— Разойдись, сволочь!.. А то я вас, — я вам покажу! В голосе, на лице его не было ни раздражения, ни угрозы, он говорил спокойно, бил людей привычными, ровными движениями крепких длинных рук. Люди отступали перед ним, опуская головы, повертывая в
сторону лица.
Неточные совпадения
Ей было больно и обидно, а он больно мял ее груди, сопел и дышал ей в
лицо, горячо и влажно. Она попробовала вывернуться из его рук, рванулась в
сторону.
Через полчаса, согнутая тяжестью своей ноши, спокойная и уверенная, она стояла у ворот фабрики. Двое сторожей, раздражаемые насмешками рабочих, грубо ощупывали всех входящих во двор, переругиваясь с ними. В
стороне стоял полицейский и тонконогий человек с красным
лицом, с быстрыми глазами. Мать, передвигая коромысло с плеча на плечо, исподлобья следила за ним, чувствуя, что это шпион.
— Взять их! — вдруг крикнул священник, останавливаясь посреди церкви. Риза исчезла с него, на
лице появились седые, строгие усы. Все бросились бежать, и дьякон побежал, швырнув кадило в
сторону, схватившись руками за голову, точно хохол. Мать уронила ребенка на пол, под ноги людей, они обегали его
стороной, боязливо оглядываясь на голое тельце, а она встала на колени и кричала им...
Вокруг них осторожно кружились шпионы, ловя чуткими ушами отдельные возгласы, запоминая
лица, манеры и слова, а с другой
стороны улицы на них смотрела группа полицейских с револьверами у пояса.
— Слышишь? — толкнув в бок голубоглазого мужика, тихонько спросил другой. Тот, не отвечая, поднял голову и снова взглянул в
лицо матери. И другой мужик тоже посмотрел на нее — он был моложе первого, с темной редкой бородкой и пестрым от веснушек, худым
лицом. Потом оба они отодвинулись от крыльца в
сторону.
Николай сел рядом с ней, смущенно отвернув в
сторону радостное
лицо и приглаживая волосы, но скоро повернулся и, глядя на мать, жадно слушал ее плавный, простой и яркий рассказ.
Он был по пояс забрызган грязью,
лицо у него посерело, глаза ввалились, и только кудрявые волосы буйно торчали во все
стороны, выбиваясь из-под шапки.
По одну
сторону старичка наполнял кресло своим телом толстый, пухлый судья с маленькими, заплывшими глазами, по другую — сутулый, с рыжеватыми усами на бледном
лице. Он устало откинул голову на спинку стула и, полуприкрыв глаза, о чем-то думал. У прокурора
лицо было тоже утомленное, скучное.
Судьи зашевелились тяжело и беспокойно. Предводитель дворянства что-то прошептал судье с ленивым
лицом, тот кивнул головой и обратился к старичку, а с другой
стороны в то же время ему говорил в ухо больной судья. Качаясь в кресле вправо и влево, старичок что-то сказал Павлу, но голос его утонул в ровном и широком потоке речи Власова.
Судья с больным
лицом, его пухлый товарищ и прокурор смотрели в
сторону подсудимых.
Что-то странное почудилось матери в голосе Людмилы, она взглянула ей в
лицо, та улыбалась углами тонких губ, за стеклами очков блестели матовые глаза. Отводя свой взгляд в
сторону, мать подала ей речь Павла.
Обыкновенно люди такого роста говорят басом, а этот говорил почти детским дискантом. На голове у него — встрепанная шапка полуседых волос, левая
сторона лица измята глубоким шрамом, шрам оттянул нижнее веко, и от этого левый глаз казался больше правого. Со щек волнисто спускалась двумя прядями седая борода, почти обнажая подбородок и толстую нижнюю губу. Назвав свою фамилию, он пристально, разномерными глазами посмотрел на Клима и снова начал гладить изразцы. Глаза — черные и очень блестящие.
Неточные совпадения
Городничий (в
сторону, с
лицом, принимающим ироническое выражение).В Саратовскую губернию! А? и не покраснеет! О, да с ним нужно ухо востро. (Вслух.)Благое дело изволили предпринять. Ведь вот относительно дороги: говорят, с одной
стороны, неприятности насчет задержки лошадей, а ведь, с другой
стороны, развлеченье для ума. Ведь вы, чай, больше для собственного удовольствия едете?
По правую
сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна к другой с самым сатирическим выраженьем
лица, относящимся прямо к семейству городничего.
«Невесело // Глядеть, как изменилося //
Лицо твое, несчастная // Родная
сторона!
Стародум(в
сторону). Вот черты
лица ее матери. Вот моя Софья.
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловещее. Казалось, эти звуки говорили:"Хитер, прохвост, твой бред, но есть и другой бред, который, пожалуй, похитрей твоего будет". Да; это был тоже бред, или, лучше сказать, тут встали
лицом к
лицу два бреда: один, созданный лично Угрюм-Бурчеевым, и другой, который врывался откуда-то со
стороны и заявлял о совершенной своей независимости от первого.