Неточные совпадения
Годовые деньги я тебе буду все
разом выдавать, прямо тебе на
руки.
Булочку она наконец захватила, но, продержав несколько времени в левой
руке и увлекшись возникшим вновь разговором, положила, не примечая, опять на стол, не откусив ни
разу.
Кстати, костюм его отличался на этот
раз необыкновенною изысканностию: почти бальное, батистовое с вышивкой белье, белый галстук, новая шляпа в
руках, свежие соломенного цвета перчатки и даже, чуть-чуть, духи.
У капитана были и перчатки черные, из которых правую, еще не надеванную, он держал в
руке, а левая, туго напяленная и не застегнувшаяся, до половины прикрывала его мясистую левую лапу, в которой он держал совершенно новую, глянцевитую и, наверно, в первый еще
раз служившую круглую шляпу.
Кажется, стоило бы только покачнуть его
раза два
рукой за плечо, и он тотчас бы опять охмелел.
Поцеловав
руку, он еще
раз окинул взглядом всю комнату и, по-прежнему не спеша, направился прямо к Марье Тимофеевне.
Капитан поклонился, шагнул два шага к дверям, вдруг остановился, приложил
руку к сердцу, хотел было что-то сказать, не сказал и быстро побежал вон. Но в дверях как
раз столкнулся с Николаем Всеволодовичем; тот посторонился; капитан как-то весь вдруг съежился пред ним и так и замер на месте, не отрывая от него глаз, как кролик от удава. Подождав немного, Николай Всеволодович слегка отстранил его
рукой и вошел в гостиную.
Затем, прежде всех криков, раздался один страшный крик. Я видел, как Лизавета Николаевна схватила было свою мама за плечо, а Маврикия Николаевича за
руку и
раза два-три рванула их за собой, увлекая из комнаты, но вдруг вскрикнула и со всего росту упала на пол в обмороке. До сих пор я как будто еще слышу, как стукнулась она о ковер затылком.
Наконец раздался тихий, густой звук больших стенных часов, пробивших один
раз. С некоторым беспокойством повернул он голову взглянуть на циферблат, но почти в ту же минуту отворилась задняя дверь, выходившая в коридор, и показался камердинер Алексей Егорович. Он нес в одной
руке теплое пальто, шарф и шляпу, а в другой серебряную тарелочку, на которой лежала записка.
— Если изволили предпринять путь отдаленный, то докладываю, будучи неуверен в здешнем народишке, в особенности по глухим переулкам, а паче всего за рекой, — не утерпел он еще
раз. Это был старый слуга, бывший дядька Николая Всеволодовича, когда-то нянчивший его на
руках, человек серьезный и строгий, любивший послушать и почитать от божественного.
Она хотела было еще что-то сказать, но вдруг опять, в третий
раз, давешний испуг мгновенно исказил лицо ее, и опять она отшатнулась, подымая пред собою
руку.
— Я только для проформы; теперь, когда уже пистолеты в
руках и надо командовать, не угодно ли в последний
раз помириться? Обязанность секунданта.
— Имеете полное право, — отрубил Кириллов. Маврикий Николаевич не сказал ничего. Расставили в третий
раз, скомандовали; в этот
раз Гаганов дошел до самого барьера и с барьера, с двенадцати шагов, стал прицеливаться.
Руки его слишком дрожали для правильного выстрела. Ставрогин стоял с пистолетом, опущенным вниз, и неподвижно ожидал его выстрела.
Петр Степанович прошел сперва к Кириллову. Тот был, по обыкновению, один и в этот
раз проделывал среди комнаты гимнастику, то есть, расставив ноги, вертел каким-то особенным образом над собою
руками. На полу лежал мяч. На столе стоял неприбранный утренний чай, уже холодный. Петр Степанович постоял с минуту на пороге.
— Ставрогин, наша Америка? — схватил в последний
раз его за
руку Верховенский.
Самый верный вариант, надо полагать, состоял в том, что толпу оцепили на первый
раз всеми случившимися под
рукой полицейскими, а к Лембке послали нарочного, пристава первой части, который и полетел на полицеймейстерских дрожках по дороге в Скворешники, зная, что туда, назад тому полчаса, отправился фон Лембке в своей коляске…
Вся зала
разом притихла, все взгляды обратились к нему, иные с испугом. Нечего сказать, умел заинтересовать с первого слова. Даже из-за кулис выставились головы; Липутин и Лямшин с жадностию прислушивались. Юлия Михайловна опять замахала мне
рукой...
Видно было, как он опять поднял
руку и победоносно еще
раз опустил ее.
Она не ответила и в бессилии закрыла глаза. Бледное ее лицо стало точно у мертвой. Она заснула почти мгновенно. Шатов посмотрел кругом, поправил свечу, посмотрел еще
раз в беспокойстве на ее лицо, крепко сжал пред собой
руки и на цыпочках вышел из комнаты в сени. На верху лестницы он уперся лицом в угол и простоял так минут десять, безмолвно и недвижимо. Простоял бы и дольше, но вдруг внизу послышались тихие, осторожные шаги. Кто-то подымался вверх. Шатов вспомнил, что забыл запереть калитку.
Шатов еще
раз сожалительно вскинул глазами на простачка, но вдруг махнул
рукой, как бы подумав: «Стоит жалеть-то».
Она встала, хотела шагнуть, но вдруг как бы сильнейшая судорожная боль
разом отняла у ней все силы и всю решимость, и она с громким стоном опять упала на постель. Шатов подбежал, но Marie, спрятав лицо в подушки, захватила его
руку и изо всей силы стала сжимать и ломать ее в своей
руке. Так продолжалось с минуту.
Эркель подал первый, и пока Петр Степанович, ворча и бранясь, связывал веревкой ноги трупа и привязывал к ним этот первый камень, Толкаченко всё это довольно долгое время продержал свой камень в
руках на отвесе, сильно и как бы почтительно наклонившись всем корпусом вперед, чтобы подать без замедления при первом спросе, и ни
разу не подумал опустить свою ношу пока на землю.
— Еще бы не предвидеть! Вот из этого револьвера (он вынул револьвер, по-видимому показать, но уже не спрятал его более, а продолжал держать в правой
руке, как бы наготове). — Странный вы, однако, человек, Кириллов, ведь вы сами знали, что этим должно было кончиться с этим глупым человеком. Чего же тут еще предвидеть? Я вам в рот разжевывал несколько
раз. Шатов готовил донос: я следил; оставить никак нельзя было. Да и вам дана была инструкция следить; вы же сами сообщали мне недели три тому…
— Благодарю вас, Эркель… Ай, вы мне больной палец тронули (Эркель неловко пожал ему
руку; больной палец был приглядно перевязан черною тафтой). — Но я вам положительно говорю еще
раз, что в Петербург я только пронюхать и даже, может быть, всего только сутки, и тотчас обратно сюда. Воротясь, я для виду поселюсь в деревне у Гаганова. Если они полагают в чем-нибудь опасность, то я первый во главе пойду разделить ее. Если же и замедлю в Петербурге, то в тот же миг дам вам знать… известным путем, а вы им.
Неточные совпадения
Неволей слушаешь, // Сто
раз я слышал их): // «Как был я мал, наш князюшка // Меня
рукою собственной // В тележку запрягал;
Тут башмачки козловые // Дед внучке торговал, // Пять
раз про цену спрашивал, // Вертел в
руках, оглядывал: // Товар первейший сорт! // «Ну, дядя! два двугривенных // Плати, не то проваливай!» — // Сказал ему купец.
Скотинин. Смотри ж, не отпирайся, чтоб я в сердцах с одного
разу не вышиб из тебя духу. Тут уж
руки не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и государю. Смотри, не клепли ж и на себя, чтоб напрасных побой не принять.
Долгое время находилась я в состоянии томления, долгое время безуспешно стремилась к свету, но князь тьмы слишком искусен, чтобы
разом упустить из
рук свою жертву!
После помазания больному стало вдруг гораздо лучше. Он не кашлял ни
разу в продолжение часа, улыбался, целовал
руку Кити, со слезами благодаря ее, и говорил, что ему хорошо, нигде не больно и что он чувствует аппетит и силу. Он даже сам поднялся, когда ему принесли суп, и попросил еще котлету. Как ни безнадежен он был, как ни очевидно было при взгляде на него, что он не может выздороветь, Левин и Кити находились этот час в одном и том же счастливом и робком, как бы не ошибиться, возбуждении.