Неточные совпадения
— Здравствуй, сватьюшка!.. Ну-ну, рассказывай, отколе? Зачем?.. Э, э,
да ты и парнишку привел! Не тот ли это, сказывали,
что после солдатки остался… Ась? Что-то на
тебя, сват Аким, смахивает… Маленько покоренастее
да поплотнее
тебя будет, а в остальном — весь, как есть,
ты! Вишь, рот-то… Эй, молодец,
что рот-то разинул? — присовокупил рыбак, пригибаясь к Грише, который смотрел на него во все глаза. — Сват Аким, или он у
тебя так уж с большим таким ртом и родился?
—
Что ж так? Секал
ты его много,
что ли?.. Ох, сват, не худо бы, кабы и
ты тут же себя маненько, того… право слово! — сказал, посмеиваясь, рыбак. — Ну,
да бог с
тобой! Рассказывай, зачем спозаранку, ни свет ни заря, пожаловал, а? Чай, все худо можется, нездоровится… в людях тошно жить… так стало тому и быть! — довершил он, заливаясь громким смехом, причем верши его и все туловище заходили из стороны в сторону.
— Экой
ты, братец
ты мой, какой человек несообразный! Заладил: пособи
да пособи! Застала, знать, зима в летней одежде, пришла нужда поперек живота,
да по чужим дворам: пособи
да пособи! Ну,
чем же я
тебе пособлю, сам возьми в толк!
— Полно, сват,
что пустое говорить! Года твои точно не старые,
да толку в том мало! С
чего ж
тебя никто не держит-то, а?
— Вижу, за водой, — сказал он, посмеиваясь, — вижу. Ну, а сноха-то
что ж? А? Лежит тем временем
да проклажается, нет-нет
да поохает!.. Оно
что говорить: вестимо, жаль сердечную!.. Ну, жаль не жаль, а придется ей нынче самой зачерпнуть водицы… Поставь ведра, пойдем: надо с
тобой слова два перемолвить.
—
Да что я, в самом деле, за дура
тебе досталась? — воскликнула Анна. —
Что ты умом-то раскидываешь, словно перед махонькой!
— Смотри же, ни полсловечка; смекай
да послушивай, а лишнего не болтай… Узнаю, худо будет!.. Эге-ге! — промолвил он, делая несколько шагов к ближнему углу избы, из-за которого сверкнули вдруг первые лучи солнца. — Вот уж и солнышко!
Что ж они, в самом деле, долго проклажаются? Ступай, буди их. А я пойду покуда до берега: на лодки погляжу…
Что ж
ты стала? — спросил Глеб, видя,
что жена не трогалась с места и переминалась с ноги на ногу.
— А должно быть, шустер твой мальчишка-то, сват Аким, не
тебе чета! — начал Глеб, снова принимаясь за работу. — Вишь, как отделал моего парня-то…
Да и лукав же, видно, даром от земли не видок: «Поди, говорит, тятька зовет!» Смотри, не напроказил бы там
чего.
—
Да что, матушка, пришло, знать, время, пора убираться отселева, — уныло отвечал Аким. — Сам ноне сказал: убирайся, говорит, прочь отселева! Не надыть, говорит,
тебя, старого дурака: даром, говорит, хлеб ешь!.. Ну, матушка, бог с ним! Свет не без добрых людей… Пойду: авось-либо в другом месте гнушаться не станут, авось пригожусь, спасибо скажут.
— А все как словно страшно…
Да нет, нет, Ваня не такой парень! Он хоть и проведает, а все не скажет… Ах, как стыдно! Я и сама не знаю: как только повстречаюсь с ним, так даже вся душа заноет… так бы, кажется, и убежала!.. Должно быть, взаправду я обозналась: никого нету, — проговорила Дуня, быстро оглядываясь. — Ну, Гриша, так
что ж
ты начал рассказывать? — заключила она, снова усаживаясь подле парня.
— Полно
тебе, дура голова! Ну,
чего ты,
чего? Погодим еще: авось какой-нибудь рассудок
да будет… Не махонькие они: свой толк в голове есть. Знамо, кто себе враг! На беду не полезут.
— Знамо,
что не даром, — насмешливо возразил Глеб. — Не осуди в лаптях: сапоги в санях!..
Да с
чего ты так разохотился: стало быть, денег добре много несешь?
—
Да чему же
ты так удивляешься? Разве до
тебя очередь дошла? — спросил пильщик, обращая к рыбаку острие своей бородки.
— Ну, вот
что, грамотник, — примолвил он, толкнув его слегка по плечу, — на реку
тебе идти незачем: завтра успеешь на нее насмотреться, коли уж такая охота припала. Ступай-ка лучше в избу
да шапку возьми: сходим-ка на озеро к дедушке Кондратию. Он к нам на праздниках два раза наведывался, а мы у него ни однова не бывали — не годится. К тому же и звал он нонче.
— Полно, говорю! Тут хлюпаньем ничего не возьмешь! Плакалась баба на торг, а торг про то и не ведает;
да и ведать нет нужды! Словно и взаправду горе какое приключилось. Не навек расстаемся, господь милостив: доживем, назад вернется — как есть, настоящим человеком вернется; сами потом не нарадуемся… Ну, о
чем плакать-то? Попривыкли! Знают и без
тебя, попривыкли: не
ты одна… Слава те господи! Наслал еще его к нам в дом… Жаль, жаль, а все не как своего!
—
Ты обогни избу
да пройди в те передние ворота, — примолвил он, — а я пока здесь обожду. Виду, смотри, не показывай,
что здесь была, коли по случаю с кем-нибудь из робят встренешься… Того и смотри прочуяли; на слуху того и смотри сидят, собаки!.. Ступай! Э-хе-хе, — промолвил старый рыбак, когда скрип калитки возвестил,
что жена была уже на дворе. — Эх! Не все, видно, лещи
да окуни, бывает так ину пору,
что и песку с реки отведаешь!.. Жаль Гришку, добре жаль; озорлив был, плутоват,
да больно ловок зато!
Ай
да Яша!» — и звуки камаринской, подхваченные еще живее, снова приводили его в какое-то исступленное состояние, и он снова принимался семенить ногами, приговаривая: «
Что ты?
— Полно, так ли? — вымолвил рыбак, устремляя недоверчивые глаза на приемыша и потом машинально, как словно по привычке, перенося их в ту сторону, где располагалось маленькое озеро. — Коли не приходил, мое будет дело; ну, а коли был,
да ты просмотрел, заместо того чтобы ждать его, как я наказывал, рыскал где ни на есть по берегу — тогда
что?
—
Что ж
ты вчера не приходил? — начал опять Гришка. — Я прождал
тебя, почитай, целое утро,
да и старик тоже… Уж он ругал
тебя, ругал.
—
Да ты мне только скажи, болезная, на ушко шепни — шепни на ушко, с
чего вышло такое? — приставала старушка, поправляя то и дело головной платок, который от суеты и быстрых движений поминутно сваливался ей на глаза. —
Ты, болезная, не убивайся так-то, скажи только… на ушко шепни… А-и! А-и! Христос с
тобой!.. С мужем,
что ли, вышло у вас
что неладно?.. И то, вишь, он беспутный какой! Плюнь
ты на него, касатка!
Что крушить-то себя понапрасну? Полно… Погоди, вот старик придет: он ему даст!..
—
Что говорить-то? И-и-и, касатка, я ведь так только…
Что говорить-то!.. А коли через него, беспутного, не крушись, говорю, плюнь,
да и все тут!.. Я давно приметила, невесела
ты у нас… Полно, горюшица! Авось теперь перемена будет: ушел теперь приятель-то его… ну его совсем!.. Знамо, тот, молодяк, во всем его слушался; подучал его, парня-то, всему недоброму… Я сама и речи-то его не однова слушала… тьфу! Пропадай он совсем, беспутный… Рада до смерти: ушел он от нас… ну его!..
—
Чего ты грозишь-то?
Чего стращаешь? Думаешь, испугалась, — подхватила она, все более и более возвышая голос. — Нарочно буду кричать: пускай все придут, пускай все узнают, какой
ты есть человек… Все расскажу про
тебя, все дела твои… Ах
ты, низкий!
Да я и смотреть-то на
тебя не хочу! Низкий этакой! — кричала Дуня вслед Захару, который улепетывал со всех ног в задние ворота.
— Ну,
что глотку-то дерешь? — с сердцем сказал приемыш. —
Тебе все смешки
да смешки…
— А то как же! По-бабьи зарюмить, стало быть? — насмешливо перебил Захар. — Ай
да Глеб Савиныч! Уважил, нечего сказать!.. Ну,
что ж
ты, братец
ты мой, поплачь хошь одним глазком… то-то поглядел бы на
тебя!.. Э-х!.. Детина, детина, не стоишь
ты алтына! — промолвил Захар.
— Где
тебе жить в людях по своей воле, — продолжал он тоном презрения, — только
что вот куражишься! «Я
да я!», а покажи кулак: «Батюшка, взмилуйся!», оторопел, тотчас и на попятный…
— Не о себе говорю, дружище! — произнес, поддразнивая, Захар. — Мое дело сторона; нонче здесь, завтра нет меня! Не с
чего шуму заводить: взял пачпорт,
да и был таков; сами по себе живем; таким манером, Глеб ли, другой ли хозяин, командовать нами не может никто; кричи он, надсаживайся: для нас это все единственно; через это нас не убудет!
Тебе с ним жить: оттого, примерно, и говорю; поддавайся ему, он те не так еще скрутит!..
Полно, говорю, перебирайся-ка
ты взаправду ко мне — лучше дело-то будет; по душе, примерно, говорю, не из
чего другого; а то: «Нет
да нет!» С
чего ж нет-то?
Положим,
ты не взыщешь, не взыщешь по доброй по душе своей — люди осудят: «Пристроил, скажут, дочку, нашел ей укромное, теплое гнездо у добрых людей,
да и сам туда же примостился, благо пустили; живет, скажут, хлеб жует, сложа руки, — даром, скажут, не работамши!» И скажут-то правильно — вот
что!
В
чем не осилишь — знамо, лета твои уже немолодые, иной раз и рад бы сделать то, другое,
да не по моготе — ну и бог с
тобой!
— Врете вы обе! Послушай поди,
что мелют-то! Сеть, вишь, всему причиной!.. Эх
ты, глупая, глупая! Мне нешто с ней, с сетью-то, впервой возиться?.. Слава те господи, пятьдесят лет таскаю — лиха не чаял; и тут бы вот потащил ноне,
да с ног смотался!
— Вот то-то, отец родной, говорила я
тебе об этом… все: нет
да нет…
Что ждать-то, право-ну!.. Сходи-кась завтра в Сосновку, отвори кровь-то; право слово, отпустит… А то ждешь, ждешь; нонче нет, завтра нет… ну,
что хорошего? Вестимо, нет
тебе от нее спокою… Полно, кормилец… право-ну, сходи!..
—
Да вот перед тем, как сюда идтить; видел Глазуна, велел ему всех звать, как порешат за работой… От него и проведал,
что ты здесь… Сказывал,
тебя хозяин расчел…
— Тихо можно обделать, никто даже ни… ни… не ворохнется. И то сказать, рази воры какие пришли?
Чего им полошиться-то?.. Пришел, взял,
да и баста; свое добро взял, не чужое…
Ты не воровать пришел… Смотри, брат,
тебя бы не обворовали.
—
Что говорить! Добрая, ласковая душа его: все оттого, матушка! Памятен оттого ему всяк человек, всяк уголок родного места…
Да, добрый у
тебя сынок; наградил
тебя господь милосердый: послал на старости лет утешение!.. Полно, матушка Анна Савельевна, о
чем тужить… послушай-ка лучше… вот он тут еще пишет...
Послушай-ка лучше,
что я скажу
тебе, — произнес старичок, перевертывая последнюю страничку письма, на которой находились только подпись
да название полка и губернии, куда следовало адресовать ответ.
— Ой ли! Вот люблю! — восторженно воскликнул Захар, приближаясь к быку, который, стоя под навесом, в защите от дождя и ветра, спокойно помахивал хвостом. — Молодца; ей-богу, молодца! Ай
да Жук!.. А уж я, братец
ты мой, послушал бы только, какие турусы разводил этим дурням… то-то потеха!.. Ну вот, брат, вишь, и сладили!
Чего кобенился! Говорю: нам не впервые, обработаем важнеющим манером. Наши теперь деньги, все единственно; гуляем теперича, только держись!..
— Полно
тебе! Ну,
что ты вправду: о!
да о!
Что орешь-то! Дай срок. Авдотья Кондратьевна, може статься, не найдет… спросонья-то… Постой, милая, я подсоблю, — заключил Захар, ощупывая стены и пробираясь к Дуне.
—
Да ты, дедушка, послушай, дело-то какое! — живо подхватил парень. — Они, наши, сосновские-то ребята, сказывали, твой зять-то… Григорьем,
что ли, звать?.. Слышь, убежал, сказывают, нонче ночью… Убежал и не знать куда!.. Все, говорят, понятые из Комарева искали его — не нашли… А того, слышь, приятеля-то, работника, Захара, так того захватили, сказывают. Нонче, вишь, ночью обокрали это они гуртовщика какого-то, вот
что волы-то прогоняют… А в Комареве суд, говорят, понаехал — сейчас и доследились…