— Остаются, стало быть, трое-с, и во-первых, господин Келлер, человек непостоянный, человек пьяный и в некоторых случаях либерал, то есть насчет кармана-с;
в остальном же с наклонностями, так сказать, более древнерыцарскими, чем либеральными. Он заночевал сначала здесь, в комнате больного, и уже ночью лишь перебрался к нам, под предлогом, что на голом полу жестко спать.
Неточные совпадения
Лебедев до стола не дошел шага на три;
остальные, как сказано было, понемногу набирались
в гостиную.
Глубоко изумленный Тоцкий пожимал плечами; почти только он один и сидел,
остальная толпа вся
в беспорядке теснилась вокруг стола.
— Пьян, может быть? Некрасива же твоя компания, — отрезала она, захватив
в своем взгляде и
остальных гостей, — а впрочем, какая милая девушка! Кто такая?
Угадывалось, что он сопровождает
остальных для куража,
в качестве искреннего друга и, буде окажется надобность, для поддержки.
Осталось и всё
остальное общество; никто не хотел уходить, даже генерал Иволгин, которому Лебедев, впрочем, что-то шепнул мимоходом, вероятно, не совсем приятное, потому что генерал тотчас же стушевался куда-то
в угол.
Если есть для него оправдание, так разве
в том, что он не понимает, что делает, и свою ненависть к России принимает за самый плодотворный либерализм (о, вы часто встретите у нас либерала, которому аплодируют
остальные, и который, может быть,
в сущности, самый нелепый, самый тупой и опасный консерватор, и сам не знает того!).
Ни единого светского на шестьдесят нумеров духовенства, и это страшная мысль, историческая мысль, статистическая мысль, наконец, и из таких-то фактов и воссоздается история у умеющего; ибо до цифирной точности возводится, что духовенство по крайней мере
в шестьдесят раз жило счастливее и привольнее, чем все
остальное тогдашнее человечество.
И, может быть, по крайней мере
в шестьдесят раз было жирнее всего
остального человечества…
Не верю я этому; и гораздо уж вернее предположить, что тут просто понадобилась моя ничтожная жизнь, жизнь атома, для пополнения какой-нибудь всеобщей гармонии
в целом, для какого-нибудь плюса и минуса, для какого-нибудь контраста и прочее, и прочее, точно так же, как ежедневно надобится
в жертву жизнь множества существ, без смерти которых
остальной мир не может стоять (хотя надо заметить, что это не очень великодушная мысль сама по себе).
На столе лежали книги; он взял одну, продолжая говорить, заглянул
в развернутую страницу, тотчас же опять сложил и положил на стол, схватил другую книгу, которую уже не развертывал, а продержал всё
остальное время
в правой руке, беспрерывно махая ею по воздуху.
«Ты жалеешь меня! — вскричал он, — ты, дитя, да еще, может быть, пожалеет меня и другой ребенок, мой сын, le roi de Rome; [римский король (фр.).]
остальные все, все меня ненавидят, а братья первые продадут меня
в несчастии!» Я зарыдал и бросился к нему; тут и он не выдержал; мы обнялись, и слезы наши смешались.
— Да, да, вы правы; да, я виноват, — заговорил опять князь
в ужасной тоске, — и знаете: ведь она одна, одна только Аглая смотрела на Настасью Филипповну…
Остальные никто ведь так не смотрели.
Но она проговорилась: она уже слышала, что
в городе негодование и что действительно устраивается какими-то повесами шаривари, с музыкой и чуть ли не со стихами, нарочно сочиненными, и что всё это чуть ли не одобряется и
остальным обществом.
Начались удивления, ахи и вскрикивания, так что он принужден был рассказать почти и всё
остальное,
в главных чертах, разумеется.
Иноков постригся, побрил щеки и, заменив разлетайку дешевеньким костюмом мышиного цвета, стал незаметен, как всякий приличный человек. Только веснушки на лице выступили еще более резко, а
в остальном он почти ничем не отличался от всех других, несколько однообразно приличных людей. Их было не много, на выставке они очень интересовались архитектурой построек, посматривали на крыши, заглядывали в окна, за углы павильонов и любезно улыбались друг другу.
Конец карьеры моей, по толкованию твоего братца, в том, что оттенок социализма не помешает мне откладывать на текущий счет подписные денежки и пускать их при случае в оборот, под руководством какого-нибудь жидишки, до тех пор, пока не выстрою капитальный дом в Петербурге, с тем чтобы перевесть в него и редакцию, а
в остальные этажи напустить жильцов.
Неточные совпадения
Одна из них описана выше; из
остальных трех первая имела целью разъяснить глуповцам пользу от устройства под домами каменных фундаментов; вторая возникла вследствие отказа обывателей разводить персидскую ромашку и третья, наконец, имела поводом разнесшийся слух об учреждении
в Глупове академии.
— Знаю я, — говорил он по этому случаю купчихе Распоповой, — что истинной конституции документ сей
в себе еще не заключает, но прошу вас, моя почтеннейшая, принять
в соображение, что никакое здание, хотя бы даже то был куриный хлев, разом не завершается! По времени выполним и
остальное достолюбезное нам дело, а теперь утешимся тем, что возложим упование наше на бога!
Все
остальное время он посвятил поклонению Киприде [Кипри́да — богиня любви.]
в тех неслыханно разнообразных формах, которые были выработаны цивилизацией того времени.
Но прошла неделя, другая, третья, и
в обществе не было заметно никакого впечатления; друзья его, специалисты и ученые, иногда, очевидно из учтивости, заговаривали о ней.
Остальные же его знакомые, не интересуясь книгой ученого содержания, вовсе не говорили с ним о ней. И
в обществе,
в особенности теперь занятом другим, было совершенное равнодушие.
В литературе тоже
в продолжение месяца не было ни слова о книге.
Но с тех пор как она, после несчастия, постигшего Каренина, взяла его под свое особенное покровительство, с тех пор как она потрудилась
в доме Каренина, заботясь о его благосостоянии, она почувствовала, что все
остальные любви не настоящие, а что она истинно влюблена теперь
в одного Каренина.