Неточные совпадения
Тем не менее даже тогда, когда
я уже знал и про это особенное обстоятельство,
мне Иван Федорович все
казался загадочным, а приезд его к нам все-таки необъяснимым.
Скажут, может быть, что красные щеки не мешают ни фанатизму, ни мистицизму; а
мне так
кажется, что Алеша был даже больше, чем кто-нибудь, реалистом.
— Старец Варсонофий действительно
казался иногда как бы юродивым, но много рассказывают и глупостей. Палкой же никогда и никого не бивал, — ответил монашек. — Теперь, господа, минутку повремените,
я о вас повещу.
— Простите
меня… — начал Миусов, обращаясь к старцу, — что
я, может быть, тоже
кажусь вам участником в этой недостойной шутке. Ошибка моя в том, что
я поверил, что даже и такой, как Федор Павлович, при посещении столь почтенного лица захочет понять свои обязанности…
Я не сообразил, что придется просить извинения именно за то, что с ним входишь…
Именно
мне все так и
кажется, когда
я к людям вхожу, что
я подлее всех и что
меня все за шута принимают, так вот «давай же
я и в самом деле сыграю шута, не боюсь ваших мнений, потому что все вы до единого подлее
меня!» Вот потому
я и шут, от стыда шут, старец великий, от стыда.
Впрочем,
кажется, не отец лжи, это
я все в текстах сбиваюсь, ну хоть сын лжи, и того будет довольно.
Но впоследствии
я с удивлением узнал от специалистов-медиков, что тут никакого нет притворства, что это страшная женская болезнь, и
кажется, по преимуществу у нас на Руси, свидетельствующая о тяжелой судьбе нашей сельской женщины, болезнь, происходящая от изнурительных работ слишком вскоре после тяжелых, неправильных, безо всякой медицинской помощи родов; кроме того, от безвыходного горя, от побоев и проч., чего иные женские натуры выносить по общему примеру все-таки не могут.
—
Мне сегодня необыкновенно легче, но
я уже знаю, что это всего лишь минута.
Я мою болезнь теперь безошибочно понимаю. Если же
я вам
кажусь столь веселым, то ничем и никогда не могли вы
меня столь обрадовать, как сделав такое замечание. Ибо для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: «
Я выполнил завет Божий на сей земле». Все праведные, все святые, все святые мученики были все счастливы.
— Недостойная комедия, которую
я предчувствовал, еще идя сюда! — воскликнул Дмитрий Федорович в негодовании и тоже вскочив с места. — Простите, преподобный отец, — обратился он к старцу, —
я человек необразованный и даже не знаю, как вас именовать, но вас обманули, а вы слишком были добры, позволив нам у вас съехаться. Батюшке нужен лишь скандал, для чего — это уж его расчет. У него всегда свой расчет. Но,
кажется,
я теперь знаю для чего…
— Так
я и знал, что он тебе это не объяснит. Мудреного тут, конечно, нет ничего, одни бы,
кажись, всегдашние благоглупости. Но фокус был проделан нарочно. Вот теперь и заговорят все святоши в городе и по губернии разнесут: «Что, дескать, сей сон означает?» По-моему, старик действительно прозорлив: уголовщину пронюхал. Смердит у вас.
—
Я…
я не то чтобы думал, — пробормотал Алеша, — а вот как ты сейчас стал про это так странно говорить, то
мне и
показалось, что
я про это сам думал.
Ему вспомнились его же собственные слова у старца: «
Мне все так и
кажется, когда
я вхожу куда-нибудь, что
я подлее всех и что
меня все за шута принимают, — так вот давай же
я и в самом деле сыграю шута, потому что вы все до единого глупее и подлее
меня».
И даже,
кажется,
я сейчас-то, рассказывая обо всех борьбах, немножко размазал, чтобы себя похвалить.
Прийти с предложением руки
казалось мне низостью.
Прислала
мне всего двести шестьдесят,
кажется, рубликов, не помню хорошенько, и только одни деньги — ни записки, ни словечка, ни объяснения.
— Видишь,
я вот знаю, что он и
меня терпеть не может, равно как и всех, и тебя точно так же, хотя тебе и
кажется, что он тебя «уважать вздумал». Алешку подавно, Алешку он презирает. Да не украдет он, вот что, не сплетник он, молчит, из дому сору не вынесет, кулебяки славно печет, да к тому же ко всему и черт с ним, по правде-то, так стоит ли об нем говорить?
— Да ведь и моя,
я думаю, мать его мать была, как вы полагаете? — вдруг с неудержимым гневным презрением прорвался Иван. Старик вздрогнул от его засверкавшего взгляда. Но тут случилось нечто очень странное, правда на одну секунду: у старика действительно,
кажется, выскочило из ума соображение, что мать Алеши была и матерью Ивана…
—
Я,
кажется, все понял из давешних восклицаний и кой из чего прежнего. Дмитрий, наверно, просил тебя сходить к ней и передать, что он… ну… ну, одним словом, «откланивается»?
— Так, так! — горячо подтвердил Алеша, —
мне самому так теперь
кажется.
— Слушай,
я разбойника Митьку хотел сегодня было засадить, да и теперь еще не знаю, как решу. Конечно, в теперешнее модное время принято отцов да матерей за предрассудок считать, но ведь по законам-то,
кажется, и в наше время не позволено стариков отцов за волосы таскать, да по роже каблуками на полу бить, в их собственном доме, да похваляться прийти и совсем убить — все при свидетелях-с.
Я бы, если бы захотел, скрючил его и мог бы за вчерашнее сейчас засадить.
— Врешь! Не надо теперь спрашивать, ничего не надо!
Я передумал. Это вчера глупость в башку
мне сглупу влезла. Ничего не дам, ничегошеньки,
мне денежки мои нужны самому, — замахал рукою старик. —
Я его и без того, как таракана, придавлю. Ничего не говори ему, а то еще будет надеяться. Да и тебе совсем нечего у
меня делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую он так тщательно от
меня все время прятал, за него идет али нет? Ты вчера ходил к ней,
кажется?
Он за что-то провинился на службе, его выключили,
я не умею вам это рассказать, и теперь он с своим семейством, с несчастным семейством больных детей и жены, сумасшедшей
кажется, впал в страшную нищету.
Видите ли, это не то что плата ему за примирение, чтоб он не жаловался (потому что он,
кажется, хотел жаловаться), а просто сочувствие, желание помочь, от
меня, от
меня, от невесты Дмитрия Федоровича, а не от него самого…
— Да
я ведь вовсе не жалуюсь,
я только рассказал…
Я вовсе не хочу, чтобы вы его высекли. Да он,
кажется, теперь и болен…
—
Я,
кажется, теперь все понял, — тихо и грустно ответил Алеша, продолжая сидеть. — Значит, ваш мальчик — добрый мальчик, любит отца и бросился на
меня как на брата вашего обидчика… Это
я теперь понимаю, — повторил он раздумывая. — Но брат мой Дмитрий Федорович раскаивается в своем поступке,
я знаю это, и если только ему возможно будет прийти к вам или, всего лучше, свидеться с вами опять в том самом месте, то он попросит у вас при всех прощения… если вы пожелаете.
— Видите,
я знал, что вы
меня…
кажется, любите, но
я сделал вид, что вам верю, что вы не любите, чтобы вам было… удобнее…
Ты,
кажется, почему-то любишь
меня, Алеша?
Я спрашивал себя много раз: есть ли в мире такое отчаяние, чтобы победило во
мне эту исступленную и неприличную, может быть, жажду жизни, и решил, что,
кажется, нет такого, то есть опять-таки до тридцати этих лет, а там уж сам не захочу,
мне так
кажется.
Кажется, уж
я на хорошей дороге — а?
Но, во-первых, деток можно любить даже и вблизи, даже и грязных, даже дурных лицом (
мне, однако же,
кажется, что детки никогда не бывают дурны лицом).
Есть у
меня одна прелестная брошюрка, перевод с французского, о том, как в Женеве, очень недавно, всего лет пять тому, казнили одного злодея и убийцу, Ришара, двадцатитрехлетнего,
кажется, малого, раскаявшегося и обратившегося к христианской вере пред самым эшафотом.
То есть, если
я бы завтра и не уехал (
кажется, уеду наверно) и мы бы еще опять как-нибудь встретились, то уже на все эти темы ты больше со
мной ни слова.
Пройдет ночь, наутро и они тоже, как и Федор Павлович, мучительски мучить
меня начнут: «Зачем не пришла, скоро ль
покажется», — и точно
я опять-таки и пред ними виноват выхожу-с в том, что ихняя госпожа не явилась.
Показалось мне вчера нечто страшное… словно всю судьбу его выразил вчера его взгляд.
Чудно это, отцы и учители, что, не быв столь похож на него лицом, а лишь несколько, Алексей
казался мне до того схожим с тем духовно, что много раз считал
я его как бы прямо за того юношу, брата моего, пришедшего ко
мне на конце пути моего таинственно, для некоего воспоминания и проникновения, так что даже удивлялся себе самому и таковой странной мечте моей.
Вышел на средину храма отрок с большою книгой, такою большою, что,
показалось мне тогда, с трудом даже и нес ее, и возложил на налой, отверз и начал читать, и вдруг
я тогда в первый раз нечто понял, в первый раз в жизни понял, что во храме Божием читают.
И вот
покажись мне, что девица расположена ко
мне сердечно, — разгорелось мое сердце при таковой мечте.
Себялюбие, однако же, помешало
мне сделать предложение руки в то время: тяжело и страшно
показалось расстаться с соблазнами развратной, холостой и вольной жизни в таких юных летах, имея вдобавок и деньги.
— «Да
я готов и теперь, говорит, похвалить, извольте,
я протяну вам руку, потому,
кажется, вы действительно искренний человек».
— Видите ли, — отвечает
мне все с бледною усмешкой, — как дорого
мне стоило сказать первое слово. Теперь сказал и,
кажется, стал на дорогу. Поеду.
— Каждый раз, как вхожу к вам, вы смотрите с таким любопытством: «Опять, дескать, не объявил?» Подождите, не презирайте очень. Не так ведь оно легко сделать, как вам
кажется.
Я, может быть, еще и не сделаю вовсе. Не пойдете же вы на
меня доносить тогда, а?
«Господи! — мыслю про себя, — о почтении людей думает в такую минуту!» И до того жалко
мне стало его тогда, что,
кажись, сам бы разделил его участь, лишь бы облегчить его. Вижу, он как исступленный. Ужаснулся
я, поняв уже не умом одним, а живою душой, чего стоит такая решимость.
—
Я, — говорит, —
я,
кажется, что-то забыл… платок,
кажется… Ну, хоть ничего не забыл, дайте присесть-то…
Ибо хотя все собравшиеся к нему в тот последний вечер и понимали вполне, что смерть его близка, но все же нельзя было представить, что наступит она столь внезапно; напротив, друзья его, как уже и заметил
я выше, видя его в ту ночь столь,
казалось бы, бодрым и словоохотливым, убеждены были даже, что в здоровье его произошло заметное улучшение, хотя бы и на малое лишь время.
«“И только шепчет тишина”, — мелькнул почему-то этот стишок в голове его, — вот только не услышал бы кто, как
я перескочил;
кажется, нет».
Или уж
показался тогда таким дуре
мне, девчонке…
Знаете, Петр Ильич (извините, вас,
кажется, вы сказали, зовут Петром Ильичом)… знаете,
я не верю в чудеса, но этот образок и это явное чудо со
мною теперь — это
меня потрясает, и
я начинаю опять верить во все что угодно.
Я,
кажется, имел честь… честь и удовольствие встречать вас, Николай Парфеныч, у родственника моего Миусова…
— Успокойтесь, Дмитрий Федорович, — напомнил следователь, как бы, видимо, желая победить исступленного своим спокойствием. — Прежде чем будем продолжать допрос,
я бы желал, если вы только согласитесь ответить, слышать от вас подтверждение того факта, что,
кажется, вы не любили покойного Федора Павловича, были с ним в какой-то постоянной ссоре… Здесь, по крайней мере, четверть часа назад, вы,
кажется, изволили произнести, что даже хотели убить его: «Не убил, — воскликнули вы, — но хотел убить!»
Видите, господа, вы,
кажется, принимаете
меня совсем за иного человека, чем
я есть, — прибавил он вдруг мрачно и грустно.