Неточные совпадения
— Ах! Что
ты говоришь! Она, верно, умерла теперь с горя по
мне.
Я любимый был у нее сын. Она
меня больше сестры, больше всех любила… Она ко
мне сегодня во сне приходила и надо
мной плакала.
«
Ты для
меня столько сделал, столько сделал, —
говорил он, — что отец мой, мать
мне бы столько не сделали:
ты меня человеком сделал, бог заплатит
тебе, а
я тебя никогда не забуду…»
— Ну, да черт с
тобой и с дядюшкой, не стоит и
говорить! А хорошее было слово хотел сказать. Ну, так вот, братцы, как это случилось, что недолго
я нажил в Москве; дали
мне там напоследок пятнадцать кнутиков, да и отправили вон. Вот
я…
— И пресмешной же тут был один хохол, братцы, — прибавил он вдруг, бросая Кобылина и обращаясь ко всем вообще. — Рассказывал, как его в суде порешили и как он с судом разговаривал, а сам заливается-плачет; дети,
говорит, у него остались, жена. Сам матерой такой, седой, толстый. «
Я ему,
говорит, бачу: ни! А вин, бисов сын, всё пишет, всё пишет. Ну, бачу соби, да щоб
ты здох, а
я б подывився! А вин всё пишет, всё пишет, да як писне!.. Тут и пропала моя голова!» Дай-ка, Вася, ниточку; гнилые каторжные.
Так вот,
говорит, Саша, он богатый, и это для
меня счастье; так неужели ж
ты меня моего счастья хочешь лишить?»
Я смотрю: она плачет,
меня обнимает…
«Ну,
говорю, Луиза, прощай, бог с
тобой; нечего
мне тебя твоего счастья лишать.
— Чего,
говорю, угодно! А
ты гостя принимай, водкой потчуй.
Я к
тебе в гости пришел.
— Да
ты мне,
говорю, хорошей водки давай. — Злость-то, значит,
меня уж очень берет.
— Ах
ты чучела,
говорю, колбасник! Да знаешь ли
ты, что от сей минуты
я все, что хочу, с
тобой могу сделать? Вот хочешь, из пистолета
тебя застрелю?
Плачет: «
Я,
говорит, за
тобой, куда
тебя сошлют, пойду; всё для
тебя покину!»
Я уж думал всей жизни моей тут решиться: так она
меня тогда разжалобила.
Я не стерпел, да и
говорю ему: «
Ты что ругаешься-то?
— Так
я всё про то буду
тебе, Степка,
говорить; и окромя того, что
ты выходишь передо
мной большой подлец, и
тебе скажу…
— Он
меня дерзнул, слышь
ты! — прерывает друг, еще больше теребя своего милого друга. —
Ты один
мне теперь на всем свете остался, слышишь
ты это? Потому
я тебе одному
говорю: он
меня дерзнул!..
— Друг
ты мой, —
говорит он, — да что же мне-то делать с
тобой? Не
я наказую, закон!
— Видишь что, любезный, —
говорит он, — накажу
я тебя как следует, потому
ты и стоишь того. Но вот что
я для
тебя, пожалуй, сделаю: к прикладам
я тебя не привяжу. Один пойдешь, только по-новому: беги что есть силы через весь фрунт! Тут хоть и каждая палка ударит, да ведь дело-то будет короче, как думаешь? Хочешь испробовать?
— Постой,
говорит,
я еще с
тобой поговорю, рожа-то
мне знакомая, — сам бельма на
меня так и пялит. А
я его допрежь сего никогда и не видывал. К другому: —
Ты кто?
— Отвести их в острог,
говорит,
я с ними потом; ну, а
ты оставайся, — это
мне то есть
говорит. — Пошел сюда, садись! — Смотрю: стол, бумага, перо. Думаю: «Чего ж он это ладит делать?» — Садись,
говорит, на стул, бери перо, пиши! — а сам схватил
меня за ухо, да и тянет.
Я смотрю на него, как черт на попа: «Не умею,
говорю, ваше высокоблагородие». — Пиши!
Ты,
говорит Филька-то Анкудиму-то, делись; все четыреста целковых отдай, а
я работник, что ли,
тебе? не хочу с
тобой торговать и Акульку твою,
говорит, брать не хочу.
«Играй,
говорит,
мне на гитаре и танцуй, а
я буду лежать и в
тебя деньги кидать, потому как
я самый богатый человек».
Мы вот как это все тогда с Филькой пьянствовали, мать ко
мне и приходит, а
я лежу: «Что
ты,
говорит, подлец, лежишь?
А тут еще Филька Морозов грозит: «
Я тебе,
говорит, Акулькин муж, все ребра сломаю, а с женой твоей, захочу, кажинную ночь спать буду».
А он
мне: «Что ж,
говорит,
ты над нами куражишься?
— Стал
я это перед ней, тогда, тут же с постели, на коленки, руки сложил: «Матушка,
говорю, Акулина Кудимовна, прости
ты меня, дурака, в том, что
я тебя тоже за такую почитал.
Прости
ты меня,
говорю, подлеца!» А она сидит передо
мной на кровати, глядит на
меня, обе руки
мне на плеча положила, смеется, а у самой слезы текут; плачет и смеется…
Я ему
говорю: «
Ты подлец!» — «А
ты,
говорит, дурак.
Что ж
ты в эфтом деле, после того, смыслить мог?»
Я домой пришел и кричу: «Вы,
говорю,
меня пьяного повенчали!» Мать было тут же вцепилась.
А забыл, парень, как сам ей дегтем ворота мазал?» Я-то пьян сидел, а он как схватит
меня в ту пору за волосы, как схватит, пригнул книзу-то: «Пляши,
говорит, Акулькин муж,
я тебя так буду за волоса держать, а
ты пляши,
меня потешай!» — «Подлец
ты!» — кричу.
Мать
меня, бывало, за нее костит-костит: «Подлец
ты,
говорит, варначье твое мясо!» — «Убью, кричу, и не смей
мне теперь никто
говорить; потому
меня обманом женили».
Сначала старик Анкудим-то вступался, сам приходил: «
Ты,
говорит, еще не бог знает какой член;
я на
тебя и управу найду!» А потом отступился.
А Акулька на ту пору с огорода шла; как Филька-то увидал ее, у самых наших ворот: «Стой!» — кричит, выскочил из телеги да прямо ей земной поклон: «Душа
ты моя,
говорит, ягода, любил
я тебя два года, а теперь
меня с музыкой в солдаты везут.
Прости,
говорит,
меня, честного отца честная дочь, потому
я подлец перед
тобой, — во всем виноват!» И другой раз в землю ей поклонился.
Акулька-то стала, словно испужалась сначала, а потом поклонилась ему в пояс, да и
говорит: «Прости и
ты меня, добрый молодец, а
я зла на
тебя никакого не знаю».
Я за ней в избу: «Что
ты ему, собачье мясо, сказала?» А она, вот веришь
мне или нет, посмотрела на
меня: «Да
я его,
говорит, больше света теперь люблю!»
Только к вечеру: «Акулька!
я тебя теперь убью», —
говорю.
«Надоела
ты мне,
говорю; молись богу!» Да как схвачу ее за волосы: косы-то были такие толстые, длинные, на руку их замотал, да сзади ее с обеих сторон коленками придавил, вынул нож, голову-то ей загнул назад, да как тилисну по горлу ножом…
Теперь, когда все
говорили мне ты и ругали
меня, он, видимо, нарочно удвоил свою вежливость со
мною, а вместе с тем слова его были как-то особенно, даже высокомерно настойчивы, не терпевшие никакого возражения.
— А, Прокофьев! Елкин тоже, это
ты, Алмазов… Становитесь, становитесь сюда, в кучку, —
говорил нам майор каким-то уторопленным, но мягким голосом, ласково на нас поглядывая. — М-цкий,
ты тоже здесь… вот и переписать. Дятлов! Сейчас же переписать всех довольных особо и всех недовольных особо, всех до единого, и бумагу ко
мне.
Я всех вас представлю… под суд!
Я вас, мошенники!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Цветное!.. Право,
говоришь — лишь бы только наперекор. Оно
тебе будет гораздо лучше, потому что
я хочу надеть палевое;
я очень люблю палевое.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь
я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай
тебе еще награду за это? Да если б знали, так бы
тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы,
говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах
ты, рожа!
Анна Андреевна. Где ж, где ж они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (
Говорит скоро.)А все
ты, а всё за
тобой. И пошла копаться: «
Я булавочку,
я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон, куда, куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «
Я тебя, —
говорит, — не буду, —
говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это,
говорит, запрещено законом, а вот
ты у
меня, любезный, поешь селедки!»
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы
говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри
ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь, что у
меня нет ни копейки.