Вспомни меня. Книга 1

Виктория Мальцева, 2022

Говорят, среди них есть пара, но они не помнят друг друга. Так же, как и все остальные, не знают ни своих имён, ни кто они и откуда. Десять парней, десять девушек, необитаемый остров. Или не остров? Их цель – выжить и вспомнить. Любовь – самая прекрасная и самая мощная эмоция. Можно ли её уничтожить, стерев память, или что-то всё-таки останется?

Глава 14. Тайник

White Rabbit — Jefferson Airplane Surreal

Ей стало плохо не сразу. Прошло, может быть… минут тридцать-сорок. Вначале появилось красное пятно на плече.

— Что это?

В её глазах испуг, но паники ещё нет.

— Я не знаю, — говорю. — Может, ты оцарапалась где-нибудь?

— Нет! Я точно помню. Ну, то есть, я хочу сказать, с памятью у меня конечно, проблемы, как и у всех, но я не царапалась!

— Хорошо-хорошо! Всё пройдёт, не переживай.

Пятно краснеет на глазах.

— Пойдём к ручью… попьём, — предлагаю. — Можно попробовать сполоснуть водой это место, ну а вдруг поможет?

Что ещё я могу придумать?

У ручья она начинает нервно чесать живот, и я понимаю, что дело дрянь.

— Посиди здесь, я Умника найду.

Когда мы прибегаем к ручью — уже втроём с Умником и Рыжей — Цыплёнок едва способна понять наши вопросы — всё её тело покрыто алыми пятнами, практически на глазах превращающимися в малиновые.

— Это аллергическая реакция, — констатирует Рыжая. — И похоже, сильная.

Умник кладёт руку себе на лоб и выдаёт протяжное «У-у-у» — как будто хоронит уже кого-то, Рыжая отступает на полшага назад. Я припоминаю, что такое аллергическая реакция — это не должно быть заразно, но в режиме выживания лучше принять меры предосторожности.

Спустя ещё минут десять у Цыплёнка появляется отдышка, а через час мы видим первые судороги.

— Ей крышка. Без медицинских препаратов мы ничего не сделаем, — с прискорбием сообщает Рыжая.

В ней есть определённая доля чёрствости — это я уже успела понять, но сейчас ей так же тяжело быть свидетелем нелепой смерти, как и нам с Умником.

— Предположим, что мы — часть эксперимента, — рассуждаю вслух. — Пусть у него разные цели, но все они объединены словом «социальный». В таком случае, наша смерть не является целью, она может быть только побочным эффектом. Поместив нас в суровые условия выживания, они должны были позаботиться дать шанс тем, у кого есть смертельно опасные заболевания. То есть, если, к примеру, у человека астма или больное сердце — у него должны быть при себе лекарства, снимающие приступ. Это как… уравнять его шансы на выживание и борьбу за место в социуме с остальными.

— Если бы это было так, ещё пару часов назад над нами кружил бы вертолёт с командой спасателей.

— И весь эксперимент сорван? Двадцати людям стёрли память, представляешь объём работы?

— Это не хирургическое вмешательство — ни у кого нет шрамов на черепе.

— Даже если использовали гипноз, не думаю, что это так просто.

— И сьто? Про медикаменты? Продолжай! — напоминает мне Умник.

— Про медикаменты… у неё должно быть что-то с тобой. При себе.

— Может быть, — соглашается, наконец, Рыжая. — Обыщите её.

— Я? — вытягивает лицо Умник.

В общем, мне становится очевидным, что обыскивать подругу придётся самой.

В течение всего последнего часа Рыжая восседает, скрестив ноги, в двух метрах от нас — на всякий случай, чтобы не заразиться. Умник всё это время гладит больную по голове, по мягким цыплячьим волосам. А я стараюсь не спрашивать себя, в чём моя проблема? По крайней мере, не сейчас. Я заставляла себя хотя бы взять подругу за руку, но так и не смогла. Потом мне пришло в голову, что за все последние дни я ни к кому другому не прикасалась. Ни разу. Мне это неприятно.

И сейчас дотрагиваться до тела подруги — биосистемы, выделяющей тепло, мочу и фекалии, а также слюну и иное… — мне противно до такой степени, что я закрываю глаза и думаю о холодной воде в заводи.

В её карманах ничего нет.

— Посмотри бельё, — командует Рыжая.

— Бельё давай ты! — рявкаю я в ответ, да так, что та аж деланно откидывает голову и спину назад.

— Полегче, эй!

Я пробую докричаться до сознания Цыплёнка, но оно какое-то невменяемое. То есть, оно как бы есть, она даже иногда открывает глаза, но словно не слышит ничего.

И я представляю себе, как мы её хороним. Как вырываем большущую яму на берегу, как Главный вместе с Ленноном укладывают туда её тело, как Умник говорит слова прощания. В моих глазах появляется вода, в носу щиплет, и на этой волне я лезу в её бюстгальтер. Он сделан из кружевной ткани — очень красивый, в отличие от моего. Но ни в какой его части нет потайного кармана, ничего из того, мы надеялись найти.

Трусы… их практически нет. Тоже кружево, но здесь его ещё меньше, чем в районе груди.

— А у неё секси-обмундирование, — комментирует Рыжая. — Умник, хватит пялиться!

— Она умирает! — с возмущением напоминает тот.

И я с ним согласна: как можно думать о чём-то ещё, кроме как спасти человека, когда он явно отдаёт богу душу?

— Да ладно, может, ещё очухается. Штанины проверяли?

— Штанины? — переспрашиваю.

— Да. Низ джинсов у неё посмотри какой широкий. На её месте, если бы я что и хотела спрятать, то положила бы это туда.

Она права. Штанины закатаны и держатся не сами по себе, а при помощи хлястиков на кнопках. При этом они настолько широкие, что при желании там можно было бы спрятать не только таблетку, но и целую аптеку.

В правой мы находим кольцо. В левой — то, что искали. Только, это не таблетка. Это два шприца и две пластиковые капсулы.

— Я думаю, это оно, — Умник практически вырывает находку у меня из рук.

— А если нет? А если это что-то другое? Наркотик, например? Очень похоже, — Рыжая даже приближается к нам, нарушив собственные принципы, чтобы рассмотреть капсулу поближе.

— Да… осень похоше на наркотик, — кивает Умник.

— Но у нас нет альтернатив. Либо мы вкалываем это сейчас, и оно поможет, либо она в любом случае умрёт.

Мой взгляд на вещи простой — нужно действовать.

— А если нет? — снова вносит сомнения Рыжая. — Что если это наркотик, и ты сейчас введёшь ей слишком большую дозу? Тогда она гарантированно умрёт. А аллергическая реакция не всегда фатальна, она ещё может отойти. Вот, смотрите, и дергаться уже перестала.

— Наркотики не бывают в капсюлах!

Умник раздражён. Он явно не верит в версию наркотика.

— Мы теряем время, — говорю я. — Если это лекарство, она должна принять его вовремя, иначе и оно не поможет.

Умник надламывает капсулу и набирает полный шприц.

— Вот, — протягивает мне. — Коли.

От вида маленького шприца в моей руке я покрываюсь мурашками. Потом меня бросает в жар, и на мгновение я даже задумываюсь, не может ли и у меня быть аллергической реакции?

— Коли! — приводит меня в чувство Рыжая. — Если она не очухается после этого, мы будем наверняка знать, что во второй капсуле кайф! — подмигивает.

Ну, у каждого свои недостатки, думаю. Мне вот ещё нужно понять, что ещё кроме отвращения к чужим телам и прикосновениям, прячется в моей голове.

Я ввожу иглу в её вену вод наклоном, постепенно выдавливаю из шприца лекарство. Аккуратно вынимаю и кладу на траву. Шприц нужно во что-то завернуть, в широкий лист, например, где-то спрятать, лучше закопать. Откуда в моей голове это желание — сейчас раздумывать некогда.

— Ну, теперь ясно, кто из нас медсестра, — снова подначивает меня Рыжая. — Я вот, например, понятия не имела, куда это засовывать и как.

Действительно. Когда мне поручили сделать инъекцию, я даже не задумалась о том, как это делается.

— Может, я врач? — спрашиваю себя вслух.

— На врача ты по возрасту не тянешь.

— Сколько мне… ну, на твой взгляд?

— Лет…семнадцать — восемнадцать. Ну, в крайнем случае, девятнадцать. Но не больше.

— В семнадсять она не может быть медсесьрой. В восемнадцать и девятнадцать тоже. А есьли это сосиальный эксперимент, то все мы — совершеннолетние. Её кто-то научил. Кто-то… из близких.

Близкие…

Об этом я много думала в последние дни, вернее, ночи. К трём утра обычно так сильно холодает, что я всегда просыпаюсь, и уснуть обратно уже практически нереально — слишком сильно бьёт дрожь. Что интересно, мёрзнем все, но никто ещё не простудился.

Родители. Кто они? Есть ли они? Живы ли они? Есть ли у меня братья и сёстры, или я одна? Был ли у меня парень? Любили ли меня? Почему мне невыносимы чужие тела? Что со мной не так?

Цыплёнок открывает глаза часто, поэтому момент, когда он становится осознанным, мы пропускаем.

— По крайней мере, она больше не задыхается и не дёргается, — говорю. — Значит, мы всё сделали правильно.

— Или она скоро окочурится, — не унимается Рыжая.

— Посему ты такая? — наконец, не выдерживает Умник.

— Какая?

— Жестокая, — уточняю я.

Рыжая на пару секунд задумывается, но ответить не успевает.

— Ребята… — слышим мы шипение вместо голоса.

— Уф, ну Слава Богу! — подскакивает Рыжая.

— Ка-а-ак ты? — Умник хватает её ладонь и крепко сжимает. — Лучсе? Мозесь дысать?

— Могу… но трудно…

— Мы сделали тебе укол, — говорю ей я. — Нашли капсулу в твоей штанине.

— А…. да… — кивает она и пришибленно улыбается. — Там было что-то… я забыла.