— Издание газеты, — поучительно заговорил Смолин, перебивая
речь старика, — рассматриваемое даже только с коммерческой точки зрения, может быть очень прибыльным делом. Но помимо этого, у газеты есть другая, более важная цель — это защита прав личности и интересов промышленности и торговли…
Резкий, дребезжащий крик Маякина вызвал оглушительный, восторженный рев купечества. Все эти крупные мясистые тела, возбужденные вином и
речью старика, задвигались и выпустили из грудей такой дружный, массивный крик, что, казалось, все вокруг дрогнуло и затряслось.
Неточные совпадения
Не скоро Фома добился от него толка; против обыкновения
старик был беспокоен, возбужден, его
речь, всегда плавная, рвалась, он рассказывал, ругаясь и отплевываясь, и Фома едва разобрал, в чем дело.
Двойственное отношение к Маякину все укреплялось у Фомы: слушая его
речи внимательно и с жадным любопытством, он чувствовал, что каждая встреча с крестным увеличивает в нем неприязненное чувство к
старику.
И, произнося раздельно и утвердительно слова свои,
старик Ананий четырежды стукнул пальцем по столу. Лицо его сияло злым торжеством, грудь высоко вздымалась, серебряные волосы бороды шевелились на ней. Фоме жутко стало слушать его
речи, в них звучала непоколебимая вера, и сила веры этой смущала Фому. Он уже забыл все то, что знал о
старике и во что еще недавно верил как в правду.
Фома смотрел на Щурова и удивлялся. Это был совсем не тот
старик, что недавно еще говорил словами прозорливца
речи о дьяволе… И лицо и глаза у него тогда другие были, — а теперь он смотрел жестко, безжалостно, и на щеках, около ноздрей, жадно вздрагивали какие-то жилки. Фома видел, что, если не заплатить ему в срок, — он действительно тотчас же опорочит фирму протестом векселей…
— И, повысив голос, властным тоном
старик закончил свою
речь: — Ну, так теперь вы, такие-сякие, — молчать и не пищать!
Старику было весело. Его морщины играли, и, упиваясь своей
речью, он весь вздрагивал, закрывал глаза и чмокал губами, как бы смакуя что-то…
Из темных уст
старика забила трепетной, блестящей струей знакомая Фоме уверенная, бойкая
речь. Он не слушал, охваченный думой о свободе, которая казалась ему так просто возможной. Эта дума впилась ему в мозг, и в груди его все крепло желание порвать связь свою с мутной и скучной жизнью, с крестным, пароходами, кутежами — со всем, среди чего ему было душно жить.
— Милостивые государи! — повысив голос, говорил Маякин. — В газетах про нас, купечество, то и дело пишут, что мы-де с этой культурой не знакомы, мы-де ее не желаем и не понимаем. И называют нас дикими людьми… Что же это такое — культура? Обидно мне,
старику, слушать этакие
речи, и занялся я однажды рассмотрением слова — что оно в себе заключает?
Купцы окружили своего оратора тесным кольцом, маслеными глазами смотрели на него и уже не могли от возбуждения спокойно слушать его
речи. Вокруг него стоял гул голосов и, сливаясь с шумом машины, с ударами колес по воде, образовал вихрь звуков, заглушая голос
старика. И кто-то в восторге визжал...
Над весенним шумом, почти непрерывно с утра до вечера, течет великопостный звон, покачивая сердце мягкими толчками, — в этом звоне, как в
речах старика, скрыто нечто обиженное, кажется, что колокола обо всем говорят с холодным унынием:
Приятно было Илье слушать уверенные и любовные
речи старика о боге, от ласковых слов в сердце мальчика рождалось бодрое, крепкое чувство надежды на что-то хорошее, что ожидает его впереди. Он повеселел и стал больше ребёнком, чем был первое время жизни в городе.
Неточные совпадения
— Любуется //
Старик ботинкой крохотной, // Такую держит
речь: // — Мне зять — плевать, и дочь смолчит, // Жена — плевать, пускай ворчит!
Переглянулись между собою
старики, видят, что бригадир как будто и к слову, а как будто и не к слову свою
речь говорит, помялись на месте и вынули еще по полтиннику.
Перескажу простые
речи // Отца иль дяди-старика, // Детей условленные встречи // У старых лип, у ручейка; // Несчастной ревности мученья, // Разлуку, слезы примиренья, // Поссорю вновь, и наконец // Я поведу их под венец… // Я вспомню
речи неги страстной, // Слова тоскующей любви, // Которые в минувши дни // У ног любовницы прекрасной // Мне приходили на язык, // От коих я теперь отвык.
Самгин начал рассказывать о беженцах-евреях и, полагаясь на свое не очень богатое воображение, об условиях их жизни в холодных дачах, с детями,
стариками, без хлеба. Вспомнил
старика с красными глазами, дряхлого
старика, который молча пытался и не мог поднять бессильную руку свою. Он тотчас же заметил, что его перестают слушать, это принудило его повысить тон
речи, но через минуту-две человек с волосами дьякона, гулко крякнув, заявил:
Елена, полулежа в кресле, курила, ловко пуская в воздух колечки дыма. Пыльников стоял пред
стариком, нетерпеливо слушая его медленную
речь.