Неточные совпадения
И, наконец, уже в самой последней сцене
вдруг появляется Вавилонская башня, и какие-то атлеты ее наконец достраивают с песней новой надежды, и когда уже достраивают до самого верху, то обладатель, положим хоть Олимпа, убегает в комическом виде,
а догадавшееся человечество, завладев его местом, тотчас же начинает новую жизнь с новым проникновением вещей.
Есть дружбы странные: оба друга один другого почти съесть хотят, всю жизнь так живут,
а между тем расстаться не могут. Расстаться даже никак нельзя: раскапризившийся и разорвавший связь друг первый же заболеет и, пожалуй, умрет, если это случится. Я положительно знаю, что Степан Трофимович несколько раз, и иногда после самых интимных излияний глаз на глаз с Варварой Петровной, по уходе ее
вдруг вскакивал с дивана и начинал колотить кулаками в стену.
Разве через неделю, через месяц, или даже через полгода, в какую-нибудь особую минуту, нечаянно вспомнив какое-нибудь выражение из такого письма,
а затем и всё письмо, со всеми обстоятельствами, он
вдруг сгорал от стыда и до того, бывало, мучился, что заболевал своими припадками холерины.
После производства молодой человек
вдруг вышел в отставку, в Скворешники опять не приехал,
а к матери совсем уже перестал писать.
— Я вам говорю, я приехала и прямо на интригу наткнулась, Вы ведь читали сейчас письмо Дроздовой, что могло быть яснее? Что же застаю? Сама же эта дура Дроздова, — она всегда только дурой была, —
вдруг смотрит вопросительно: зачем, дескать, я приехала? Можете представить, как я была удивлена! Гляжу,
а тут финтит эта Лембке и при ней этот кузен, старика Дроздова племянник, — всё ясно! Разумеется, я мигом всё переделала и Прасковья опять на моей стороне, но интрига, интрига!
А тут Николай Всеволодович
вдруг от графини письмо получил и тотчас же от нас и уехал, в один день собрался.
А главное, потому что я прошу, потому и будешь ценить, — оборвала она
вдруг раздражительно, — слышишь?
И
вдруг теперь сынок извещал, что приедет сам продать свои владения во что бы ни стало,
а отцу поручал неотлагательно позаботиться о продаже.
Он
вдруг уронил крошечный сак, который держал в своей левой руке. Впрочем, это был не сак,
а какая-то коробочка, или, вернее, какой-то портфельчик, или, еще лучше, ридикюльчик, вроде старинных дамских ридикюлей, впрочем не знаю, что это было, но знаю только, что я, кажется, бросился его поднимать.
— Как? Как это вы сказали… ах черт! — воскликнул пораженный Кириллов и
вдруг рассмеялся самым веселым и ясным смехом. На мгновение лицо его приняло самое детское выражение и, мне показалось, очень к нему идущее. Липутин потирал руки в восторге от удачного словца Степана Трофимовича.
А я все дивился про себя: чего Степан Трофимович так испугался Липутина и почему вскричал «я пропал», услыхав его.
Тут уж совершенно замялись, так что даже переждали полную минутку, и
вдруг покраснели. Я перепугался. Начинают опять не то чтобы трогательным, к ним это нейдет,
а таким внушительным очень тоном...
— Я желал бы не говорить об этом, — отвечал Алексей Нилыч,
вдруг подымая голову и сверкая глазами, — я хочу оспорить ваше право, Липутин. Вы никакого не имеете права на этот случай про меня. Я вовсе не говорил моего всего мнения. Я хоть и знаком был в Петербурге, но это давно,
а теперь хоть и встретил, но мало очень знаю Николая Ставрогина. Прошу вас меня устранить и… и всё это похоже на сплетню.
Мы ничего не видали,
а подле нас
вдруг появилась наездница, Лизавета Николаевна, со своим всегдашним провожатым. Она остановила коня.
— Проиграете! — захохотал Липутин. — Влюблен, влюблен как кошка,
а знаете ли, что началось ведь с ненависти. Он до того сперва возненавидел Лизавету Николаевну за то, что она ездит верхом, что чуть не ругал ее вслух на улице; да и ругал же! Еще третьего дня выругал, когда она проезжала, — к счастью, не расслышала, и
вдруг сегодня стихи! Знаете ли, что он хочет рискнуть предложение? Серьезно, серьезно!
Cette pauvre [Эта бедная (фр.).] тетя, правда, всех деспотирует…
а тут и губернаторша, и непочтительность общества, и «непочтительность» Кармазинова;
а тут
вдруг эта мысль о помешательстве, се Lipoutine, ce que je ne comprends pas, [этот Липутин, всё то, чего я не понимаю (фр.).] и-и, говорят, голову уксусом обмочила,
а тут и мы с вами, с нашими жалобами и с нашими письмами…
И
вдруг, после двадцати лет, ребенок захотел жениться, жени да жени, письмо за письмом,
а у ней голова в уксусе и… и вот и достиг, в воскресенье женатый человек, шутка сказать…
— Один, один он мне остался теперь, одна надежда моя! — всплеснул он
вдруг руками, как бы внезапно пораженный новою мыслию, — теперь один только он, мой бедный мальчик, спасет меня и — о, что же он не едет! О сын мой, о мой Петруша… и хоть я недостоин названия отца,
а скорее тигра, но… laissez-moi, mon ami, [оставьте меня, мой друг (фр.).] я немножко полежу, чтобы собраться с мыслями. Я так устал, так устал, да и вам, я думаю, пора спать, voyez-vous, [вы видите (фр.).] двенадцать часов…
Они спорили стоя,
а теперь
вдруг все сели, так что и я должен был сесть.
—
А вы — «умеренный либерал», — усмехнулся и Шатов. — Знаете, — подхватил он
вдруг, — я, может, и сморозил про «лакейство мысли»; вы, верно, мне тотчас же скажете: «Это ты родился от лакея,
а я не лакей».
Повернусь я опять назад к востоку,
а тень-то, тень-то от нашей горы далеко по озеру, как стрела, бежит, узкая, длинная-длинная и на версту дальше, до самого на озере острова, и тот каменный остров совсем как есть пополам его перережет, и как перережет пополам, тут и солнце совсем зайдет, и всё
вдруг погаснет.
— Шатушка, Шатушка,
а правда, что жена от тебя сбежала? — положила она ему
вдруг обе руки на плечи и жалостливо посмотрела на него.
— Ах, ты всё про лакея моего! — засмеялась
вдруг Марья Тимофеевна. — Боишься! Ну, прощайте, добрые гости;
а послушай одну минутку, что я скажу. Давеча пришел это сюда этот Нилыч с Филипповым, с хозяином, рыжая бородища,
а мой-то на ту пору на меня налетел. Как хозяин-то схватит его, как дернет по комнате,
а мой-то кричит: «Не виноват, за чужую вину терплю!» Так, веришь ли, все мы как были, так и покатились со смеху…
Так просидели мы еще несколько минут в совершенном молчании. Степан Трофимович начал было
вдруг мне что-то очень скоро шептать, но я не расслушал; да и сам он от волнения не докончил и бросил. Вошел еще раз камердинер поправить что-то на столе;
а вернее — поглядеть на нас. Шатов
вдруг обратился к нему с громким вопросом...
— Тетя, тетя? Возьмите и меня с собой к вам! — раздался голос Лизаветы Николаевны. Замечу, что Лизавета Николаевна прибыла к обедне вместе с губернаторшей,
а Прасковья Ивановна, по предписанию доктора, поехала тем временем покататься в карете,
а для развлечения увезла с собой и Маврикия Николаевича. Лиза
вдруг оставила губернаторшу и подскочила к Варваре Петровне.
Одним словом, всему городу
вдруг ясно открылось, что это не Юлия Михайловна пренебрегала до сих пор Варварой Петровной и не сделала ей визита,
а сама Варвара Петровна, напротив, «держала в границах Юлию Михайловну, тогда как та пешком бы, может, побежала к ней с визитом, если бы только была уверена, что Варвара Петровна ее не прогонит». Авторитет Варвары Петровны поднялся до чрезвычайности.
— Лучше всего, когда он к вам придет, — подхватила
вдруг Марья Тимофеевна, высовываясь из своего кресла, — то пошлите его в лакейскую. Пусть он там на залавке в свои козыри с ними поиграет,
а мы будем здесь сидеть кофей пить. Чашку-то кофею еще можно ему послать, но я глубоко его презираю.
Я особенно припоминаю ее в то мгновение: сперва она побледнела, но
вдруг глаза ее засверкали. Она выпрямилась в креслах с видом необычной решимости. Да и все были поражены. Совершенно неожиданный приезд Николая Всеволодовича, которого ждали у нас разве что через месяц, был странен не одною своею неожиданностью,
а именно роковым каким-то совпадением с настоящею минутой. Даже капитан остановился как столб среди комнаты, разинув рот и с ужасно глупым видом смотря на дверь.
И вот из соседней залы, длинной и большой комнаты, раздались скорые приближающиеся шаги, маленькие шаги, чрезвычайно частые; кто-то как будто катился, и
вдруг влетел в гостиную — совсем не Николай Всеволодович,
а совершенно не знакомый никому молодой человек.
Напомню еще вскользь и о полученном ею анонимном письме, о котором она давеча так раздражительно проговорилась Прасковье Ивановне, причем, кажется, умолчала о дальнейшем содержании письма;
а в нем-то, может быть, и заключалась разгадка возможности того ужасного вопроса, с которым она
вдруг обратилась к сыну.
Довольно странно было и вне обыкновенных приемов это навязчивое желание этого
вдруг упавшего с неба господина рассказывать чужие анекдоты. Но он поймал Варвару Петровну на удочку, дотронувшись до слишком наболевшего места. Я еще не знал тогда характера этого человека вполне,
а уж тем более его намерений.
А Николай Всеволодович, как нарочно, еще более раздражал мечту: вместо того чтобы рассмеяться, он
вдруг стал обращаться к mademoiselle Лебядкиной с неожиданным уважением.
Кириллов, тут бывший (чрезвычайный оригинал, Варвара Петровна, и чрезвычайно отрывистый человек; вы, может быть, когда-нибудь его увидите, он теперь здесь), ну так вот, этот Кириллов, который, по обыкновению, всё молчит,
а тут
вдруг разгорячился, заметил, я помню, Николаю Всеволодовичу, что тот третирует эту госпожу как маркизу и тем окончательно ее добивает.
—
А это бедное, это несчастное существо, эту безумную, утратившую всё и сохранившую одно сердце, я намерена теперь сама усыновить, —
вдруг воскликнула Варвара Петровна, — это долг, который я намерена свято исполнить. С этого же дня беру ее под мою защиту!
А впрочем, нельзя не сказать: вообразите, человек в жизни видел меня два раза, да и то нечаянно, и
вдруг теперь, вступая в третий брак, воображает, что нарушает этим ко мне какие-то родительские обязанности, умоляет меня за тысячу верст, чтоб я не сердился и разрешил ему!
— Вы затрудняетесь, ищете слов — довольно! Степан Трофимович, я ожидаю от вас чрезвычайного одолжения, —
вдруг обратилась она к нему с засверкавшими глазами, — сделайте мне милость, оставьте нас сейчас же,
а впредь не переступайте через порог моего дома.
Затем, прежде всех криков, раздался один страшный крик. Я видел, как Лизавета Николаевна схватила было свою мама за плечо,
а Маврикия Николаевича за руку и раза два-три рванула их за собой, увлекая из комнаты, но
вдруг вскрикнула и со всего росту упала на пол в обмороке. До сих пор я как будто еще слышу, как стукнулась она о ковер затылком.
— Надоел я вам, — вскочил
вдруг Петр Степанович, схватывая свою круглую, совсем новую шляпу и как бы уходя,
а между тем всё еще оставаясь и продолжая говорить беспрерывно, хотя и стоя, иногда шагая по комнате и в одушевленных местах разговора ударяя себя шляпой по коленке.
— Нет, не в будущую вечную,
а в здешнюю вечную. Есть минуты, вы доходите до минут, и время
вдруг останавливается и будет вечно.
— Всё. Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это всё, всё! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту. Эта свекровь умрет,
а девочка останется — всё хорошо. Я
вдруг открыл.
Крыльцо пустого дома, в котором квартировал Шатов, было незаперто; но, взобравшись в сени, Ставрогин очутился в совершенном мраке и стал искать рукой лестницу в мезонин.
Вдруг сверху отворилась дверь и показался свет; Шатов сам не вышел,
а только свою дверь отворил. Когда Николай Всеволодович стал на пороге его комнаты, то разглядел его в углу у стола, стоящего в ожидании.
— Оправьтесь, полноте, чего бояться, неужто вы меня не узнали? — уговаривал Николай Всеволодович, но на этот раз долго не мог уговорить; она молча смотрела на него, всё с тем же мучительным недоумением, с тяжелою мыслию в своей бедной голове и всё так же усиливаясь до чего-то додуматься. То потупляла глаза, то
вдруг окидывала его быстрым, обхватывающим взглядом. Наконец не то что успокоилась,
а как бы решилась.
—
А впрочем, я теперь поворочусь к вам и буду на вас смотреть, — как бы решилась она
вдруг, — поворотитесь и вы ко мне и поглядите на меня, только пристальнее. Я в последний раз хочу удостовериться.
— Слушай, старик, — проговорил он, как бы
вдруг решаясь, — стереги ее сегодня весь день и, если заметишь, что она идет ко мне, тотчас же останови и передай ей, что несколько дней по крайней мере я ее принять не могу… что я так ее сам прошу…
а когда придет время, сам позову, — слышишь?
Вдруг слышу, что его оскорбляет здесь какой-то студент, в присутствии кузин, и он полез от него под стол;
а вчера слышу от Степана Высоцкого, что Ставрогин дрался с этим…
Ей хотелось перелить в него свое честолюбие,
а он
вдруг начал клеить кирку: пастор выходил говорить проповедь, молящиеся слушали, набожно сложив пред собою руки, одна дама утирала платочком слезы, один старичок сморкался; под конец звенел органчик, который нарочно был заказан и уже выписан из Швейцарии, несмотря на издержки.
— Сердиться ты на это не можешь, — сказала она, — уже потому, что ты втрое его рассудительнее и неизмеримо выше на общественной лестнице. В этом мальчике еще много остатков прежних вольнодумных замашек,
а по-моему, просто шалость; но
вдруг нельзя,
а надо постепенно. Надо дорожить нашею молодежью; я действую лаской и удерживаю их на краю.
—
А этому внакладку, — указал
вдруг Семен Яковлевич на Маврикия Николаевича. Слуга налил чаю и поднес было ошибкой франту в пенсне.
Помните, потом в феврале, когда пронеслась весть, вы
вдруг прибежали ко мне перепуганный и стали требовать, чтоб я тотчас же дала вам удостоверение, в виде письма, что затеваемый журнал до вас совсем не касается, что молодые люди ходят ко мне,
а не к вам,
а что вы только домашний учитель, который живет в доме потому, что ему еще недодано жалование, не так ли?
Но, от избытка ли поэзии, от долгих ли грустных неудач первой молодости, она
вдруг, с переменой судьбы, почувствовала себя как-то слишком уж особенно призванною, чуть ли не помазанною, «над коей вспыхнул сей язык»,
а в языке-то этом и заключалась беда; все-таки ведь он не шиньон, который может накрыть каждую женскую голову.
— Однако же у вас каждое слово на крюк привешено, хе-хе! осторожный человек! — весело заметил
вдруг Петр Степанович. — Слушайте, отец родной, надо же было с вами познакомиться, ну вот потому я в моем стиле и говорил. Я не с одним с вами,
а со многими так знакомлюсь. Мне, может, ваш характер надо было распознать.