Неточные совпадения
Яков курил табак,
пил водку, одевался в немецкое платье, на молитвы и радения не
ходил, а когда степенные люди увещевали его, напоминая ему об отце, он насмешливо отзывался...
Хозяин тоже старый и серый; глаза на его дряхлом лице
были похожи на стёкла в окнах; он
ходил, опираясь на толстую палку; ему, должно
быть, тяжело
было носить выпяченный живот.
— А как чудно, братцы!..
был человек и
ходил, говорил и всё… как все, — живой
был, а ударили клещами по голове — его и нет!..
Коренастый, в розовой ситцевой рубахе, он
ходил, засунув руки в карманы широких суконных штанов, заправленных в блестящие сапоги с мелким набором. В карманах у него всегда побрякивали деньги. Его круглая голова уже начинала лысеть со лба, но на ней ещё много
было кудрявых русых волос, и он молодецки встряхивал ими. Илья не любил его и раньше, но теперь это чувство возросло у мальчика. Он знал, что Петруха не любит деда Еремея, и слышал, как буфетчик однажды учил дядю Терентия...
Перфишка редко бывал дома — он пропил всё, что можно
было пропить, и теперь
ходил работать подённо по чужим мастерским, а если работы не
было — сидел в трактире.
Через минуту Илья, нахмурив брови, погрузился в игру. Он всегда садился так, чтобы ему можно
было ходить к Маше: ему страшно нравилось, когда она проигрывала, и во всё время игры Илья упорно заботился об этом. Но девочка играла ловко, и чаще всего проигрывал Яков.
— Вот что: закажи ты мне ящик и купи товару. Мылов, духов, иголок, книжек — всякой всячины!.. И
буду я
ходить, торговать!
— И-эх, лей, кубышка, поливай, кубышка, не жалей, кубышка, хозяйского добришка!
Будем пить,
будем баб любить,
будем по миру
ходить! С миру по нитке — бедному петля! А от той петли избавишься — на своих жилах удавишься…
Было уже поздно; Маша спала; Яков угорел и лежал у себя дома, куда Илья не любил
ходить, потому что Петруха всегда при виде его неприятно двигал бровями.
—
Ела я и всё думала про Перфишкину дочку… Давно я о ней думаю… Живёт она с вами — тобой да Яковом, — не
будет ей от того добра, думаю я… Испортите вы девчонку раньше время, и пойдёт она тогда моей дорогой… А моя дорога — поганая и проклятая… не
ходят по ней бабы и девки, а, как черви, ползут…
Ходил он по улицам не торопясь, степенно, его скуластое лицо
было сухо и серьёзно; разговаривая, он прищуривал свои тёмные глаза, говорил немного, обдуманно.
— Тут — особенное заведение. Сидориха даёт девушкам квартиру, кормит и берёт за это пятьдесят целковых с каждой… Девушек четыре только… Ну, конечно, вино держит Сидориха, пиво, конфеты… Но девушек не стесняет ничем; хочешь — гуляй, хочешь — дома сиди, — только полсотни в месяц дай ей… Девушки дорогие, — им эти деньги легко достать… Тут одна
есть — Олимпиада, — меньше четвертной не
ходит…
Илья учился у неё этой неуклонной твёрдости в достижении цели своей. Но порой, при мысли, что она даёт ласки свои другому, он чувствовал обиду, тяжёлую, унижавшую его. И тогда пред ним с особенною яркостью вспыхивала мечта о лавочке, о чистой комнате, в которой он стал бы принимать эту женщину. Он не
был уверен, что любит её, но она
была необходима ему. Так
прошло месяца три.
— Бог — видит! Я для своего спасения согрешила, ведь ему же лучше, ежели я не всю жизнь в грязи проживу, а
пройду скрозь её и снова
буду чистая, — тогда вымолю прощение его… Не хочу я всю жизнь маяться! Меня всю испачкали… всю испоганили… мне всех слёз моих не хватит, чтобы вымыться…
— Мы с мужем люди небогатые, но образованные. Я училась в прогимназии, а он в кадетском корпусе, хотя и не кончил… Но мы хотим
быть богатыми и
будем… Детей у нас нет, а дети — это самый главный расход. Я сама стряпаю, сама
хожу на базар, а для чёрной работы нанимаю девочку за полтора рубля в месяц и чтобы она жила дома. Вы знаете, сколько я делаю экономии?
— Вечером приходи к нам чай
пить… Приходи без стеснения… в карты поиграем, в дурачки… Гости к нам
ходят редко. Принимать гостей — приятно, но их надо угощать, а это — неприятно, потому что дорого.
Он молча оттолкнул её,
прошёл в свою комнату и с первого же взгляда понял, что все его страхи напрасны. Деньги лежали у него за верхним наличником окна, а на наличник он чуть-чуть приклеил маленькую пушинку, так что, если бы кто коснулся денег, пушинка непременно должна
была слететь. Но вот он ясно видел на коричневом наличнике — её белое пятнышко.
— То
есть Полуэктова? — рассматривая свои карты, задумчиво сказал околоточный. И тотчас же повторил: — То
есть Полуэктова-вва-ва-ва?.. Нет, не нашли Полуэктова-вва-ва-ва… То
есть не Полуэктова, а того, которого… Я не искал… мне его не надо… а надо мне знать — у кого дама пик? Пик-пик-пик! Ты, Таня,
ходила ко мне тройкой, — дама треф, дама бубен и — что ещё?
— А — верно, — похож ты на козла: такой же сухопарый. Знаешь — ты на сапожника Перфишку похож, — право! Так ты завтра приходи и возьми денег на первое время, пока без места
будешь… А я — к Якову
схожу теперь… Ты как с Яковом-то?
Все эти истории
были как-то особенно просты, как будто они совершались в стране, населённой жуликами обоего пола, все эти жулики
ходили голыми, а любимым их удовольствием
был свальный грех.
Люди схватят его,
будут судить и
сошлют в Сибирь, как
сослали его отца… Это возмущало его, и он суживал свою жажду мести до желания рассказать Кирику о своей связи с его женой или пойти к старику Хренову и избить его за то, что он мучает Машу…
Жена у него
была тоже полная, белокурая, голубоглазая; она
ходила по улице важно, как сказочная королева, а разговаривая — всегда улыбалась.
— Я не умею сразу это сказать… если время у вас
есть…
пройдите, присядьте…
Домой идти ему не хотелось, — на душе
было тяжко, немощная скука давила его. Он шёл медленно, не глядя ни на кого, ничем не интересуясь, не думая.
Прошёл одну улицу, механически свернул за угол,
прошёл ещё немного, понял, что находится неподалёку от трактира Петрухи Филимонова, и вспомнил о Якове. А когда поравнялся с воротами дома Петрухи, то ему показалось, что зайти сюда нужно, хотя и нет желания заходить. Поднимаясь по лестнице чёрного крыльца, он услыхал голос Перфишки...
Где-то громыхало железо, — должно
быть, трубочист
ходил по крыше.
— Ой… пусти! Больно!.. Ты с ума
сошёл? Здесь нельзя обниматься… И… послушай! Дядю неудобно иметь: он горбатый… его
будут бояться… пусти же! Его надо куда-нибудь пристроить, — слышишь?
Неточные совпадения
Бобчинский. Ничего, ничего-с, без всякого-с помешательства, только сверх носа небольшая нашлепка! Я забегу к Христиану Ивановичу: у него-с
есть пластырь такой, так вот оно и
пройдет.
Хлестаков. Отчего же нет? Я видел сам,
проходя мимо кухни, там много готовилось. И в столовой сегодня поутру двое каких-то коротеньких человека
ели семгу и еще много кой-чего.
Добчинский. Марья Антоновна! (Подходит к ручке.)Честь имею поздравить. Вы
будете в большом, большом счастии, в золотом платье
ходить и деликатные разные супы кушать; очень забавно
будете проводить время.
Городничий. Мотает или не мотает, а я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по своей части я кое-какие распоряженья сделал, советую и вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет прежде всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения — и потому вы сделайте так, чтобы все
было прилично: колпаки
были бы чистые, и больные не походили бы на кузнецов, как обыкновенно они
ходят по-домашнему.
Осип. Я, сударь, отправлю его с человеком здешним, а сам лучше
буду укладываться, чтоб не
прошло понапрасну время.