Неточные совпадения
Конечно, никто ничем
не связан; можно бросить книгу и с двух страниц первого рассказа, с
тем чтоб и
не раскрывать
более.
Об этом я теперь распространяться
не стану,
тем более что много еще придется рассказывать об этом первенце Федора Павловича, а теперь лишь ограничиваюсь самыми необходимыми о нем сведениями, без которых мне и романа начать невозможно.
Вот это и начал эксплуатировать Федор Павлович,
то есть отделываться малыми подачками, временными высылками, и в конце концов так случилось, что когда, уже года четыре спустя, Митя, потеряв терпение, явился в наш городок в другой раз, чтобы совсем уж покончить дела с родителем,
то вдруг оказалось, к его величайшему изумлению, что у него уже ровно нет ничего, что и сосчитать даже трудно, что он перебрал уже деньгами всю стоимость своего имущества у Федора Павловича, может быть еще даже сам должен ему; что по таким-то и таким-то сделкам, в которые сам тогда-то и тогда пожелал вступить, он и права
не имеет требовать ничего
более, и проч., и проч.
Многие из «высших» даже лиц и даже из ученейших, мало
того, некоторые из вольнодумных даже лиц, приходившие или по любопытству, или по иному поводу, входя в келью со всеми или получая свидание наедине, ставили себе в первейшую обязанность, все до единого, глубочайшую почтительность и деликатность во все время свидания,
тем более что здесь денег
не полагалось, а была лишь любовь и милость с одной стороны, а с другой — покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос души или трудный момент в жизни собственного сердца.
— Правда, вы
не мне рассказывали; но вы рассказывали в компании, где и я находился, четвертого года это дело было. Я потому и упомянул, что рассказом сим смешливым вы потрясли мою веру, Петр Александрович. Вы
не знали о сем,
не ведали, а я воротился домой с потрясенною верой и с
тех пор все
более и
более сотрясаюсь. Да, Петр Александрович, вы великого падения были причиной! Это уж
не Дидерот-с!
По русскому же пониманию и упованию надо, чтобы
не церковь перерождалась в государство, как из низшего в высший тип, а, напротив, государство должно кончить
тем, чтобы сподобиться стать единственно лишь церковью и ничем иным
более.
— Все эти ссылки в работы, а прежде с битьем, никого
не исправляют, а главное, почти никакого преступника и
не устрашают, и число преступлений
не только
не уменьшается, а чем далее,
тем более нарастает.
Придравшись к случаю, я, из чрезвычайного любопытства, разговорился с ним; а так как принят был
не по знакомству, а как подчиненный чиновник, пришедший с известного рода рапортом,
то, видя, с своей стороны, как я принят у его начальника, он удостоил меня некоторою откровенностию, — ну, разумеется, в известной степени,
то есть скорее был вежлив, чем откровенен, именно как французы умеют быть вежливыми,
тем более что видел во мне иностранца.
— Говорите без юродства и
не начинайте оскорблением домашних ваших, — ответил старец слабым изнеможенным голосом. Он видимо уставал, чем далее,
тем более, и приметно лишался сил.
Спорные же порубки в лесу и эту ловлю рыбы (где все это — он и сам
не знал) он решил им уступить окончательно, раз навсегда, сегодня же,
тем более что все это очень немногого стоило, и все свои иски против монастыря прекратить.
Да и высказать-то его грамотно
не сумел,
тем более что на этот раз никто в келье старца на коленях
не стоял и вслух
не исповедовался, так что Федор Павлович ничего
не мог подобного сам видеть и говорил лишь по старым слухам и сплетням, которые кое-как припомнил.
Но
тем и кончились раз навсегда побои и
не повторялись
более ни разу во всю жизнь, да и Марфа Игнатьевна закаялась с
тех пор танцевать.
Но в эту минуту в нем копошилась некоторая другая боязнь, совсем другого рода, и
тем более мучительная, что он ее и сам определить бы
не мог, именно боязнь женщины, и именно Катерины Ивановны, которая так настоятельно умоляла его давешнею, переданною ему госпожою Хохлаковою, запиской прийти к ней для чего-то.
— Брат, а ты, кажется, и
не обратил внимания, как ты обидел Катерину Ивановну
тем, что рассказал Грушеньке о
том дне, а
та сейчас ей бросила в глаза, что вы сами «к кавалерам красу тайком продавать ходили!» Брат, что же больше этой обиды? — Алешу всего
более мучила мысль, что брат точно рад унижению Катерины Ивановны, хотя, конечно,
того быть
не могло.
—
То ли еще узрим,
то ли еще узрим! — повторили кругом монахи, но отец Паисий, снова нахмурившись, попросил всех хотя бы до времени вслух о сем
не сообщать никому, «пока еще
более подтвердится, ибо много в светских легкомыслия, да и случай сей мог произойти естественно», — прибавил он осторожно, как бы для очистки совести, но почти сам
не веруя своей оговорке, что очень хорошо усмотрели и слушавшие.
Прощайте, Катерина Ивановна, вам нельзя на меня сердиться, потому что я во сто раз
более вас наказан: наказан уже
тем одним, что никогда вас
не увижу.
— Алексей Федорович… я… вы… — бормотал и срывался штабс-капитан, странно и дико смотря на него в упор с видом решившегося полететь с горы, и в
то же время губами как бы и улыбаясь, — я-с… вы-с… А
не хотите ли, я вам один фокусик сейчас покажу-с! — вдруг прошептал он быстрым, твердым шепотом, речь уже
не срывалась
более.
— То-то и есть, что
не отдал, и тут целая история, — ответил Алеша, с своей стороны как бы именно
более всего озабоченный
тем, что деньги
не отдал, а между
тем Lise отлично заметила, что и он смотрит в сторону и тоже видимо старается говорить о постороннем.
Дорогие там лежат покойники, каждый камень над ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и в свою науку, что я, знаю заранее, паду на землю и буду целовать эти камни и плакать над ними, — в
то же время убежденный всем сердцем моим, что все это давно уже кладбище, и никак
не более.
Там есть, между прочим, один презанимательный разряд грешников в горящем озере: которые из них погружаются в это озеро так, что уж и выплыть
более не могут,
то «
тех уже забывает Бог» — выражение чрезвычайной глубины и силы.
Тогда это
не могло быть еще так видно, ибо будущее было неведомо, но теперь, когда прошло пятнадцать веков, мы видим, что все в этих трех вопросах до
того угадано и предсказано и до
того оправдалось, что прибавить к ним или убавить от них ничего нельзя
более.
Получая от нас хлебы, конечно, они ясно будут видеть, что мы их же хлебы, их же руками добытые, берем у них, чтобы им же раздать, безо всякого чуда, увидят, что
не обратили мы камней в хлебы, но воистину
более, чем самому хлебу, рады они будут
тому, что получают его из рук наших!
Ведь я только так говорю, что она
не придет, а она, может быть, и
более того захочет-с,
то есть прямо барыней сделаться.
О Катерине Ивановне он почти что и думать забыл и много этому потом удивлялся,
тем более что сам твердо помнил, как еще вчера утром, когда он так размашисто похвалился у Катерины Ивановны, что завтра уедет в Москву, в душе своей тогда же шепнул про себя: «А ведь вздор,
не поедешь, и
не так тебе будет легко оторваться, как ты теперь фанфаронишь».
Замечательно тоже, что никто из них, однако же,
не полагал, что умрет он в самую эту же ночь,
тем более что в этот последний вечер жизни своей он, после глубокого дневного сна, вдруг как бы обрел в себе новую силу, поддерживавшую его во всю длинную эту беседу с друзьями.
Стала мать плакать, стала просить брата с осторожностию (
более для
того, чтобы
не испугать его), чтобы поговел и причастился святых Божиих таин, ибо был он тогда еще на ногах.
Копит уединенно богатство и думает: сколь силен я теперь и сколь обеспечен, а и
не знает безумный, что чем
более копит,
тем более погружается в самоубийственное бессилие.
Мучился долго, но
не тем, а лишь сожалением, что убил любимую женщину, что ее нет уже
более, что, убив ее, убил любовь свою, тогда как огонь страсти оставался в крови его.
Ушел он тогда от меня как бы и впрямь решившись. Но все же
более двух недель потом ко мне ходил, каждый вечер сряду, все приготовлялся, все
не мог решиться. Измучил он мое сердце.
То приходит тверд и говорит с умилением...
Воистину, если
не говорят сего (ибо
не умеют еще сказать сего),
то так поступают, сам видел, сам испытывал, и верите ли: чем беднее и ниже человек наш русский,
тем и
более в нем сей благолепной правды заметно, ибо богатые из них кулаки и мироеды во множестве уже развращены, и много, много тут от нерадения и несмотрения нашего вышло!
Ибо зрит ясно и говорит себе уже сам: «Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже подвига
не будет в любви моей,
не будет и жертвы, ибо кончена жизнь земная и
не придет Авраам хоть каплею воды живой (
то есть вновь даром земной жизни, прежней и деятельной) прохладить пламень жажды любви духовной, которою пламенею теперь, на земле ее пренебрегши; нет уже жизни, и времени
более не будет!
Ибо хотя покойный старец и привлек к себе многих, и
не столько чудесами, сколько любовью, и воздвиг кругом себя как бы целый мир его любящих,
тем не менее, и даже
тем более, сим же самым породил к себе и завистников, а вслед за
тем и ожесточенных врагов, и явных и тайных, и
не только между монастырскими, но даже и между светскими.
Отец Иосиф отошел с горестию,
тем более что и сам-то высказал свое мнение
не весьма твердо, а как бы и сам ему мало веруя.
— Знаю, — безучастно произнес Алеша, и вдруг мелькнул у него в уме образ брата Дмитрия, но только мелькнул, и хоть напомнил что-то, какое-то дело спешное, которого уже нельзя
более ни на минуту откладывать, какой-то долг, обязанность страшную, но и это воспоминание
не произвело никакого на него впечатления,
не достигло сердца его, в
тот же миг вылетело из памяти и забылось. Но долго потом вспоминал об этом Алеша.
Тем не менее, несмотря на всю смутную безотчетность его душевного состояния и на все угнетавшее его горе, он все же дивился невольно одному новому и странному ощущению, рождавшемуся в его сердце: эта женщина, эта «страшная» женщина
не только
не пугала его теперь прежним страхом, страхом, зарождавшимся в нем прежде при всякой мечте о женщине, если мелькала таковая в его душе, но, напротив, эта женщина, которую он боялся
более всех, сидевшая у него на коленях и его обнимавшая, возбуждала в нем вдруг теперь совсем иное, неожиданное и особливое чувство, чувство какого-то необыкновенного, величайшего и чистосердечнейшего к ней любопытства, и все это уже безо всякой боязни, без малейшего прежнего ужаса — вот что было главное и что невольно удивляло его.
Пригласил отец этого молодца
не то чтоб из страху пред капитаном, характера он был весьма неробкого, а так лишь, на всякий случай,
более чтоб иметь свидетеля.
Тем не менее когда ступил на крыльцо дома госпожи Хохлаковой, вдруг почувствовал на спине своей озноб ужаса: в эту только секунду он сознал вполне и уже математически ясно, что тут ведь последняя уже надежда его, что дальше уже ничего
не остается в мире, если тут оборвется, «разве зарезать и ограбить кого-нибудь из-за трех тысяч, а
более ничего…».
Что означало это битье себя по груди по этому месту и на что он
тем хотел указать — это была пока еще тайна, которую
не знал никто в мире, которую он
не открыл тогда даже Алеше, но в тайне этой заключался для него
более чем позор, заключались гибель и самоубийство, он так уж решил, если
не достанет
тех трех тысяч, чтоб уплатить Катерине Ивановне и
тем снять с своей груди, «с
того места груди» позор, который он носил на ней и который так давил его совесть.
— А-ай! — закричала старушонка, но Мити и след простыл; он побежал что было силы в дом Морозовой. Это именно было
то время, когда Грушенька укатила в Мокрое, прошло
не более четверти часа после ее отъезда. Феня сидела со своею бабушкой, кухаркой Матреной, в кухне, когда вдруг вбежал «капитан». Увидав его, Феня закричала благим матом.
Смеялись тоже у нас, в трактире особенно, над собственным откровенным и публичным тогдашним признанием Мити (
не в глаза ему, конечно, смеялись, в глаза ему смеяться было несколько опасно), что от Грушеньки он за всю
ту «эскападу» только и получил, что «позволила ему свою ножку поцеловать, а
более ничего
не позволила».
— Тягушек — пусть. Да четыре-то дюжины к чему тебе? Одной довольно, — почти осердился уже Петр Ильич. Он стал торговаться, он потребовал счет, он
не хотел успокоиться. Спас, однако, всего одну сотню рублей. Остановились на
том, чтобы всего товару доставлено было
не более как на триста рублей.
—
Тем более что я и сам хороший знакомый исправнику, — заметил Петр Ильич, все еще стоя и видимо желая как-нибудь поскорее вырваться от стремительной дамы, которая никак
не давала ему проститься с ней и отправиться.
Прибытие же Петра Ильича упредила всего только пятью минутами, так что
тот явился уже
не с одними своими догадками и заключениями, а как очевидный свидетель, еще
более рассказом своим подтвердивший общую догадку о
том, кто преступник (чему, впрочем, он, в глубине души, до самой этой последней минуты, все еще отказывался верить).
Разумеется, показание пана Муссяловича внесли в протокол в самой полной подробности. На
том панов и отпустили. О факте же передержки в картах почти и
не упомянули; Николай Парфенович им слишком был и без
того благодарен и пустяками
не хотел беспокоить,
тем более что все это пустая ссора в пьяном виде за картами и
более ничего. Мало ли было кутежа и безобразий в
ту ночь… Так что деньги, двести рублей, так и остались у панов в кармане.
Мальчик этого
не любил, и чем
более требовали от него сердечных излияний,
тем как бы нарочно становился неподатливее.
Потом мне вообразилось (это уже сейчас, здесь) на
том месте, когда я говорил: «Если бы
не было Бога,
то его надо выдумать», что я слишком тороплюсь выставить мое образование,
тем более что эту фразу я в книге прочел.
По дороге к Ивану пришлось ему проходить мимо дома, в котором квартировала Катерина Ивановна. В окнах был свет. Он вдруг остановился и решил войти. Катерину Ивановну он
не видал уже
более недели. Но ему теперь пришло на ум, что Иван может быть сейчас у ней, особенно накануне такого дня. Позвонив и войдя на лестницу, тускло освещенную китайским фонарем, он увидал спускавшегося сверху человека, в котором, поравнявшись, узнал брата.
Тот, стало быть, выходил уже от Катерины Ивановны.
— И я тоже подумал тогда, минутку одну, что и на меня тоже рассчитываете, — насмешливо осклабился Смердяков, — так что
тем самым еще
более тогда себя предо мной обличили, ибо если предчувствовали на меня и в
то же самое время уезжали, значит, мне
тем самым точно как бы сказали: это ты можешь убить родителя, а я
не препятствую.
Вижу, однако, что так
более продолжать
не могу, уже потому даже, что многого
не расслышал, в другое пропустил вникнуть, третье забыл упомнить, а главное, потому, что, как уже и сказал я выше, если все припоминать, что было сказано и что произошло,
то буквально недостанет у меня ни времени, ни места.
У нас в обществе, я помню, еще задолго до суда, с некоторым удивлением спрашивали, особенно дамы: «Неужели такое тонкое, сложное и психологическое дело будет отдано на роковое решение каким-то чиновникам и, наконец, мужикам, и „что-де поймет тут какой-нибудь такой чиновник,
тем более мужик?“ В самом деле, все эти четыре чиновника, попавшие в состав присяжных, были люди мелкие, малочиновные, седые — один только из них был несколько помоложе, — в обществе нашем малоизвестные, прозябавшие на мелком жалованье, имевшие, должно быть, старых жен, которых никуда нельзя показать, и по куче детей, может быть даже босоногих, много-много что развлекавшие свой досуг где-нибудь картишками и уж, разумеется, никогда
не прочитавшие ни одной книги.