Неточные совпадения
В июле отпустили меня гостить в подмосковную деревню, к моему родственнику, Т-ву, к которому в
то время съехалось человек пятьдесят,
а может быть
и больше, гостей… не помню, не сосчитал.
Но так как мне было одиннадцать лет,
то я
и не замечал тогда этих особ, отвлеченный совсем другим,
а если
и заметил что, так не все.
Зала была, как говорится, набита битком; не было ни одного места свободного;
а так как мне привелось почему-то опоздать,
то я
и принужден был наслаждаться спектаклем стоя.
Вероятно, мое несчастное лицо отражало все мои недоумения, потому что шалунья хохотала мне в глаза как безумная,
а между
тем все сильнее
и сильнее щипала
и ломала мои бедные пальцы.
Во-первых, ее мало кто не любил,
а во-вторых — ветреница
и сама была не слишком разборчива в выборе друзей своих, хотя в основе ее характера было гораздо более серьезного, чем сколько можно предположить, судя по
тому, что я теперь рассказал.
Все движения ее были как-то неровны,
то медленны, плавны
и даже как-то важны,
то детски-скоры,
а вместе с
тем и какое-то робкое смирение проглядывало в ее жесте, что-то как будто трепещущее
и незащищенное, но никого не просившее
и не молившее о защите.
Впрочем, некоторые из этих забавников, никак не могущих найти, что им делать, — чего, впрочем, никогда
и не искали они, — именно на
то метят, чтоб все думали, что у них вместо сердца не жир,
а, напротив, говоря вообще, что-то очень глубокое, но что именно — об этом не сказал бы ничего самый первейший хирург, конечно, из учтивости.
Репетиции или, лучше сказать, смотр костюмов назначены были не вовремя, поутру, потому что наш режиссер, известный художник Р*, приятель
и гость нашего хозяина, по дружбе к нему согласившийся взять на себя сочинение
и постановку картин,
а вместе с
тем и нашу выучку, спешил теперь в город для закупок по бутафорской части
и для окончательных заготовлений к празднику, так что времени терять было некогда.
Мой наивный жест, мои слезы,
а главное,
то, что я как будто выступил защищать m-r M*, все это произвело такой адский смех, что даже
и теперь, при одном воспоминании, мне самому становится ужасно смешно…
Кругом стоял неумолкаемый концерт
тех, которые «не жнут
и не сеют»,
а своевольны, как воздух, рассекаемый их резвыми крыльями.
—
А то и здесь, — перебила ее Маслова. — Тоже и здесь попала я. Только меня привели, а тут партия с вокзала. Так тàк одолели, что не знала, как отделаться. Спасибо, помощник отогнал. Один пристал так, что насилу отбилась.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести,
то есть не двести,
а четыреста, — я не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй,
и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Аммос Федорович.
А черт его знает, что оно значит! Еще хорошо, если только мошенник,
а может быть,
и того еще хуже.
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось!
А я, признаюсь, шел было к вам, Антон Антонович, с
тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра
тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу,
и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях
и у
того и у другого.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе
и сейчас! Вот тебе ничего
и не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь,
и давай пред зеркалом жеманиться:
и с
той стороны,
и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою не
то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что
и на свете еще не было, что может все сделать, все, все, все!