Цитаты со словом «бровь»
Так жил и Михаил Власов, слесарь, волосатый, угрюмый, с маленькими глазами; они смотрели из-под густых
бровей подозрительно, с нехорошей усмешкой.
Он умер утром, в те минуты, когда гудок звал на работу. В гробу лежал с открытым ртом, но
брови у него были сердито нахмурены. Хоронили его жена, сын, собака, старый пьяница и вор Данила Весовщиков, прогнанный с фабрики, и несколько слободских нищих. Жена плакала тихо и немного, Павел — не плакал. Слобожане, встречая на улице гроб, останавливались и, крестясь, говорили друг другу...
Над правой
бровью был глубокий шрам, он немного поднимал бровь кверху, казалось, что и правое ухо у нее выше левого; это придавало ее лицу такое выражение, как будто она всегда пугливо прислушивалась.
— Ничего, Паша, это я так! — поспешно сказала она и ушла, смущенно двигая
бровями. Но, постояв среди кухни минуту неподвижно, задумчивая, озабоченная, она чисто вымыла руки в снова вышла к сыну.
Павел видел улыбку на губах матери, внимание на лице, любовь в ее глазах; ему казалось, что он заставил ее понять свою правду, и юная гордость силою слова возвышала его веру в себя. Охваченный возбуждением, он говорил, то усмехаясь, то хмуря
брови, порою в его словах звучала ненависть, и когда мать слышала ее звенящие, жесткие слова, она, пугаясь, качала головой и тихо спрашивала сына...
В сенях зашаркали чьи-то ноги, мать вздрогнула и, напряженно подняв
брови, встала.
— Вы что, мамаша? — спросил Павел, хмуря
брови.
Весовщиков сидел на стуле прямо, точно деревянный, упираясь ладонями в колена, и его рябое лицо без
бровей, с тонкими губами, было неподвижно, как маска.
Это поразило мать. Она стояла среди комнаты и, удивленно двигая
бровями, молча смотрела на сына. Потом тихо спросила...
Являлись и еще люди из города, чаще других — высокая стройная барышня с огромными глазами на худом, бледном лице. Ее звали Сашенька. В ее походке и движениях было что-то мужское, она сердито хмурила густые темные
брови, а когда говорила — тонкие ноздри ее прямого носа вздрагивали.
Стараясь подавить свой страх, она двигалась не боком, как всегда, а прямо, грудью вперед, — это придавало ее фигуре смешную и напыщенную важность. Она громко топала ногами, а
брови у нее дрожали…
Наступило молчание, все остановились на секунду. Шрам на лице матери побелел, и правая
бровь всползла кверху. У Рыбина странно задрожала его черная борода; опустив глаза, он стал медленно расчесывать ее пальцами.
Мать, невольно отдаваясь чувству ненависти к этому человеку, вдруг, точно прыгнув в холодную воду, охваченная дрожью, выпрямилась, шрам ее побагровел, и
бровь низко опустилась.
Вошел Самойлов, а за ним еще какой-то человек, с лицом, закрытым воротником пальто, в надвинутой на
брови шапке.
— Хорошая она девушка, — неопределенно проговорила мать, думая о том, что сообщил ей Егор. Ей было обидно услышать это не от сына, а от чужого человека, и она плотно поджала губы, низко опустив
брови.
К ней тотчас же подошли слесаря братья Гусевы, и старший, Василий, хмуря
брови, громко спросил...
И думала о том, как расскажет сыну свой первый опыт, а перед нею все стояло желтое лицо офицера, недоумевающее и злое. На нем растерянно шевелились черные усы и из-под верхней, раздраженно вздернутой губы блестела белая кость крепко сжатых зубов. В груди ее птицею пела радость,
брови лукаво вздрагивали, и она, ловко делая свое дело, приговаривала про себя...
Напрягая зрение, тяжело двигая
бровями, она с усилием вспоминала забытые буквы и, незаметно отдаваясь во власть своих усилий, забылась. Но скоро у нее устали глаза. Сначала явились слезы утомления, а потом часто закапали слезы грусти.
Вечером хохол ушел, она зажгла лампу и села к столу вязать чулок. Но скоро встала, нерешительно прошлась по комнате, вышла в кухню, заперла дверь на крюк и, усиленно двигая
бровями, воротилась в комнату. Опустила занавески на окнах и, взяв книгу с полки, снова села к столу, оглянулась, наклонилась над книгой, губы ее зашевелились. Когда с улицы доносился шум, она, вздрогнув, закрывала книгу ладонью, чутко прислушиваясь… И снова, то закрывая глаза, то открывая их, шептала...
Дома она говорила хохлу, широко улыбаясь и оживленно двигая
бровями...
И, встречая колющий взгляд маленьких глаз, она робко двигала
бровями. Андрей вел себя беспокойно, — вдруг начинал говорить, смеялся и, внезапно обрывая речь, свистал.
В окно, весело играя, заглядывал юный солнечный луч, она подставила ему руку, и когда он, светлый, лег на кожу ее руки, другой рукой она тихо погладила его, улыбаясь задумчиво и ласково. Потом встала, сняла трубу с самовара, стараясь не шуметь, умылась и начала молиться, истово крестясь и безмолвно двигая губами. Лицо у нее светлело, а правая
бровь то медленно поднималась кверху, то вдруг опускалась…
Не видя ничего, не зная, что случилось впереди, мать расталкивала толпу, быстро подвигаясь вперед, а навстречу ей пятились люди, одни — наклонив головы и нахмурив
брови, другие — конфузливо улыбаясь, третьи — насмешливо свистя. Она тоскливо осматривала их лица, ее глаза молча спрашивали, просили, звали…
А сбоку и немного сзади него тяжело шел рослый бритый человек, с толстыми седыми усами, в длинном сером пальто на красной подкладке и с желтыми лампасами на широких штанах. Он тоже, как хохол, держал руки за спиной, высоко поднял густые седые
брови и смотрел на Павла.
Опираясь на древко, она зашагала дальше, двигая
бровями, вдруг вспотевшая, шевеля губами, размахивая рукой, в сердце ее искрами вспыхивали какие-то слова, вспыхивали, теснились, зажигая настойчивое, властное желание сказать их, прокричать…
Был он бледен, борода у него растрепалась и тряслась. Вдруг нахмурив
брови, он окинул всех строгими глазами, весь выпрямился и внятно сказал...
Она ходила по комнате, садилась у окна, смотрела на улицу, снова ходила, подняв
бровь, вздрагивая, оглядываясь, и, без мысли, искала чего-то. Пила воду, не утоляя жажды, и не могла залить в груди жгучего тления тоски и обиды. День был перерублен, — в его начале было — содержание, а теперь все вытекло из него, перед нею простерлась унылая пустошь, и колыхался недоуменный вопрос...
Ушли они. Мать встала у окна, сложив руки на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко подняв
брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах. В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула на него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца. Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным голосом кричала...
— Пошел бы! — вздрогнув, сказала мать и оглянулась, тяжело вздохнув. Софья молча погладила ее руку и, нахмурив
брови, в упор посмотрела на Рыбина.
Мать пугливо подняла
бровь и сказала ему...
Мать слушала, высоко подняв
бровь, с улыбкой радостного удивления, застывшей на лице.
Но слишком часто она видела, что все эти люди как будто нарочно подогревают друг друга и горячатся напоказ, точно каждый из них хочет доказать товарищам, что для него правда ближе и дороже, чем для них, а другие обижались на это и, в свою очередь доказывая близость к правде, начинали спорить резко, грубо. Каждый хотел вскочить выше другого, казалось ей, и это вызывало у нее тревожную грусть. Она двигала
бровью и, глядя на всех умоляющими глазами, думала...
Разговаривая, женщина поправила одеяло на груди Егора, пристально осмотрела Николая, измерила глазами лекарство в пузырьке. Говорила она ровно, негромко, движения у нее были плавны, лицо бледное, темные
брови почти сходились над переносьем. Ее лицо не нравилось матери — оно казалось надменным, а глаза смотрели без улыбки, без блеска. И говорила она так, точно командовала.
Каждый раз, когда ей давали какое-нибудь поручение, ее крепко охватывало желание исполнить это дело быстро и хорошо, и она уже не могла думать ни о чем, кроме своей задачи. И теперь, озабоченно опустив
брови, деловито спрашивала...
Саша оглянула всех быстрым, спрашивающим взглядом,
брови ее нахмурились. И, опустив голову, замолчала, поправляя волосы медленным жестом.
Чашка чая в руке матери задрожала. Саша нахмурила
брови, сдерживая свое оживление, помолчала и серьезным голосом, но радостно улыбаясь, сбивчиво проговорила...
— Почему, Саша? — лукаво спросила Софья, вставая и подходя к ней. Вопрос этот показался матери лишним и обидным для девушки, она вздохнула и, подняв
бровь, с упреком посмотрела на Софью.
Брови Саши нахмурились, лицо приняло обычное суровое выражение, и голос звучал сухо. Николай подошел к матери, перемывавшей чашки, и сказал ей...
Эти молчаливые похороны без попов и щемящего душу пения, задумчивые лица, нахмуренные
брови вызывали у матери жуткое чувство, а мысль ее, медленно кружась, одевала впечатления в грустные слова.
Она протянула руку к чашке, увидала, что пальцы ее покрыты пятнами запекшейся крови, невольным движением опустила руку на колени — юбка была влажная. Широко открыв глаза, подняв
бровь, она искоса смотрела на свои пальцы, голова у нее кружилась и в сердце стучало...
Николай нахмурил
брови и сомнительно покачал головой, мельком взглянув на мать. Она поняла, что при ней им неловко говорить о ее сыне, и ушла в свою комнату, унося в груди тихую обиду на людей за то, что они отнеслись так невнимательно к ее желанию. Лежа в постели с открытыми глазами, она, под тихий шепот голосов, отдалась во власть тревог.
Она нахмурила
брови и смотрела в лицо матери остановившимися глазами.
Он, нахмурив
брови, забрал бороду в кулак и, глядя в сторону, помолчал.
— Ничего там нет, ни листика! — сказала она и, постепенно оживляясь, начала рассказывать о своей встрече с Чумаковым. Николай слушал ее, сначала беспокойно хмуря
брови, потом с удивлением и наконец вскричал, перебивая рассказ...
— Они это умеют! — отозвался парень, хмуря
брови. Плечи у него вздрогнули. — То есть боюсь я их — как чертей! А мужики — не били?
И, вдруг громко всхрапнув, он заснул, высоко подняв
брови и полуоткрыв рот.
Вечером он сидел в маленькой комнатке подвального этажа на стуле против Весовщикова и пониженным тоном, наморщив
брови, говорил ему...
— Ничего! Пусть судят! — говорила мать, нахмурив
брови, а грудь наливалась сырой, туманной тоской.
Встал адвокат, которого мать видела у Николая. Лицо у него было добродушное, широкое, его маленькие глазки лучисто улыбались, — казалось, из-под рыжеватых
бровей высовываются два острия и, точно ножницы, стригут что-то в воздухе. Заговорил он неторопливо, звучно и ясно, но мать не могла вслушиваться в его речь — Сизов шептал ей на ухо...
Ее напряжение вдруг рассеялось, тело обняло душной истомой усталости, задрожала
бровь, и на лбу выступил пот.
Цитаты из русской классики со словом «бровь»
— Что такое грешно? — спросил он, нахмурив
брови, и слегка приподнял и повернул к ней голову.
Он вопросительно взглянул ей в лицо: она ничего; только складка над
бровью шевельнулась, а лицо покойно.
Хрипач с удивлением поднял
брови и вопросительно поглядел на Передонова.
Дунечка покраснела; Разумихин сдвинул
брови. Лужин язвительно и высокомерно улыбнулся.
Из зеркала на меня — острый, насмешливый треугольник
бровей, приподнятых вверх, к вискам. Она обернулась что-то сказать мне, но ничего не сказала.
Ассоциации к слову «бровь»
Предложения со словом «бровь»
- – Не хотите участвовать в конкурсе? – удивлённо поднял бровь мужчина.
- – Она удивлённо приподняла брови, отрываясь от телефонной трубки.
- – Вот как? – удивлённо вскинула брови девушка. – С какой стати ты меня разглядывал?
- (все предложения)
Сочетаемость слова «бровь»
Значение слова «бровь»
БРОВЬ, -и, род. мн. -е́й, ж. Дугообразная полоска волос над глазной впадиной. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова БРОВЬ
Афоризмы русских писателей со словом «бровь»
- Вечер черные брови насопил.
Чьи-то кони стоят у двора.
Не вчера ли я молодость пропил?
Разлюбил ли тебя не вчера?
- До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
- Средь народного шума и спеха,
На вокзалах и пристанях,
Смотрит века могучая веха
И бровей начинается взмах.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно