сухая и востроглазая. Они сидели, очень слушали, но в разговор
не вступали.
Позвольте-с: у меня
был товарищ, Ламберт, который говорил мне еще шестнадцати лет, что когда он
будет богат, то самое большое наслаждение его
будет кормить хлебом и мясом собак, когда
дети бедных
будут умирать с голоду; а когда им топить
будет нечем, то он купит целый дровяной двор, сложит в поле и вытопит поле, а бедным ни полена
не даст.
— Слышали, — скажут мне, —
не новость. Всякий фатер в Германии повторяет это своим
детям, а между тем ваш Ротшильд (то
есть покойный Джемс Ротшильд, парижский, я о нем говорю)
был всего только один, а фатеров мильоны.
Они жили очень экономно, но
не имели
детей, и Николай Семенович
был всегда этому рад.
Были, разумеется, и
дети, как я, но я уже ни на что
не смотрел, а ждал с замиранием сердца представления.
Собственно, предлогом зайти
было все то же письмо о наследстве, но непреодолимое мое побуждение зайти, конечно, имело другие причины, которых я, впрочем,
не сумею и теперь разъяснить: тут
была какая-то путаница в уме о «грудном
ребенке», «об исключениях, входящих в общее правило».
Я пристал к нему, и вот что узнал, к большому моему удивлению:
ребенок был от князя Сергея Сокольского. Лидия Ахмакова, вследствие ли болезни или просто по фантастичности характера, действовала иногда как помешанная. Она увлеклась князем еще до Версилова, а князь «
не затруднился принять ее любовь», выразился Васин. Связь продолжалась мгновение: они, как уже известно, поссорились, и Лидия прогнала от себя князя, «чему, кажется, тот
был рад».
— Про это я ничего
не знаю, — заключил Васин. — Лидия Ахмакова умерла недели две спустя после своего разрешения; что тут случилось —
не знаю. Князь, только лишь возвратясь из Парижа, узнал, что
был ребенок, и, кажется, сначала
не поверил, что от него… Вообще, эту историю со всех сторон держат в секрете даже до сих пор.
Об этой фантазии гордой и стыдливой Анны Андреевны увидать этого
ребенка и о встрече там с Лизой я, может
быть, потом расскажу, если
будет место; но все же я никак
не ожидал, чтоб Анна Андреевна когда-нибудь пригласила Лизу к себе.
— Pauvre enfant, [Бедное
дитя (франц.).] может
быть, она ничего тем
не выиграет. Но, вероятно,
не состоится… хотя он способен…
— Понимаю. Они совсем и
не грозят донести; они говорят только: «Мы, конечно,
не донесем, но, в случае если дело откроется, то…» вот что они говорят, и все; но я думаю, что этого довольно! Дело
не в том: что бы там ни вышло и хотя бы эти записки
были у меня теперь же в кармане, но
быть солидарным с этими мошенниками,
быть их товарищем вечно, вечно! Лгать России, лгать
детям, лгать Лизе, лгать своей совести!..
Она наконец ушла. Апельсины и пряники
поели еще до моего прихода сенаторские и графские
дети, а четыре двугривенных у меня тотчас же отнял Ламберт; на них накупили они в кондитерской пирожков и шоколаду и даже меня
не попотчевали.
Кончилась обедня, вышел Максим Иванович, и все деточки, все-то рядком стали перед ним на коленки — научила она их перед тем, и ручки перед собой ладошками как один сложили, а сама за ними, с пятым
ребенком на руках, земно при всех людях ему поклонилась: «Батюшка, Максим Иванович, помилуй сирот,
не отымай последнего куска,
не выгоняй из родного гнезда!» И все, кто тут ни
был, все прослезились — так уж хорошо она их научила.
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще
ребенком, приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все
не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается почти криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы
есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
— Или идиотка; впрочем, я думаю, что и сумасшедшая. У нее
был ребенок от князя Сергея Петровича (по сумасшествию, а
не по любви; это — один из подлейших поступков князя Сергея Петровича);
ребенок теперь здесь, в той комнате, и я давно хотел тебе показать его. Князь Сергей Петрович
не смел сюда приходить и смотреть на
ребенка; это
был мой с ним уговор еще за границей. Я взял его к себе, с позволения твоей мамы. С позволения твоей мамы хотел тогда и жениться на этой… несчастной…
— И ты прав. Я догадался о том, когда уже
было все кончено, то
есть когда она дала позволение. Но оставь об этом. Дело
не сладилось за смертью Лидии, да, может, если б и осталась в живых, то
не сладилось бы, а маму я и теперь
не пускаю к
ребенку. Это — лишь эпизод. Милый мой, я давно тебя ждал сюда. Я давно мечтал, как мы здесь сойдемся; знаешь ли, как давно? — уже два года мечтал.
Он хотел броситься обнимать меня; слезы текли по его лицу;
не могу выразить, как сжалось у меня сердце: бедный старик
был похож на жалкого, слабого, испуганного
ребенка, которого выкрали из родного гнезда какие-то цыгане и увели к чужим людям. Но обняться нам
не дали: отворилась дверь, и вошла Анна Андреевна, но
не с хозяином, а с братом своим, камер-юнкером. Эта новость ошеломила меня; я встал и направился к двери.
И далеко
не единичный случай, что самые отцы и родоначальники бывших культурных семейств смеются уже над тем, во что, может
быть, еще хотели бы верить их
дети.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как
дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей
было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты
будешь благоразумнее, когда ты
будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты
будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Слесарша. Милости прошу: на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб ни
детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку
не было!
У батюшки, у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то
дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. //
Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих
детей, убоялся бездны премудрости, просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо
есть,
не мечите бисера пред свиниями, да
не попрут его ногами».
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина и Цыфиркина). Вот и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою
не имеет. Свое
дитя хвалить дурно, а куда
не бессчастна
будет та, которую приведет Бог
быть его женою.